Страница 15 из 19
— Держи, — медбрат вручил ей пластиковый пакет с лекарством, — подними выше.
Перепуганная Светка, все так же прижимая к себе рыдающую Юльку, подняла руку вверх, стараясь поднять пакет как можно выше, словно от этого что-то зависела
Врач с силой разогнул Сережину руку и вколол иглу в вену. Он поставил стойку и, забрал пакет с лекарством у Светки.
— Она жена? — он кивнул на Юльку, — его надо госпитализировать. Срочно. Это эпистатус. Можем и не довезти. Нужно знать какие лекарства он принимает.
Юлька услышав слова врача завыла и, вырвавшись из Светкиных рук, кинулась к Сереже.
— У вас есть носилки? Несите. Я сейчас все принесу. Я знаю, где что лежит.
Пока врач с вызванным на помощь медбратом суетились, укладывая Сережу, у которого наконец прекратились судороги, на носилки, Светка рылась в тумбочке, доставая документы и лекарства. Она однажды была свидетелем, как Юлька ругалась на Сережу. Выговаривая ему, что история болезни. Необходимая как раз для таких случаев, лежит где попало. И велела ему убрать ее на место, в тумбочку в спальне.
Она уже все нашла, и тут ее взгляд зацепился за смятый клочок бумаги, валяющийся рядом с кроватью. Совсем недалеко от упавшего Сережи. Она машинально схватила его и спрятала в карман. Зачем-то.
Скорая уехала, увозя Сережу и рыдающую Юльку. А Светка осталась, одела притихших и плачущих детей. Успокоила их как могла, соврав, что папа с мамой просто поехали в больницу. Как обычно. Но у дяди Паши сломалась машина, поэтому пришлось вызвать скорую.
И только вечером, когда Юлькиных детей забрала вытирающая слезы бабушка, она вспомнила про странный листок бумаги который так и лежал в кармане ее домашней туники.
Глава 20.
Юлька всю ночь провела в больнице, держа Сережу за руку и слушая мерный писк приборов. Это так страшно, когда ты ничего не можешь сделать, ничем не можешь помочь тому, кого любишь. Несколько часов, после приезда в больницу, она провела в коридорчике, где с отчаянием и страхом встречала каждого человека в белом халате, которые входили и выходили из реанимационной палаты с какими-то чемоданчиками и с деловым видом. Она не могла отличить и понять кто это: врачи или медсестры. Они все слились для нее в белое пятно без лица и фигуры.
Только один человек выделился и этого пятна, оказавшись лечащим врачом. Он вышел почти последним, стянул маску с лица и тихим, спокойным голосом, сказал, что у ее мужа в крови обнаружили высокую концентрацию алкоголя, от чего Юлька вскинулась, ведь Сережа не пил, он берег себя, и добавил, что ее муж, кажется, перестал пить противосудорожные таблетки, которые ему прописали. Или пропустил прием в последние пару суток.
И теперь все было плохо. Купировать приступы не получилось и Сереже дали общий наркоз, чтобы подавить нейронную активность. И врач отказывался делать какие-либо прогнозы. С одной стороны снизить дозу противосудорожного препарата не получалось, а значит Сережа так и будет в состоянии управляемого наркоза, но с другой — никаких особых осложнений не случилось. Немного поднялась температура, но не критично, сказал лечащий врач. И посоветовал идти домой отдохнуть, но она отчаянно мотала головой не в силах вымолвить ни слова.
Юльке дали успокоительное и попытались прогнать из реанимации, но она с так умоляюще посмотрела на медсестру, пришедшую выгнать посетительницу, что та махнула рукой. Только велела сидеть тихо и ничего не трогать.
Как будто бы Юльке что-то нужно, кроме Сережи. И она сжимала его руку и ждала. Ждала, что он снова придет в себя, и позовет ее. Как тогда, давным-давно.
Утром пришли Алексей Михайлович и Анна Павловна, Сережины родители. Дети остались с няней. Их Юлька не разрешила приводить сюда. Все равно не пустят.
— Юленька, — Алексей Михайлович, — положил руку ей на плечо, — тебе надо отдохнуть. Сереже бы не понравилось, что ты всю ночь просидела без сна. И дети… ты должна быть с ними.
— Нет. Я не уйду. Я должна быть здесь, с Сережей.
