Страница 1 из 11
A
Эта книга про попаданца в мир, где две России.
В этом мире творится альтернативная история, щедро перемешанная с историей реальной.
В этой истории происходит боярЪаниме с настоящими боярами.
У этих бояр - прокачка и билды, артефакты и сеты.
А еще там есть восстания и ублюдки, плащи и шпаги, завещанный клан и таинственный Дар.
И все та же вечная битва добра со злом.
И ты играешь за бобра.
Адашев. Северские земли
Долгое вступление
Глава 1. Поздравляю, Жорик, ты бобёр!
Глава 2. "Я родился" (с)
Глава 3. "...тем им милей господа"
Глава 4. "Поворотись-ка, сынку!"
Глава 5. "Эх, яблочко..."
Глава 6. "Дал обет силён..."
Глава 7. "Ходим мы по краю"
Глава 8. "Давно ли песни ты мне пела, над колыбелью наклонясь..."
Глава 9. "С тобою женихов мы не делили..."
Глава 10. «Прощались всем районом, даже плакал кто-то…»
Глава 11. "Вот заклятье мое, и да сбудутся эти слова!"
Глава 12. "Родственный размен"
Глава 13. "Деньги идут к деньгам"
Глава 14. "Секс! Секс! Как это мило!"
Глава 15. «Последний раз сойдемся в схватке рукопашной»
Глава 16. "Счёт на табло"
Глава 17. «Был побег на рывок - наглый, глупый, смешной…»
Глава 18. "Помоги мне..."
Глава 19. «Где звуки ярче, чем неон, успей сказать себе: «Не он!»
Глава 20. "Брат ты мне, или не брат..."
Глава 21. «Детство, детство, ты куда бежишь, детство, детство, ты куда спешишь?»
Глава 22. «Прощай, и если навсегда – то навсегда прощай»
Глава 23. «И каждый пошёл своею дорогой…»
Глава 24. «А все могло бы быть по-другому, вся жизнь могла пойти по-другому…»
Глава 25. «Любил вино до черта, но трезв бывал порой…»
Глава 26. «В своей душе я на любой вопрос найду ответ…»
Глава 27. «Много разбойники пролили крови честных христиан…»
Глава 28. «Жили двенадцать разбойников, жил Кудеяр-атаман…»
Глава 29. "Нам лижут пятки языки костра..."
Глава 30. «Один утверждал: "На пути нашем чисто"»
Глава 31. «Поморгает мне глазами и не скажет ничего»
Глава 32. «Знайте, что тут книжки живут...»
Глава 33. "Гадом будешь? Гадом буду!"
Глава 34. «Епифан казался жадным…»
Глава 35 «От судьбы своей, браток, никуда не денешься»
Глава 36. «Он самый лучший в мире [censor]»
Глава 37. «В каждой женщине должна быть змея»
Глава 38. «Усы, лапы и хвост – вот мои документы»
Короткое заключение
Адашев. Северские земли
Долгое вступление
(неизвестно где, неизвестно когда)
Боярин князя Воротынского Семён Адашев был изрядно пьян.
Это, казалось бы, совершенно незначительное событие тем не менее стало сенсацией – слуги только об этом и чесали языками. И немудрёно – все они, сколько бы не служили, пьяным барина видели впервые. Большинство из них совершенно искренне полагали, что одержимый воинскими искусствами и закалкой тела барин ничего крепче молока не употребляет.
И вдруг на тебе! Набрался. Да ещё в такой момент - когда барыня на сносях и вот-вот разродится.
Да и с кем набрался-то!
С побирушкой! С нищим, со слепым каликой-перехожим, которого и имени то христианского не было – кличка воровская, пустая котомка да полна голова вшей, вот и всё владение убогого.
***
Побирушка пришёл в усадьбу утром, встал на колени у крыльца и трудолюбиво гундел про «хлебца бы, люди добрые, Христом-богом заклинаю и матерью его, богородицей, хлебца бы мне…».
Никто на него особого внимания не обращал – в прошлом году был неурожай и по дорогам нынче много христарадников слонялось. Да и побирушка был не талантливый – на бандуре не играл, песен не пел, былин не читал и даже не матерился яростно. Ничего стоящего внимания, разве что страшные шрамы на лице. Да и сам побирушка просто скучно гундел. И никто его не слушал…
Кроме барина.
