Родные по крови

Не знаю, что я сделала не так, чем себя выдала, но мама вдруг резко перестала говорить, обернулась и, заметив меня, выронила из рук трубку. Немного помедлив, я всё-таки решилась войти в кухню. Я не понимала, что именно сейчас чувствовала. О чём мама говорила? После чего я её возненавижу? Что она делала двадцать лет за спиной у отца? Что вообще, чёрт побери, происходит?

— По-моему нам пора поговорить. Ты обещала мне этот разговор, мама.

— На, смотрю.

Шахновский кинул на стол чёрную толстую папку, которую Волконский тут же взял в руки. Пролистав пару первых страниц, мужчина присвистнул:

— Да, дела. Серьёзно они за тебя взялись, как я погляжу.

— Серьёзней уже некуда. Копают суки, как кроты каждый день могилу мне роют. Знаешь, что это значит? У меня теперь только два выхода. Либо отдать этим гнидам комбинат, либо на нарах, лет двадцать париться. Мне, что-то не один и этих вариантов не нравится.

— И чего ты от меня хочешь?

Борис напрягся. Он очень давно знал Шахновского. Тот зубами любому глотку перегрызет лишь бы своего не отдать.

— Надо получить подписи. Под всеми подставными бумаги. Причём не липовые, а настоящие подписи. Такие, чтоб не один сучонок не смог обвинить меня во всей этой заварушке.

— Подписи должны быть от доверенного лица, да?

— Естественно. Думаешь, кто-то поверит, что какой-то левый пикал, несколько лет занимался столь крупными махинациями в моей компании, а я этого не просёк? Здесь нужен проверенный человек. Который давно на меня работает и желательно без своего собственного дела. На такого всегда проще просто все грабли свалить.

— Я так понимаю, ты говоришь о каком-то конкретном человеке?

Борис старался не подавать виду, как его беспокоит вся эта ситуация. Он уже понимал, о ком именно говорил Шахновский. И если он не ошибался, тогда придется всё начинать заново. Снова бегать за этой взбалмошной девчонкой, пытаться влюбить её в себя…Чёрт, ведь всё только начинало налаживаться. Шахновский долго не давал о себе знать. Борис уже подумал, что его помощь больше не нужна. Расслабился. Собирался на днях идти мириться к Маше. В том, что его жена…по документам пока бывшая жена его простила, Борис даже не сомневался. Она слишком его любила. Да и он уже привык к этой женщине. Как-никак почти двадцать лет вместе прожили. А теперь вот, похоже, опять придётся менять все планы.

— Ты отлично знаешь, о ком я говорю, и отлично знаешь, что надо делать.

— Почему именно Юля? У него, что нет других близких, с помощью которых на него можно было бы надавить?

— Он практически не общается ни с кем из семьи. Только с матерью. Но она не вариант. Тронем эту бабу, всё семейство Самсоновых на нас с ножами пойдёт. Только войны мне сейчас не хватало.

— Ты думаешь, что за Юлю, никто не будет впрягаться?

— Так ведь мы же не собираемся этой девчонке ничего плохого делать. Она сама, добровольно подпишет все бумаги.

— Каким это образом?

— А вот это уже твои проблемы. Хочешь трахай её так, чтобы девчонка, что-либо соображать перестала, хочешь цветами закидывай, серенады под окнами пой, но она должна поставить свою подпись под каждой этой чёртовой бумажкой. А перед этим она должна хотя бы месяц проработать в твоей конторе.

Нахмурившись, Борис решительно встал с кресла, покачав головой.

— Нет, я на это не пойду. Я совершенно безразличен Юле. Ничего не получится. Поручи это дело кому-нибудь другому.

— Стоять! — Шахновский заорал так, что Борис невольно вздрогнул и опустился обратно в кресло. — Ты, что гнида, забыл, кому всем обязан? На чьи деньги свой бизнес сколотил? Кто твою задницу вечно прикрывал? А теперь, когда у меня проблемы, хочешь хвост поджать. Не выйдет, понял? Ты сделаешь всё, как я сказал. И сделаешь в самые кротчайшие сроки. Как только девчонка подпишет все бумаги, я суну их под нос её братцу, уверен, тот встрянет за свою сестренку!

— А если не встрянет? Если ему наплевать на Юлю? Ты ведь сам говорил, что он ни с кем кроме матери не общается из своей семьи.

