Страница 76 из 88
– Ну что? – спросили они в унисон.
– Барон – дедушка Дафны, – сообщил им сэр Эдвард.
Вскрикнув от изумления, барышни Фицхью повернулись к Дафне:
– Но почему ты не рассказала нам этого прежде? Зачем тебе было поступать на службу к герцогу, если ты внучка джентльмена?
– Барон не признавал меня, – объяснила Дафна, всё ещё чувствуя горечь воспоминаний о тех страшных днях в Танжере. – Он сделал это только сейчас.
– Дюранд разрешил Дафне остаться с нами, – сказал дочерям сэр Эдвард, – и предоставил пособие, которое, я уверен, вы обе будете счастливы помочь потратить как можно скорее.
– О да, непременно! – смеясь, воскликнула Элизабет. – Красивые новые платья, шляпки, украшения – всё, что только может понадобиться девушке, за которой ухаживает герцог. Ах, только подумайте! Сначала нас навестил герцог, сейчас барон. Уверена, до конца недели нас посетят ещё по крайней мере один граф и несколько виконтов.
Дафна скорчила гримасу:
– Барон так щедр только потому, что думает, будто я выйду замуж за герцога. Ну что ж, раз моему будущему больше ничего не грозит, полагаю, нужно прямо сегодня потратить немного денег барона. Можно Элизабет и Энн составить мне компанию? – спросила она у леди Фицхью.
– Конечно, моя дорогая, – разрешила та. – Но куда вы пойдете?
– В магазин «Де Чартерес». Я должна отправить герцогу ответ – выразить благодарность за вчерашний подарок.
Энн и Элизабет вскричали от восторга: поехать в цветочный магазин и увидеть собственными глазами, какие цветы выберет Дафна для ответа! Леди Фицхью же лишь удивлённо подняла брови:
– Очень мило и любезно, что вы решили ответить на его послание подобным же образом.
– Думаю, увидев мой ответ, он с вами не согласится, Элинор.
Глава 23
Особняк Энтони на Гросвенор-сквер, самой аристократичной площади Лондона, ничем не напоминал Тремор-холл. Никакой роскоши, внушающей благоговейный ужас. То был дом, где герцог проводил больше всего времени, и посему владение это отражало вкус хозяина в гораздо большей степени, чем любое другое поместье. Каминные полки из бледного травертинового мрамора (1), мягкие, толстые ковры неярких цветов и незамысловатых рисунков – место скорее уютное, чем впечатляющее, как сказал кто-то из гостей. Энтони счёл это комплиментом.
И именно один из этих мягких, толстых ковров неяркого цвета подвергался активному вытаптыванию три дня спустя после визита Энтони к семейству Фицхью. Хозяин вышагивал туда и обратно по своему кабинету, с каждым часом становясь всё нетерпеливее.
Отправляясь к Фицхью, Энтони не сомневался, что Дафна примет предложенную игру. Общение на языке цветов – языке, который когда-то вызвал у неё такой восторг – определенно её заинтригует. К тому же он ещё ни разу не видел, чтобы она уклонялась от вызова. В этом они похожи – им обоим нравятся игры.
На следующий день после визита на Рассел-сквер Энтони занимался своими обычными делами, пребывая в полной уверенности, что к концу дня получит ответ. Но – ни словечка.
Когда к вечеру второго дня этого всё ещё не случилось, он забеспокоился, волнуясь, что на сей раз Дафна не приняла его вызов.
К девяти часам вечера третьего дня и уверенность, и тревога сменились более глубоким и тёмным чувством – чувством неопределённости. Что было для него внове. И не сказать, чтобы ощущение это Энтони особенно понравилось.
И сейчас он расхаживал из конца в конец кабинета, гадая, а не стало ли ответом отсутствие оного.
Энтони стал обдумывать свои дальнейшие шаги. Каким-то образом надо убедить Дафну, что их брак – единственно разумный поступок. Он надеялся, идея игры и его притязания на победу станут достаточным для неё вызовом, но если нет, то придётся придумать что-то другое. Сдаваться он определённо не собирался.
Дверь распахнулась, и Энтони прекратил хождение. В проёме застыл Куимби, его лондонский дворецкий.
– Прибыл Дилан Мур, ваша светлость, – объявил Куимби и шагнул в сторону, дабы гость мог войти в комнату. Композитор принадлежал тому узкому кругу людей, для кого двери дома Энтони всегда были открыты.
– Тремор, ради Бога, составь мне компанию, – сразу начал Мур. – На сегодня с меня достаточно обидчивых див.
– Проблемы с новой оперой? – спросил Энтони рассеянно, ведь мысли его были совсем о другом.
Как же горько он сожалел о тех неосмотрительных словах, сказанных Виоле несколько месяцев назад! Во что бы то ни стало надо убедить Дафну, что сейчас он испытывает к ней совсем иные чувства. Сейчас он видел женщину под дождём. Видел прекрасные глаза цвета лаванды за очками в золотой оправе. Видел круглое прелестное серьёзное лицо; лицо, на котором не отражаются истинные эмоции, но лишь до того момента, пока оно внезапно не озаряется смехом или гневом – пусть гнев этот и направлен обычно на него самого. Он видел Дафну в этом отвратительном фартуке, когда она рассматривала фривольную фреску, а затем посмотрела на него самым сводящим с ума невинным взглядом.
– Проблемы не с оперой, дорогой друг, а с дивой, – поправил его Дилан. – У Елены Триандос великолепное сопрано, но она гречанка, а греческие певицы обладают особым искусством сводить с ума. Когда я вспоминаю, что сам настоял на том, чтобы ей дали главную роль, я...
Голос Дилана растаял где-то вдалеке. Энтони вновь зашагал вдоль камина, грызя ноготь большого пальца и размышляя.
За Дафной нужно ухаживать, и тут, кажется, одних цветов будет недостаточно. У неё не было возможности наслаждаться радостями жизни, и, Господь свидетель, они ей необходимы. Как только мог Уэйд таскать свою единственную дочь по всему Востоку, по пескам, пыли и грязи, лишив её мало-мальски подходящего общества! Дафна заслуживала больше удовольствий, нежели купленные ею несколько кусков ароматного мыла, коробка шоколада и шёлковое розовое платье. Она заслуживала всего, что только есть в жизни, и он мог ей это дать. Боже, да он осыплет её безделушками и приятностями! Если только получит от неё хоть какой-то ответ.