Переплеты в жизни

Эти подарки старикам, живущим в доме, где помещался книжный магазин «Москва», придумал Маринин муж, сама бы она не догадалась.

– Марьюшка, – однажды сказал он озабоченно, – надо бы нам как-нибудь праздник устроить, ну, просто для пенсионеров!.. Ведь есть такие, которые в этом доме пятьдесят лет живут!

Митя всегда был чем-нибудь или кем-нибудь озабочен – стариками, жильцами, дальними знакомыми, которым требовалось сложное лечение, бабусей, живущей на соседнем участке, или собакой Цезарем, которая с утра плохо ела и делала скучное лицо. Неизвестно, как ему это удавалось, но, в конце концов, все получали помощь – деньги находились, лекарство покупалось, бабуся обретала новый забор, а собака Цезарь непременно веселела.

Митя же и придумал, как поздравить… не обижая. Он собрал «заказы» – как когда-то, в советские времена, по которым старики так отчаянно и искренне ностальгировали. Самые настоящие, полновесные, «правильные» заказы! В картонной коробке были аккуратно уложены: твердая палка копченой колбасы, соблазнительная баночка красной икры, полголовы желтого сыра, увесистая пачка чая, плитка шоколада, растворимый кофе, бутылка шампанского, книжка из серии «Жизнь замечательных людей», календарь на следующий год и – в отдельном конвертике! – поздравительная открытка с кремлевскими башнями и звездами, а также купон на скидку в книжном магазине «Москва».

– Вот видишь, – хвастливо сказала Марина помощнице, гордясь мужем, – мы не догадались, а Матвей Евгеньевич догадался! И людям теперь приятно.

По ступенькам они перешли в следующий зал – магазин тянулся вдоль Тверской, смотрел на улицу огромными витринами, которые всегда внимательно и с любовью оформляли, и все залы «поднимались» вместе с улицей.

В зале было не протолкнуться, как на первомайской демонстрации в застойные времена. Странный пронзительный свет заливал книжные полки, и, только подойдя поближе, Марина поняла, что светит мощная лампа на длинной и тонкой черной ножке, которую, оберегая от толпы, придерживает худосочный и патлатый молодой человек, абсолютно телевизионного вида.

Телевизионные молодые люди решительно отличаются по виду от всех остальных молодых людей.

– Здравствуйте.

Парень дернул шеей, оглянулся на Марину и отвернулся, не найдя в ней ничего интересного.

Другой, с камерой на плече, стоял в некотором отдалении, а возле полок металась девушка с микрофоном. Людей, которые из-за давки не понимали, что происходит, теснил третий молодой человек, наступавший на толпу, широко раскинув руки. Покупатели покорно, но не без ропота, отступали. Общую картину под названием «вавилонское столпотворение» довершала небольшая низенькая трибунка, перегородившая примерно треть узкого зала, так что приходилось обходить ее, чтобы попасть к дальним стеллажам. Трибунка была приготовлена для Анатоля Гросса и его встречи с читателями.

Рита протиснулась к мечущейся девушке и взяла ее за руку. Та остановилась и с видимым усилием сфокусировала взгляд на Марине и ее помощнице.

– Марина Николаевна, это Ольга, корреспондент. А это наш директор.

– Здравствуйте, – с разбегу начала девушка, тараща глаза, – нам нужно снять здесь и здесь, и еще там, где книги о Москве, это было бы просто отлично, но народу очень много, и оператору совершенно негде работать, и, наверное, придется проход закрыть, тут и еще вот там, а потом нам нужно будет синхрончик записать, а для этого придется выйти на улицу и встать возле дверей, там отлично и видно надпись «Москва». Вы встанете, я вам задам вопросы, вы ответите, а потом мы поговорим еще у вас в кабинете, а затем…

– Оль, чего еще снимать-то?! Полки я уж снял!..

Девушка, с тем же усилием оторвавшись теперь от Марины Николаевны, махнула рукой в сторону:

– Вот там еще сними! Где новинки! И надпись сними, что это новинки!

– Я туда не протолкнусь!

– Господа, посторонитесь, пожалуйста! Оператору совершенно негде работать!

Марина, начавшая было раздражаться, вдруг развеселилась.

Инструктор, с которым в юности она ходила в походы то на Приполярный Урал, то на Север, любил повторять, что если нет возможности изменить ситуацию, нужно изменить отношение к ней.

Марина это хорошо усвоила.

