Страница 6 из 12
Увидит ли она бескрайний океан?
Тавра, похоже, почти не спала: под глазами появились круги, уши сникли, а cобранные в слабую косу волосы растрепались и завивались от влажности болотного воздуха. Она избавилась от большинства накидок и одежд, которыми пользовалась на пути к ним, и теперь на ней была лишь расшитая стеклянным бисером туника с вырезом на спине, чтобы серебристые прозрачные крылья были свободны. На бедре в ножнах покоился короткий тонкий меч. Шедший рядом с ней Белланджи был одет в стрелковую амуницию: легкие доспехи из дубленой кожи небри и затвердевшей на солнце апекнотовой коры. За плечами он нес дорожную сумку, а в руках – охотничье копье. В тишине пробуждающегося утра они обменялись кивками и отправились в путь, оставив позади лощину дренченов и Великий Смерт.
Вслед за отцом Найя взобралась на деревья.
Белланджи показал Тавре, как попасть в лабиринт апекнотовых ветвей, чтобы ее путь не оказался столь же изнурительным, как дорога в Сог. Добравшись до полога, они ускорили шаг. Опираясь на копье, Белланджи легко и проворно, несмотря на поклажу, перепрыгивал с одного апекнота на другой, Найе приходилось не терять бдительности и шустро следовать за ним. Ее опьянял обдувающий кожу ветер и будоражила необходимость поспевать за отцом или хотя бы не отставать от него. Сердце в ровном ускоренном темпе билось в ритме песни Заболоченного леса. Так они с раннего утра и до обеда продвигались на север.
Найя кивком прощалась с каждым апекнотом, мимо которого проходила, до сих пор с трудом веря в то, что к концу дня она наконец-то выйдет из Заболоченного леса, который не покидала с момента рождения.
К ее удивлению, Тавра держала темп. Без тяжести накидки и присасывающейся к обуви трясины серебрянка проворностью не уступала болотным летунам. Найя могла только вообразить, насколько легко Тавра перемещалась бы по открытой местности или даже верхом на длинноногом землеходе. Крылья Тавры оставались плотно прижатыми к спине ровно до нужного момента – и затем сразу пор-р-р-р-рх! Они раскрывались, подхватывали потоки воздуха, и она плавно парила до меткого приземления на другую ветку, после чего продолжала пеший путь.
Когда у края Заболоченного леса деревья стали редки, Тавра сделала особо впечатляющий прыжок, устремившись высоко в воздух и пролетев изрядное расстояние без промежуточной посадки. В полог проникал солнечный свет, лучи играли в крыльях серебрянки, подсвечивая их вспышками и искорками. Найя, надувшись от зависти, так увлеклась зрелищем, что едва поспевала двигаться с нужной скоростью, как вдруг земля внезапно задрожала. От звука раскатистого рева апекноты попытались завернуться в себя: молоденькие деревца, те что пониже, успешно скатались в узловатые кулаки, а взрослые деревья, бронированные затвердевшей веками корой, лишь скрипя и кряхтя, вздрогнули. Найя крепко ухватилась за кору, вонзившись в нее ногтями, и задержала дыхание, понимая, что если сорвется с ветки, то ничто не замедлит ее падения.
Когда дрожь утихла, Найя услышала крик. Они дошли до Высокого Перехода – великолепного скопления апекнотов, ограничивающих территорию дренченов от остального Заболоченного леса, за которым открывались травяные угодья. Убедившись в отсутствии угрозы равновесию, Найя спрыгнула и поискала взглядом отца и Тавру. Оказалось, их сбросило вниз, почти до уровня болота… но они оба были в целости.
Но не в безопасности: из мрачных глубин возникло нечто чудовищное.
От оглушительного рева Найя зажала уши руками. С чудовища обваливалась земля и комьями грязи разлеталась в разные стороны. Он был похож на небри: крупный, с бивнями и темными чернильными глазами, расположенными по разные стороны лобастой головы. Вот только это существо оказалось в десять раз больше и чернее ночи. Он грозно поднимался к пологу, широко расставляя ласты, как гигантские толстые крылья. Глаза сверкали фиолетовыми паутинками. Болото вокруг него скукожилось. Даже Найя ощущала исходящую от него энергию. Растерянность. Страх. Злость.
