Чужой, плохой, крылатый

— Я не буду, — мягко отказалась Анна.

— Конечно, будете. Когда же ещё, если не сейчас. Кто знает, сколько таких весёлых вечеров осталось у вас до свадьбы. Один? Два? Или ни одного? А там будете беременеть, кормить дитя, опять беременеть. И так всю жизнь, не до глупых маленьких удовольствий.

— Сегодня все словно сговорились говорить мне гадости, — фыркнула она, но бокал всё же взяла.

— Ничто так не помогает от дурного настроения чем лекарство, что вы держите в руке, — легонько подтолкнул он бокал за донышко.

Она глотнула. Сладко. И пузыри слегка пощипывали во рту.

— Его производят в Пелеславии по старинным рецептам более двухсот лет.

— Вкусно, — сделала ещё глоток Анна. — Жаль, что я так плохо знакома с традициями родной страны.

— Вы были слишком малы, чтобы отец успел рассказать вам о напитках, — улыбнулся Бесс. Его зубы так ярко и так красиво блеснули в темноте. И он стоял так близко, что Анна чувствовала, как от него пахнет. Хуже того: ей нравился этот запах. Она даже прикрыла глаза, чтобы его вдохнуть. В этот момент он шагнул к ней ближе, видимо, кого-то пропуская, и она прислонилась к его груди. И услышала, как резко, коротко он вдохнул от этого прикосновения. Как дрогнула его грудь под тонкой рубашкой. Как он замер, словно давая ей время самой решить: остаться здесь, на его груди, как ей почему-то нестерпимо захотелось, или уйти.

И наверно, длилось всё это не дольше секунды, но, когда он коснулся её руки, чтобы поправить бокал, что она чуть не выронила, Анне показалось, что прошла вечность.

Стыдясь поднять на него глаза, она отпрянула и выпила залпом содержимое бокала.

— Вот это правильно, — не глядя бросил он пустой бокал куда-то за спину и протянул руку. — Потанцуете со мной?

— Анна, — раскрасневшийся от быстрого танца и игристого подошёл Ригг в тот момент, когда Анна, соглашаясь, уже вложила свою руку в руку Бесса.

— Увы, сьер Оланд, но этот танец мой, — вывел он её на поляну, что служила им этим вечером бальным залом.

И в остывающем воздухе ранней осени вдруг так протяжно запели скрипки, что захотелось плакать.

— Вам ни к лицу слёзы, — приподнял Бесс за подбородок её лицо, а потом бережно и уверенно положил руку на спину.

— Вы напомнили мне про отца, — вздохнула Анна. — Это всегда меня расстраивает.

— К сожалению, эту боль я не могу излечить, — прошептал он ей на ухо, увлекая в танце, — хоть и невыносимо хочу.

И зачем только она посмотрела на него сейчас? Зачем, заглянула в глаза? Там, в их непроглядной тьме отражались красные огоньки гирлянд, висящих над головами, и там она увидела такую муку, что потребность её облегчить была сейчас важнее всего на свете.

— Бесс, — выдохнула она, и рукой, что лежала на его плече, коснулась его шеи и слегка притянулась, прижала его к себе. — Я могу что-нибудь сделать для вас?

— Вы уже делаете, сьерита Анна, — улыбнулся он. — Танец с самой красивой женщиной на свете — что может быть лучше?

— Бесс, оставьте ваши штучки для коронессы, — покраснела Анна. Ей так понравилось, как он произнёс "женщина", что она воистину почувствовала себя не только взрослой, достойной его, красивой, но и привлекательной, потому и смутилась.

— О, коронессу интересуют совсем другие штучки, но вы так мило смущаетесь, что не могу себе позволить не повторить, — и он произнёс ещё тише, ещё вкрадчивее: — Едва ли за всю жизнь я обнимал талию тоньше, видел глаза прекраснее, изгиб шеи изящнее, а губы желаннее.

Анна улыбнулась, покачала головой, но промолчала. Вот только в душе её словно что-то улеглось, словно она услышала, почувствовала то, о чём с самого его приезда мечтала. Она, без пяти минут жена другого мужчины, оказывается ждала от Бесса именно таких слов. Ни меньше. Но они разволновали её так, что теперь она хотела большего.

— Спасибо. За танец, — присела она в поклоне, когда танец закончился. И он был бы не Бесс, если бы так многозначительно не улыбнулся, словно всё знал и всё понял.