— Встрянет, Бунтарь встрянет. И я носом чую, что ему не наплевать на эту девчонку…Их, что-то связывает. Уверен, что эти двое, что-то скрывают. И возможно когда я пойму что именно, твоя помощь мне уже не понадобится. А пока работай. В кротчайшие сроки девчонка как минимум должна быть в твоей постели, как максимум в твоей конторе.

Несколько минут она молчала, неуверенно теребя дрожащими ладонями края кофты. Оперившись спиной о входную дверь, я скрестила руки на груди и ждала, когда мама начнёт хоть что-то говорить. Я не пыталась как-то сгладить ситуацию или вообще свернуть этот разговор. За несколько долгих секунд напрягающего молчания я уже успела столько себе навыдумывать и на фантазировать, что если бы я прямо сейчас не услышала, хоть какие-нибудь мамины объяснения, я бы просто сошла с ума.

— Юля…дочка, может мы, потом поговорим? Я сейчас не могу тебе всего объяснить…

— Нет, мама, мы поговорим сейчас. Когда я улетала на остров, ты обещала, что сразу как только я вернусь, мы поговорим обо всём, что происходит в нашей семье.

Тяжело вздохнув, мама села в кресло рядом с подоконником и отвела от меня взгляд.

— Я совершенно не знаю с чего начать.

— Я тем более не знаю с чего тебе начать. Но, к примеру, ты можешь сначала сообщить мне, с кем сейчас так взволнованно разговаривала.

Как бы я не хотела, усмешка всё равно сорвалась с моих губ. Я сдерживалась, пыталась не нагрубить, мысленно успокаивала себя, как могла, но уже была готова к худшему.

— Я разговаривала с Русланом, — мамин голос заметно дрожал. По её взгляду и еле заметно подрагивающим рукам было видно, что она сильно взволнованна. — Он давний знакомый…твоего папы. Когда-то они работали вместе.

— И что же вы так тщательно скрываете с этим давним знакомым, что ты сейчас вся как на иголках. И в чём именно вы обманывали папу?

Она молчала. Опять на несколько невыносимо долгих секунд повисла раздражающая пауза, которая буквально вывела меня из себя.

— Ну что же ты молчишь? Не хватает смелости признаться? Хорошо, я тебе помогу. Я улетела на остров, так и не узнав одной очень важной для меня вещи. Ты беременна?

Поднявшись с кресла, мама отвернулась к подоконнику и еле слышно произнесла:

— Да.

Я собственного и не ожидала услышать никакого другого ответа, но всё же новость, что у меня будет братик или сестричка стала слегка неожиданной, хотя и, безусловно, приятной. Только вот злость, которую я сейчас испытывала по отношению к маме, она не сняла. Наоборот, даже подогрела.

— Я, конечно, поздравляю тебя, но ты можешь мне объяснить одну вещь, которую я никак не могу понять? Как-то тётя Ксюша сказала мне, что вы с папой больше не стали заводить детей, из-за того, что ты очень тяжело перенесла мои роды. Не знаю почему, но сейчас мне кажется, что это неправда. Скажи, почему вы в действительно больше не захотели детей? И почему папа так отреагировал, когда узнал, что ты беременна? Почему он ушёл из дома и почему он говорил, что тебе нравится…проводить время на стороне? Мама ты ему изменила?

Практически через одну долю секунды я встретилась с абсолютно пустым взглядом, на дне которого всё же играли искорки страха. Я знала ответ уже до того, как мама дрожащим еле слышным голосом его произнесла.

— Это было давно. Больше двадцати лет назад. Тогда мы с твоим папой ещё не были женаты.

— Как это произошло? Мама как ты…

У меня встал ком в горле. Я всё ещё не могла поверить в то, что происходит. Мама…да, она всю жизнь трепала отцу нервы, расколбасила не один десяток его машин, с завидным постоянством закатывала ему истерики, которые он всегда стойко переносил, но я никогда, ни разу в жизни не могла усомниться в искренности её чувств. И вот теперь…измена. Пусть уже и давняя, но…

— Как я могла это сделать? Не знаю. Я молодая тогда была, глупая. Верила во всякую чушь. Я его тогда приревновала….очень сильно приревновала и, наверное, из-за этого совершила самую большую глупость в своей жизни. Клянусь я никогда и не о чём так сильно не жалела. Понимаю, что ты меня сейчас, наверное, ненавидишь….но я уже ничего не могу изменить. Хотела бы, но не могу.