Гаухаршад

Гаухаршад откинула чадру прочь. Турыиш глядел и не мог отвести взгляда от блестевших в ночи глаз, насурьмлённых ресниц и сходящихся бровей, от слегка раскрытых уст девушки.

– И ты откажешь своей госпоже? – медленно протянула она. Руки девушки вскинулись вверх, высвобождая пышные волосы из плена многочисленных заколок и звенящих украшений. – Ты же говорил, что я красива. Разве я не желанна тебе, разве не видишь во мне женщины?

– Не искушайте, моя ханбика, прошу, пощадите. – Голос мужчины дрожал от едва сдерживаемого желания. – Моё падение станет и вашим падением. И если мне не страшно наказание за мои грехи, то ваши проклятья, госпожа, станут для меня горше и жгучей плодов адского дерева.

Но Гаухаршад словно и не слышала его, протянула нетерпеливые пальцы к поясу юзбаши, а другой рукой коснулась шеи мужчины, лаская его обнажённую кожу. Турыиш простонал и, стиснув зубы, опрокинул соблазнительницу в траву. Она испугалась его нежданного порыва, но через мгновение уже загорелась под обжигающими поцелуями, задрожала от неизведанного предчувствия того, чего так боялась и так страстно желала.

– Отец! – Этот громкий крик в ночи внезапно отрезвил их обоих. Турыиш поднялся на ноги, сжимая рукоять сабли, вслушался в темноту. Поднялась вслед за ним и Гаухаршад, принялась приводить в порядок одежды.

– Где вы, отец? – раздалось уже неподалёку. Юзбаши наклонился, торопливо нашарил в траве чадру ханбики.

– Позвольте, моя госпожа. – Турыиш накинул на голову девушки покрывало, скрыл от постороннего взгляда растрепавшиеся косы, опасно блестевшие глаза и губы, предательски хранившие следы его поцелуев.

Он отступил от своей повелительницы на почтительное расстояние и вынул саблю из ножен. Грозно звякнула сталь, и так же грозно он вопросил ночь:

– Кто здесь? Выходи!

– Отец! – Юноша, вынырнувший из темноты, кинулся в объятья юзбаши. – Это я, ваш сын Геворг!

– Геворг! – Турыиш с радостным изумлением разглядывал сияющее лицо сына. Он ощупал его плечи, руки, словно и не верил, что перед ним человек из живой плоти, а не джин, посланный Иблисом, дабы посмеяться над человеком. – Но как ты оказался здесь? Как нашёл меня?

– О отец! Об этом расскажет ваш брат.

– И Хыяли здесь? Поистине эта ночь полна неожиданностей. – Юзбаши вдруг поперхнулся, опомнился, что за радостью встречи совсем забыл о ханбике, безмолвно стоявшей в стороне.

– Простите, госпожа, позвольте представить вам моего сына. Если прикажете, ханбика, Геворг отправится с нами в Казань и будет служить вам так же верно и преданно, как служу я.

Гаухаршад шагнула вперёд, с холодностью взглянула в лицо юноши:

– Ваш сын не похож на вас, юзбаши, но… он красив.

Геворг опустился на колено, склонил голову:

– Благодарю, милостивая госпожа, за благосклонный взор, что вы обратили на меня. Но осмелюсь, как и отец мой, молить о большей милости: позвольте служить вам, светлейшая ханбика!

Гаухаршад хоть и сердилась на юношу, который нарушил таинство их свидания, решила сменить холодность на снисходительность:

– У вашего сына, юзбаши, изысканная речь. Я буду рада, если он станет служить мне. Пусть будет так!

– Благодарю, госпожа. Отныне мы ваши вечные рабы! – Почтительно поклонился Турыиш.

– Встретимся позже, – шепнула она, едва шевеля губами. Гаухаршад улыбнулась, она ожидала восторженного блеска в глазах мужчины, но увидела взгляд полный смятения.

– Всевышний уже спас нас, повелительница, – отвечал он. – Я более не позволю Иблису искушать меня.

