Страница 13 из 33
Разговор наш закончился в первом часу ночи. Сталин проводил меня до выхода. Мы распрощались…
«Правда» от 25 ноября 1942 года писала:
«В Народном Комиссариате Обороны
Народный Комиссариат Обороны вошел в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством учредить специальные медали для награждения всех участников обороны Ленинграда, Одессы, Севастополя, Сталинграда…»
В ходатайстве, где упомянуты армии, защищавшие Сталинград, подчеркивается особая роль 62-й армии, отразившей главные удары немцев на Сталинград…
Обращаясь к защитникам Сталинграда, М. И. Калинин говорил:
«За этот срок вы перемололи много вражеских дивизий и техники. Но не только в этом выражаются ваши достижения. Мужество бойцов и умение командиров в отражении врага сделали то, что инициатива противника в значительной мере была парализована на остальных участках фронта. В этом — историческая заслуга защитников Сталинграда».
Город на Волге выстоял и победил, а город на Шпрее в предчувствии возмездия задрожал. В начале февраля 1943 года там уже разливался скорбный, погребальный звон колоколов.
Чем закончилась великая Сталинградская битва — это известно всему миру. Она явилась переломным сражением второй мировой войны. Уничтожено и взято в качестве трофеев огромное количество боевой техники и военного имущества врага. В том числе до двух тысяч танков и самоходок, свыше десяти тысяч орудий и минометов, до двух тысяч боевых и транспортных самолетов и свыше ста семидесяти тысяч автомашин.
Таков итог авантюристического похода гитлеровских войск в район большой излучины Дона и среднего течения Волги.
И. К. Ребров, гвардии майор в отставке, участник окружения гитлеровских войск под Сталинградом
ТАНКИ ЗАМЫКАЮТ КОЛЬЦО
Помнится, 17 ноября 1942 года день был морозный и вьюжный. На дворе мела поземка. Ветер хлестал в лицо мелкими колючими снежинками. Выйдя из госпиталя, я как-то сразу ощутил неприятное угнетающее одиночество и неловкость перед всеми встречными, а особенно перед женщинами. Мне, молодому, крепкому офицеру, неудобно было находиться не при деле в то время, когда в каких-то двадцати километрах стонал в огне невиданной битвы истерзанный Сталинград. Тогда на подобных мне «слоняющихся» в тылу военных граждане частенько посматривали как-то искоса: «Вот, мол, баклуши бьют, а там кровью истекают».
Я не знал, где находится танковый полк, в котором служил до ранения. Да и существует ли теперь он, этот изрядно потрепанный полк? Я был готов пойти на любую должность в любую часть, сражающуюся на передовой. Только бы не влипнуть в тыловой офицерский резерв, расквартированный где-нибудь в тихой деревушке, куда не долетают отзвуки боя.
Конечно, лучше бы попасть в свой полк. Ветераны войны знают, как тяжко расставаться со своей частью, с боевыми товарищами. Это, пожалуй, то же, что покидать давно обжитое место, семью. А ведь с дружной семьей однополчан мне пришлось с боями и без боев отходить почти от самой границы до Волги.
Куда же теперь пошлет меня судьба?.. К вечеру я предстал перед начальником штаба бронетанкового управления Сталинградского фронта. К счастью, мне не дали здесь долго засиживаться. Молодой капитан, вручая мне пакет, сказал, что я направляюсь в распоряжение полковника Аксенчикова.
— А где его найти? — спросил я, несколько озадаченный моим скоропалительным оформлением.
— Спуститесь вниз, к речке Ахтубе, там ждет вездеход, — последовал короткий ответ.
Нас, считая водителя, ехало пятеро. Позади меня, рядом с женщиной-военврачом, сидел худой угрюмый майор с эмблемами артиллериста в петлицах шинели. Свою соседку он называл Анной Федоровной. В углу кузова поместился автоматчик.
Полковника Аксенчикова мне удалось разыскать быстро. Когда я подошел, он беседовал с каким-то военным около поваленного дерева на отлогом берегу Волги. Я еще не знал, куда забросила меня судьба, хотя догадывался, что нахожусь в расположении части, где есть танки, а значит, возможно, есть и знакомые сослуживцы.