Тот как раз возвращался после традиционной утренней разминки с саблей – шёл голым по пояс, смущая дворовых девок чеканностью бронзовых от раннего загара мышц. Мимо побирушки он прошёл, не повернув головы.
И вдруг остановился, как обухом стукнутый.
Барин медленно повернулся, вперился взглядом в нищего и неверящим голосом спросил:
- Голобок? Голобок, это ты? Это же ты – голос твой!
- …хлебца бы… Ась? Кто здесь?
- Голобок!!! – барин схватил вшивого побирушку за лохмотья, и встряхнул как мешок. – Голобок, ты что – не помнишь меня?
- Голос помню. – равнодушно ответил тот. – Чей - не помню. Хлебца бы мне – мабуть, и вспомнил бы. Брюхо у меня подвело, мил человек, два дня не жрамши.
- Эй вы! – бросив побирушку, барин повернулся в сторону наблюдавших за сценкой дворовых, и скомандовал: - Сейчас перекусить гостю, потом в баню его, а после бани – к столу ведите. Стол богатый накрыть. Всё, бегом!
Дворня кинулась врассыпную заполошными курами – когда барин говорил таким тоном, ни медлить, ни задавать вопросы не стоило. А барин наклонился к нищему и тихо сказал:
- Голобок, это я – Молок.
- Молок? – тупое и забитое выражение лица побирушки на миг исчезло, и губы скривились в высокомерной усмешке. – Надо же. Выжил, значит?
И тут побирушка сделал такое, что учини это кто из дворни, уже через миг бы кровью харкал и зубы сплёвывал. Он положил барину на лицо свою грязную ладонь и быстро, но чутко ощупал. После чего сплюнул и сказал:
- А ты заматерел, пацан.
И боярин это стерпел!
***
Вот с этим-то вшиварём барин и пил второй час. Что там происходило за закрытыми дверями – всем было неведомо. Собутыльники говорили негромко, а подслушивать дураков не было – нрав у барина был крут, а чутьё на подгляд да подслух - как у зверя дикого.
Меж тем в комнате ничего необычного не было. Два мужика сидели за уже порядком растерзанным столом и вели размеренную беседу. Даже языки заплетались не сильно, и лишь красные рожи свидетельствовали о том, что мужчины не только едят.
Вот и сейчас хозяин в очередной раз разлил по кубкам, собутыльники молча кивнули друг другу, и, не чокаясь, опрокинули содержимое внутрь.
Слепой, явно изучивший уже, где что на столе стоит, зацепил квашеной капусты, захрумкал и изрёк, наконец, с невесть откуда взявшимся достоинством:
- Хороша капустка у тебя, хозяин. Так, значит, сыскным меня не сдашь?
- Сыскным не сдам, - хозяин жевал расстегай, и оттого говорил невнятно. – А вот в рожу, пожалуй, дам. Как не дать гостю дорогому, если он ещё раз разговор про это заведёт? Не сдам я тебя, Голобок, не сдам! Не так много нас под небом ходит, чтобы ещё прореживать.
- Одиннадцать. – сказал нищий и ухмыльнулся нехорошей, волчьей усмешкой.
- - Чего? – боярин посмотрел на гостя мутноватым взором.
- Одиннадцать, говорю, нас осталось. Тех, кто жив или может быть жив. Если, конечно, твой приятель из мёртвых не воскрес.
- Не воскрес. – мрачно ответил Семён. – Не довезли тогда Василия Семёновича. В дороге богу душу отдал. Давай помянем его, что ли?
И хозяин опять разлил.
- А и помянем, - согласился нищий, цапнув серебряный кубок. – Хоть и пёс был Швих, а стойкий. Помин души заслужил. А что до лекарни его не довезли – неудивительно. Вас обоих тогда на телегу загрузили – ну трупы трупами. Ей богу, в гроб краше людей кладут. Мы и тебя за мёртвого держали.
Выпили, заели.
- В общем, одиннадцатый ты. Волк, Рубец и Крапива всё ещё в Диком Поле и даже воюют ещё, говорят. До чего всё-таки человек живучая скотина – прямо удивляюсь я ему. Черёмный через полгода к татарам в плен угодил, жив или нет – не ведаю, но на всякий случай среди живых числю. Вихор пять лет назад выкуп выслужил, документы себе выправил, сейчас, говорят, в Москве осел, школу сабельного боя держит. Псов драться учит, гнида! Он всегда гниловат был.