Страница 7 из 13
Хоть он и рассказал мне многое, и я отчасти даже был ему за это благодарен, но я прекрасно понимал, что для него это был способ выговориться о тех вещах, которые нельзя абы с кем обсуждать. Человеческая натура такова, что ей хочется поделиться. Зная, что у меня все равно будет стерта память, он и поделился. Нет, он заслуживает того, что получил. Однозначно.
Услышав меня, перстень сменил изображение с несчастным Бережным. Стали появляться урывками части его жизни с того момента, как он заполучил перстень. Я с удивлением смотрел на это, каждый раз все больше удивляясь и поражаясь.
Когда-то Бережной был неплохим врачом. Однажды его пригласили в один богатый дом. Лежащий на кровати старец умирал. Ему было уже невозможно ничем помочь. Оставшись с врачом наедине, старец вручил молодому Бережному перстень со словами, чтобы он его хранил как самое дорогое достояние, а когда посчитает, что готов к большим открытиям и действительно хочет узнать, как устроен наш мир, только тогда его надел, но не раньше. Напоследок старец дал ему совет надеть перстень, когда он будет преисполнен добра и любви, но ни в коем случае, когда зол, или жизнь не складывается. В этом случае перстень его разрушит.
Бережной не только поверил в услышанное, но оказался на удивление исполнительным и долго не решался надеть перстень. Этому обстоятельству способствовала его тяжкая жизнь. Да и на личном фронте после того, как рано овдовел, ему постоянно не повезло. Лишь в преклонном возрасте, когда началась спокойная жизнь, он решился надеть перстень. С этого времени у него наступила новая веха. Как и я, он был переполнен вопросами. Собственно, так он и попал в точно такую же ловушку. Но ловец, когда появились стражи, преподнес Бережному сюрприз. Он предложил его сменить на поприще подсадной утки. Стражи не возражали. Все служат стражам, заключая один и тот же договор — столетие службы в обмен на помощь в прохождении Основного уровня, и Бережной согласился. В этом году, как оказалось, прошло ровно девяносто девять лет службы. Ему оставался лишь год до окончания договора и получения заветного Продвинутого уровня.
Это было еще не все. Бережной оказался совсем не таким, каким я его увидел. Большого рвения в поимке игроков с перстнями он старался не проявлять. Да, он выполнял условия заключенного со стражами соглашения и светился вместе со своим перстнем, но не более. Когда к нему приходили игроки, он вызывал стражей, но сам никого не подталкивал к этому, даже наоборот. Я безмерно был удивлен, узнав, что, когда я подходил к университету, Бережной уже был там. Стоя у окна, он пил кофе, когда заметил меня, идущего к вузу. Безусловно, он сразу понял, кто я, и успел меня сканировать. Так он узнал обо мне, моем уровне и цели моего визита в университет. Он велел своему помощнику-водителю сфотографировать меня украдкой, пока я, ни о чем не подозревая, таился в холле. Ко второй паре он покинул через черный ход университет и, обойдя здание, вошел в парадные двери. Видя мое замешательство, чтобы со мной не столкнуться, он велел мне бежать. Я отчетливо вспомнил тот момент. Мне будто кто-то в ухо произнес — «беги». Тогда я не придал этому значения, посчитав это плодом своего воображения.
Не раз Бережной рассматривал мою фотографию и чертыхался вслух, что я действую слишком неразумно и помогаю людям слишком часто. Он даже переживал за то, что не может меня предупредить быть поосторожнее. В этом случае он нарушал договор со стражами, что было чревато для него неприятностями. Только сейчас, рассматривая его жизнь, я вспомнил, что когда сбегал от Бережного и вырубил его, со стола упала книжка. Среди разлетевшихся листов был мой фотоснимок, который я в тот момент не заметил.
Нечего говорить, что он сразу засек слежку, которую я устроил, прибегнув к помощи детектива. Она даже его потешала. Несколько раз он откровенно глумился над следящими за ним людьми и бессовестным образом их перекодировал. Те становились то буйными, то покладистыми, то вообще безобразно озабоченными, пристающими к прохожим женщинам с гнусными предложениями.