— Тебе надо отдохнуть…
Но Юлька упрямо помотала головой и подвинулась ближе к Сереже, словно ища у него защиту. Как обычно. Она уже не плакала, слезы иссякли и высохли, покрыв сердце сухой коркой.
Вечером к ней отправили психолога. Но Юлька упрямо мотала головой, не желая покинуть мужа. Единственно, психологу удалось добиться, чтобы она поела.
А она даже не могла думать. В голове было пусто, не было ни мыслей, ни чувств, словно она сама лежала рядом с Сережей такая же не живая. И теплота его руки стала якорем, который удерживал сознание Юльки.
Вечером Алексей Михайлович силком вывел ее из палаты и передал Светке с Пашей. Светка настороженно всматривалась в Юлькино лицо, словно желая что-то спросить. Но молчала. Только обнимала ее и гладила по голове, как маленькую девочку.
Дома ее ждала вторая лучшая подруга Васька. Необычно молчаливая и серьезная. Вдвоем со Светкой они накормили, искупали и уложили в постель бесчувственную Юльку. Несмотря на бессонную ночь, спать ей не хотелось, но она закрыла глаза и сделала вид, что спит, лишь бы подруги ушли и оставили ее одну. Больше всего ей хотелось вернуться в больницу к Сереже. Вдруг пока она здесь, там что-то случится. Что-то нехорошее…
— Думаешь, она не знает? — прошептала Васька.
— Уверена, — так же шепотом ответила Светка, — Юлька на такое не способна. Я знаю.
— Я тоже так думаю, но как же все… странно?
— Не то слово… Все очень странно.
Подружки повздыхали и вышли из спальни, оставляя «спящую» Юльку одну. А она лежала, смотрела в потолок и мысленно сжимала руку Сережи, ощущая ее тепло. Она даже не заметила, как заснула. Казалось только прикрыла глаза, а когда открыла, то увидела, что в комнате светло, и даже портьеры не спасают от солнца и звуков дня.
Весь день она снова провела у Сережи. Изменений не было. Ни в лучшую, но и не в худшую сторону. Стабильно тяжелое состояние… слова врача стучали об корку в сердце и почти не доходили до Юльки. А вечером, вечером она почувствовала, как рука Сережи дрогнула в ее руке.
— Сережа? — просипела Юлька. После двух дней молчания голос пропал, — Сережа?
Но не успела она обрадоваться, что все хорошо, что он пришел в себя, как приборы, контролирующие состояние Сережи истерично заверещали. И мгновенно прибежавшие врачи вытолкали ее за дверь, ничего не объясняя. Снова, как вчера, замелькали одинаковые белые фигуры.
И она сидела на полу, прислонившись к холодной стене, у двери в реанимацию, из-за которой не доносилась ни звука. Реанимационная медсестра то и дело бегала туда-сюда, не обращая на нее внимания. А потом суета прекратилась, все вышли, а лечащий врач присел перед ней на корточки.
— Запредельные нагрузки… сердце не выдержало… мы ничего не смогли сделать…
Голос доносился до нее, как сквозь слой ваты. Но Юльке и не нужно было слышать, чтобы каким-то шестым чувством понять, что это конец…. Сережи больше нет.
Глава 21.
Корка на сердце треснула, и Юлька с ужасом ждала, что хлынет кровь, превращая ее жизнь без любимого в кошмар, но нет. Боль была. Сильная. От которой тяжело дышать, от которой сами собой текли слезы… и страх. Невыносимо жгучий страх перед будущим. Как она будет жить без Сережи? Как растить его детей? Она не сможет. У нее ничего не получится. Она не умеет жить без него.
— Юленька, — Алексей Михайлович обнял ее и разрыдался. Горько. Как ребенок. А она не плакала. Не могла. Хотя слезы текли и собираясь на подбородке крупными каплями скатывались вниз.
— Алексей Михайлович, — прижимала его она, не зная, что сказать в утешение. Никакие слова не казались ей достаточно сильными, чтобы перебить даже ее боль. А что уж говорить о человеке, потерявшем единственного сына.
И только тут Юлька вспомнила про детей. И ледяная волна ужаса прокатилась по ее телу с головы до ног. Как же она могла забыть…
— Дети, — прошептала она, — как же дети? Он знают…
— Мы им ничего не сказала пока, — сквозь рыдания ответил свекр, — не смогли. Юленька, что же делать?