Спросив разрешения обратиться, я доложил полковнику о своем прибытии.
— О вас мне «сверху» уже сообщили, — сказал он сухо, словно я так некстати подошел. — Пакет при вас?
— Да.
— Последнее время служили в 13-м танковом корпусе в должности командира батальона?
— Так точно!
— Знаете, куда вас направили и на какую должность?
— Нет, не знаю.
— Это мне нравится, — сказал он не то с осуждением, не то с похвалой. — Вас назначили инженером по ремонту подвижной боевой техники семнадцатой мехбригады. А пока мой заместитель по технической части находится в госпитале, его обязанности будете выполнять вы. Ясно?
— Вполне.
— Предупреждаю, — продолжал холодно Аксенчиков. — Предупреждаю, если во время переправы через Волгу утонет хоть один танк или броневик, вы поплатитесь не только своим званием. — Кто был командиром корпуса? — вдруг неожиданно спросил он.
— Генерал Шуров, после его гибели комкором стал полковник Танасчишин.
— Тебе, можно сказать, повезло, — перешел комбриг неожиданно на «ты», чем сразу показался мне не таким уж черствым. — Тебе снова придется воевать в корпусе Танасчишина. У начальника штаба Воронина был?
— Еще нет.
— Сдай ему пакет и в 23.00 вместе с ним ко мне.
Взяв военного за руку, Аксенчиков направился вдоль берега.
Ночь не позволила мне хорошо рассмотреть моего нового командира. Но своим разговором со мной Аксенчиков произвел на меня не совсем приятное впечатление: высокомерный, пренебрежительный тон в обращении с подчиненным. «Бывает, однако, что при первом знакомстве к человеку появляется необъяснимая неприязнь, а потом с ним завязывается дружба», — рассуждал я, шагая по безмолвному лесу к землянке начальника штаба. Меня удивляло и занимало то, что все здесь молчало, как на необитаемой земле: где же люди, танки, минометы, пушки?
В землянке начальника штаба было так безбожно накурено, что, войдя, я не удержался и чихнул, чем, возможно, и обратил на себя внимание командиров, что-то вычерчивавших за столами.
— A-а, военный инженер! — сказал круглолицый майор, мельком взглянув на меня. — Тебя немного знаю. Появился бы часика на четыре раньше, тоже бы сидел над своей схемой. А теперь сиди и жди. — Хотя вот что: с ходу познакомься со своим хозяйством, — добавил он, передавая через сидевших маленькую бумажку последнего донесения.
Не преувеличивая, скажу, что даже сейчас, спустя три десятка лет, я вспоминаю те минуты у начальника штаба с чувством особой радости. А вызвана она была текстом той маленькой бумажки. Вместо старых марок легких танков я увидел в одной строке незнакомое наименование «Татра 3/4». На мой вопрос Воронин, усмехнувшись, с нотками гордости объяснил:
— Нужно понимать Т-34. Доволен? Вижу, вижу! Теперь, батенька, мы богаты, как никогда. Есть у нас отличные танки, самоходки и еще кое-что…
— А главное, замечательные люди, — дополнил немолодой подполковник, оказавшийся начальником политотдела Смолеевым.
Я был на седьмом небе: наконец-то, мы сможем потягаться с хвалеными немецкими танками Т-3. Раньше мне не удалось видеть тридцатьчетверку, но мы знали, у нас уже есть новый средний танк, показавший замечательные боевые качества. В тяжкие дни отступления мы, танкисты, ждали этот танк.
Только после того, как все разошлись, начальник штаба соизволил смерить меня своими покрасневшими от бессонницы глазами и подать руку.
— У хозяина был?
Я кивнул.
— Давай-ка сходим в танковый полк, который расположен на краю нашей зоны, — предложил Воронин. — Меня там ждут, а тебе все равно, откуда начать знакомство с техникой.
Снег перестал. В лесу все так же стояла тишина. Казалось, одетые в белое вековые дубы притаились в каком-то тревожном ожидании. Где-то далеко, по ту сторону Волги, изредка взлетали ракеты.
— Это на переднем крае, — заметил начальник штаба. — Думаю, тут будет как раз наше направление.