Но то, что я увидел в конце, было немыслимо. Такого о Бережном я даже не мог себе представить, не то, что предположить. Сразу после исцеления мною детей в интернате он прибыл туда ранним утром и, пообщавшись с директором, кучей работниц и откорректированными мною детьми, стер из их памяти все сведения о моем посещении и фотосессии. Собственно, по этой причине охотники не смогли меня разыскать и метались по всему городу как угорелые.
Он полагал, что я так и не решусь к нему заглянуть. В том числе по этой причине Бережной придумал для себя летний отпуск в другой стране. Чем-то я ему приглянулся, и он, как мог, оттягивал нашу встречу, чтобы опять же не нарушить условия договора со стражами. Когда же он узнал, что я еду к нему, то махнул на меня рукой, решив для себя, что чему быть, того не миновать, и на этом похоронил свое расположение ко мне.
Мне даже захотелось после этого ему помочь, но я прекрасно понимал, что не смогу. Причем сейчас абсолютно ничем, как бы ни хотел и не пытался.
Пока я смотрел картинки, время пролетело незаметно. Мы въехали в полузаброшенную или точнее еле живую деревню Лесные Выселки. По широкой и единственной улице, как и прежде, та же старушка выгуливала коз.
— Притормози около вон той бабушки, — велел я таксисту, издали заметив ее.
— Твоя, что ли, бабка?
— Нет.
— Так ты сам-то отсюда?
— Да, отсюда, — коротко ответил я, ибо после его развода меня на бабки даже разговаривать с ним не хотелось.
— Я так и понял, что ты сельский. Вот сколько ни бываете в городе, сколько ни живете в нем, но, как говорится, деревню не сотрешь. Как были деревней, так и остаетесь, — как бы невзначай выронил он.
— Это еще почему? — скорее на автомате спросил я, до конца не пережевав, что он только что выдал.
— Наивные вы какие-то. Это жизнь. Нужно уметь крутиться, вертеться. А у вас все глупости разные «мы же договаривались, не договаривались». Ладно, давай… Мне деньги нужно зарабатывать, а не с тобой трепаться. Все равно не поймешь, у деревни врожденная недалекость…
Молча я вышел из машины с ощущением полного ахера. Обвел вокруг пальца и еще и по носу этим дал, не говоря о том, что обозвал деревенским. Я даже не знал, что ему ответить. Оставалось в лоб дать, но если разобраться, то это было бы даже неправильно, да к тому же привело бы к очередным ухудшениям в моих показателях.
Обмануть со стоимостью проезда он не обманул, лишь воспользовался сложившейся обстановкой для получения максимальной выгоды. Вроде как проявил находчивость в добывании материальных ресурсов. А то, что он высказался по поводу наивности в людях, это можно было отнести к его точке зрения. Его ошибка была в том, что он по своей глупости или лучше сказать недалекости имел опрометчивость вслух выразить свое мнение. Ему наплевать на все и всех, главное в его приоритетах — личная выгода. С другой стороны, все так живут, но в открытую об этом не говорят или даже не задумываются. Не знаю, как раньше, но в настоящем всем давно плевать на нравственные аспекты, когда дело доходит до личных выгод.
Переварил это в себе, и меня стало прямо раздирать хоть как-то до него донести, что он не прав. Возможность не есть обязательный повод для заработка, и человеческое обязательно должно учитываться. Какой бы ни была жизнь, но мы должны оставаться людьми, невзирая на ту игру, в которой мы все крутимся по воле Создателей.
Парень проехал немного вперед и стал разворачиваться. Когда он стал выворачивать и поравнялся со мной, я не выдержал:
— Знаешь, ты не прав. Человек должен оставаться человеком…
— Э, да уткнись ты. Жаба за бабки душит, что ли? Топай к себе в избушку… — вырвалось у него. Не останавливаясь, он поехал в обратный путь.
Это стало последней каплей. Раз слова для него — это пустое, нужны реальные и действенные меры. Мне нельзя ему ничего делать, чтобы не портить свои характеристики, но машина же не живая. Почему бы ее не скорректировать чуток?