Пока Найя доставала бола, чудовищный небри бросился к ее отцу и Тавре. Они отпрыгнули, и чудовище всей своей массой двинулось напролом через апекноты, ломая их ветви, словно палки. Небри шумно, с громогласным: «БА‑БУ‑У‑У‑УМ», рухнул в болото, а Тавра приземлилась на ближайший корень, держа меч наготове. Белланджи напрягся, принял стойку с упором на пятки и нацелил копье с каменным наконечником на ближайший глаз чудища.
Небри взвыл в попытке вытащить себя из трясины, обнажая бивни, каждый из которых был в два раза больше отца Найи. В полном напряжении Белланджи отслеживал при помощи наконечника копья движения чудовища.
– Что довело тебя до такой ярости, небри? – прокричал он.
– Он собирается напасть! – предупредила его Тавра.
Она посмотрела вверх и резким движением руки велела Найе бежать.
Но Найя сжала в руке веревочную свивку бола. Ноги ее были скованы страхом и ужасом, но не за себя, а за отца. Небри ревел, готовясь к новой атаке, и у Белланджи, при всей его ловкости, не было ни малейшего шанса избежать громадного бивня. Не задумываясь, Найя раскачала противовес своего бола и запустила, попав в сферичный глаз. Обвязанный веревкой камень легко отскочил обратно, но чудовище заметило Найю.
– Нет! – крикнула Тавра. – Так ты еще больше его разозлишь! Лучше уходи оттуда!
– И дать ему убить моего отца? Ни за что!
Найя метнулась вдоль по ветке. Дикий небри отвлекся от Белланджи и нетвердой походкой направился к ней.
– Иди сюда! – закричала Найя. – Смелее, болван-переросток!
– Будь осторожна! – предостерег ее отец, отступая прочь из тени небри.
Со своей высокой выигрышной позиции Найя полагала, что чудище не сможет ее достать. Если бы получилось заманить его подальше от Тавры и отца, они бы все вместе взобрались на безопасный полог и сбежали бы. Найя запустила второй бола, на сей раз он угодил в морду чудовища, и небри пронзительно взвыл. Он поднялся на дыбы, оказавшись выше, чем предполагала Найя, и вперился в нее пустым взором, исходящим из глаз, подернутых паутиной ядовитого фиолетового свечения.
Тавра удивленно спросила дрожащим голосом:
– Что случилось с его глазами?
Заглянув в глубокие глаза небри, Найя ощутила боль. Там была только чернота с фиолетовыми вспышками, будто чудовищу довелось посмотреть на что-то столь яркое и жуткое, что увиденное им выжгло из его мозгов все остальное.
– Найя, уходи оттуда!
Отцовский оклик настиг ее слишком поздно. Небри замахнулся головой на дерево, на котором находилась Найя, и ударил бивнем так, что ствол раскололся и со свистом, будто камень, полетел вниз, вспарывая собой поверхность заболоченного озера. Старое и крепкое дерево лопнуло, издав оглушительный ТРЕСК, и сотни птиц взметнулись в небо. Пока верхушка кренилась, Найя спешно пробиралась среди спутанных веток и зарослей, подыскивая прочные для передвижения места. В конце ветки она уже знала, что не сможет перебраться на другую, но все же прыгнула, потому что другого выбора не было. Листья растопыренной напротив ветви проскочили у нее между пальцев, и она стремительно упала прямиком сквозь тень темного небри.
Найя ударилась о мутную озерную гладь и, обездвиженная от болевого шока, стала погружаться в воду. Как и ее соплеменники, Найя не боялась утонуть. Раскрылись расположенные по бокам шеи жабры, и она сделала глубокий глоток воды. Она опускалась все глубже, пока ее спина не коснулась мягкого грязевого дна. Нич, который прятался в ее косичках, теперь плавал вокруг, выплевывая пузырьки беспокойства. В мутной воде Найя видела тень небри и вспышки света.
Вода заглушала все звуки, кроме рева наполовину подтопленного небри. Ей оставалось лишь надеяться на то, что отец и Тавра смогут выжить.
В пальцах появилось покалывание, и спустя какое-то время, которое показалось ей вечностью, Найя начала ощущать свое тело. Она запустила пальцы в грязь, чтобы упереться и оттолкнуться вверх. И замерла. Пальцы наткнулись на что-то твердое. Она повернулась посмотреть, что там, и разгребла придонный ил и осадок. Под серым и черным обнаружился пульсирующий свет – фиолетовая искра. Найя расчистила место и увидела проходящую сквозь породу кристаллическую жилку – толщиной с нить, но Найя инстинктивно зажмурилась, будто ее глаза знали, что источник, каким бы далеким он ни был, был столь ярким, что мог ослепить.