Ну, они молодые и неопытные, эти самые журналисты. Ну, приехали они совсем уж не вовремя. Ну, им кажется, что при виде камеры директор непременно упадет в обморок от счастья, выгонит людей, переставит стеллажи так, чтоб удобнее было снимать, вывеску перевесит, люстры поменяет местами, и все само собой получится, и материал выйдет «зашибись»!..

Девушка, махавшая руками на покупателей в некотором отдалении, подлетела и уставилась на Марину. Потом на лице у нее отразился ужас, и она стала тащить из кармана вчетверо сложенный листок бумаги.

– А… скажите, пожалуйста, – Ольга вытащила листок, скосила глаза, как в шпаргалку, видимо, ответа не нашла и перевернула на другую сторону, и тут воспрянула духом, – скажите, Галина Николаевна, можно будет на время этот зал закрыть, чтобы мы могли спокойно работать, а потом…

– Нет, – перебила директриса. – Все будет не так. Во-первых, вы должны запомнить, что меня зовут Марина Николаевна. Во-вторых, среди бела дня по непонятным причинам магазин закрыться не может, вы уж извините. Если хотите, мы можем принести стремянку, вы ее поставите на возвышение, и ваш оператор снимет зал сверху. Здесь, – она показала на трибунку, приготовленную для Анатоля Гросса, – как раз свободно. Если у вас получится, можете побеседовать с покупателями, а потом вас проведут в кабинет, и мы спокойно там поговорим. Снимать на улице вряд ли имеет смысл, потому что уже темнеет, а пока вы будете переносить свою аппаратуру, стемнеет окончательно. И снег пошел. Видите?…

Девушка-корреспондентка только моргнула.

– Ну, вот и договорились, – весело заключила Марина, – значит, я вас жду в своем кабинете. Рит, проводишь, ладно?

Муж Митя называл ее «мастером простых решений», и Марина иногда не знала, хорошо это или плохо.

В данном случае совершенно точно – хорошо.

Она стала пробираться обратно, путь через все залы предстоял неблизкий, когда к ней протиснулся охранник.

– Марина Николавна, – озабоченно сказал он, наклоняясь к самому ее уху. – Задержали вора. Ну, того самого! Что делать? Милицию вызывать?…

С утра Марина заехала к маме. Думала, на пять минут, а оказалось, почти на час. Мама капризничала и вздыхала – с одной стороны, ей очень хотелось в санаторий, куда Марина каждый год ее отправляла, а с другой – очень не хотелось собираться.

– Вот как бы так сделать, – говорила мама, усаживая Марину пить чай, – чтобы, с одной стороны, поехать, а с другой, чтобы кто-нибудь за меня собрался бы!

Марина, отлично понимавшая все эти заходы, помалкивала, прихлебывала из кружки. Собирать родительские чемоданы у нее не было ни времени, ни желания, да и чаю не слишком хотелось!.. Митя все повторял, что чай должен быть как поцелуй, «сладок, крепок и горяч», и научил ее заваривать «двойной с прицепом». Это означало, что кружку нужно налить доверху рубиновым, душистым, огненным чаем и положить в него ломтик лимона. Чай на родительской кухне не шел ни в какое сравнение с «двойным с прицепом», и Марина пила исключительно из вежливости.

Отчим в это время громогласно осведомлялся, как это так выходит, что путевка в такое хорошее и дорогое место по нынешним лихим временам стоит всего ничего, даже говорить смешно!..

Марина и тут помалкивала, пожимала плечами, а когда отчим уж очень наседал, говорила, что, должно быть, ездят мало, вот цены и падают.

– Да! – восклицал отчим. – Как же! Падают они!.. В магазинах, выходит дело, растут, а в санатории падают! С чего бы им падать?!

Марина опять пожимала плечами.

Врать она не любила, очень от вранья уставала, и ее отчаянно тянуло на работу – там все было ясно и понятно и нужно было каждую минуту отвечать за всех и ликвидировать какие-нибудь прорывы. Магазин в катастрофическом состоянии, потолки текут – а сверху жилой дом! – проводка того гляди загорится, на складах стены трескаются и полки надо подпирать бревнами, а денег на ремонт как не было, так и нет. Начали было потихонечку, а надо бы не потихонечку, надо бы как следует взяться, можно ведь и опоздать! Упадет стена, придавит кого-нибудь, боже сохрани, вот тогда ищи виноватых! А никто и не виноват, в стране перестройка, ломка, черт знает что!..