— Ваша невеста, сьер Оланд, — кивнул Бесс, передавая её руку в ладонь Ригга и вежливо отошёл. Анна не видела куда, её постностью поглотил метаморфоз, что вдруг произошёл с Риггом и заставил Анну встревожиться.

— Ригг, отпусти, — пыталась она отнять кисть, что он сжал как рак клешнями, так сильно, словно не понимал, что делает, и потянул за собой. — Ригг, мне больно.

— Ах, тебе больно, — тащил он её за собой куда-то в темноту. — А виснуть у него на шее было не больно? — рывком развернул он Ану к себе у дерева, что росло рядом с домом для прислуги.

— Мы танцевали, Ригг. Это был всего лишь танец. У всех на виду.

— Вот именно. Ты считаешь, что имеешь право позорить меня у всех на виду? — отшвырнул он её руку. Анна испугалась, что он может её ударить, но сейчас казалось, что он скорее расплачется, такие воспалённые, красные были у него глаза.

— Ригг, ты просто много выпил.

— Считаешь, что если ты королевских кровей, а я простой парень, то тебе всё можно?

— Отче всемогущий, да кто сказал тебе такую глупость? — повысила голос Анна.

— Не ори на меня, — отступая назад, качнулся он. — Никогда не смей на меня орать.

— Ригг, прости, я нечаянно, — резко сменила она тон на спокойный, но твёрдый. — Пожалуйста, давай не будем ссориться из-за всяких пустяков.

— Нет, если ты считаешь, что тебе всё можно, то мне тоже, — развернулся он, словно её не слышал.

— Ригг! — крикнула Анна ему вдогонку.

— Он же, — остановился, развернулся Ригго и пренебрежительно сморщился. — Он же дерёт Оранту каждый день, как козу, — показал он неприличный жест, качнувшись бёдрами к согнутым рукам. — Он же всех, — он показал снова. — Хочешь с ним, да?

— Ригг, ты пьян, — ужаснулась Анна и вдруг увидела, что он плачет. — Ригг, — шагнула она к нему, разведя руки. Бог с ним, с этими его некрасивыми словами и грубостью — так хотелось его пожалеть. Обнять, прижать к себе. — Ригг!

— Что Ригг? Что, Святая Анна? — сплюнул он. Развернулся и пошёл.

— Ах, эти мужчины! — Анна вздрогнула на этот голос и обернулась. Опираясь плечом на дерево, с бокалом в руке, там стояла Оранта. — Эти глупые мальчики. Эти высокомерные мужи. Перед одним местом, — неприлично раздвинула она ноги под юбкой и показала, — все они равны. Мотай на ум, девочка.

Она допила, вручила Анне бокал, ткнув в грудь, и пошла, задрав юбку, словно она мешает ей идти.

Всё это походило на какой-то дурной сон. Нелепый, вязкий, но бессвязный.

Бежать за Риггом? И хоть очень хотелось, он её сейчас всё равно не услышит. Да и пошёл, наверно, домой спать.

Вернуться на праздник? Что-то ей и так не веселилось, а теперь и подавно расхотелось.

— Мина? — заметила она стоящую там же, где недавно стояла коронесса, девушку, только с другой стороны от дерева.

— Сьерита Анна, — кивнула та, — пойдёмте домой. Не слушайте вы эти пьяные разговоры. Они пустые, дурные, грубые. — И уговаривала по дороге: — я вам молока тёплого принесу. И ваше рукоделие. Камин разожгу. Да дров подкину побольше, ночи ныне холодные. А попросите, так буду петь.

— У тебя же все песни неприличные, — улыбнулась Анна.

— Не все, — улыбнулась Мина и тихонько затянула: — Хорошо, как рыбка, какать под водой… Хорошо, как кролик, какать лебедой… Хорошо, как кошка, какать втихаря…

— Хорошо коровам какать не за зря, — подпела ей Анна.

— Хорошо, как дятел, какать и стучать, — уже не пропела, а сказала Мина, открывая дверь, и добавила тихо: — Плохо только людям, если нечем срать…

Глава 12. Бесс

И зачем только он отвлёкся на проклятого Марлока. Всё опасался, что тот устроит на празднике какую-нибудь неприятность. Но Марлок был как обычно ровен, скучен и скрипуч, даже Пелеславское толком не пил, беседовал с Чулком, скуллордом Храма Знаний, что всё мучился над загадкой выбитого чердачного окна, приехал проверить очередную свою догадку и внезапно попал на веселье.