Часть II

Глава 1

За окном слышалась неумолчная песнь дрозда. И трели эти, а следом за ними и голос муэдзина, который ворвался в покои вместе с певучим азаном, разбудили Гаухаршад. Девушка потянулась в своей постели, обвела недоумённым взглядом комнату. За многие дни путешествия ей пришлось ночевать в караван-сараях, домах аульных баев, а несколько раз прямо в кибитке. Когда их путь лежал по рекам, ханбика засыпала в походном шатре, раскиданном на большом струге. И она до сих пор помнила, как в разыгравшийся шторм страшно хлопали над головой туго натянутые полотнища. А сейчас её взор скользил по сводчатому потолку, расписанному голубыми и зелёными узорами, по прозрачному муслину, спадающему красивыми складками вокруг её ложа. Она откинула стёганое шёлковое покрывало и опустила ноги на пол. Вездесущая Жиханара мгновенно появилась перед ней, видимо, дожидалась пробуждения своей госпожи неподалёку. Рыхлое, блестевшее от пота лицо няньки и её бесконечные поучения опротивели ханбике, и она уже не могла видеть перед собой старую прислужницу.

Пробудившись окончательно, Гаухаршад вспомнила всё. Вчера вечером она прибыла в Казань и сейчас находилась в дворцовых покоях повелителя. Эти комнаты отныне принадлежали ей как единственной сестре хана Абдул-Латыфа. Здесь она была хозяйкой и ещё вчера, засыпая, поклялась, что поменяет всех слуг, напоминавших ей о ненавистном Крыме. В первую очередь ей не терпелось отправить в отставку Жиханару. Гаухаршад давно уже перестала нуждаться в няньке, а старуха всё пыталась поучать её – высокородную ханбику.

– Час молитвы настал, госпожа, – возвестила Жиханара. Она величественным жестом подозвала невольниц, принёсших чеканный кумган, серебряный тазик и расшитое полотенце.

Гаухаршад выпятила нижнюю губку, приготовилась поперечить няньке, но не осмелилась отказаться от молитвы. Ханбика благополучно достигла цели своего долгого путешествия и не могла не возблагодарить за это Всевышнего. Ритуальное омовение и молитва заняли не более получаса.

Ханская дочь подошла к овальному зеркалу, но плеск воды, раздавшийся сквозь неплотно прикрытые створки дверей, привлёк её внимание. Она толкнула резное дерево и восхищённо ахнула, сразу за её покоями располагался небольшой, но восхитительный садик. Его украшал маленький фонтан, облицованный чёрным мрамором, в прозрачных струях плавали рыбки, лениво шевелили золотыми плавниками и хвостами, напоминавшими роскошное павлинье оперение. Прекрасные лилии раскинули на поверхности воды свои крупные белоснежные лепестки, а в центре фонтана каменный цветок выбрасывал вверх кристальные струи, которые сверкали в робких лучах солнца. Воздух был необычайно свеж и наполнен благоуханием. В этом маленьком садике она насчитала несколько видов роз, лилий, анемонов, жасминов. Как маленький ребёнок, Гаухаршад захлопала в ладоши. «Это будет моим Пристанищем Любви, – тут же решила она. – И ничто не помешает мне! Остались позади нравоучения няньки, осуждающие взгляды крымских ханш! Здесь я сама себе хозяйка!»

Девушка рассмеялась, окинула победным взглядом сгрудившихся в дверях прислужниц. Среди них наверняка есть наушницы матери, те, кто будет докладывать в Крым великой валиде о каждом шаге её дочери. Но она прогонит их всех и попросит у брата новых рабынь. Женская половина дворца пустовала. Молодой хан ещё не был женат, а его наложницы не осмеливались показываться на верхнем этаже гарема, и теперь здесь будет царить она.

– Вам нечем заняться, бездельницы? – строго прикрикнула ханбика. – Разложите мои одежды, в этих сундуках всё пропахло сыростью!

Гаухаршад вернулась назад, в покои, опустилась в широкое кресло. Она сидела, сурово сдвинув брови, хотя душа и пела от восторга, но прислужницам, преданным её матери, своей радости показывать не хотела. Невольницы облачили её в ярко-зелёный кулмэк из тонкого муслина, а поверх надели тёмно-шафрановый казакин, расшитый серебряным шитьём. Жиханара с благоговением открывала ларцы с драгоценностями, предлагала то одно, то другое. Гаухаршад едва поводила насурьмлёнными глазами, казалось, ей было всё равно, какие драгоценности украсят нынче казанскую ханбику. Она всё же выбрала самые дорогие и роскошные серьги, подвески, а ещё украшения для кос и яркий калфак. Гаухаршад порадовалась тому, что строгая чадра осталась для неё в прошлом. В Казанском ханстве женщинам было достаточно покрывала, прикрывавшего нижнюю часть лица. Сестре повелителя приглянулось самое тонкое и прозрачное, почти не скрывавшее её черт. Полюбовавшись на себя в зеркало, госпожа обернулась к прислужницам. Под руководством Жиханары они уже накрывали столик для лёгкого завтрака.