Скрипач

— Я был бы рад, если бы это было так. Но я не слепой.

Он сам закрыл дверь моей квартиры, и я услышала его торопливые шаги на лестнице. На душе стало так паршиво, как будто я кого-то близкого предала. Ведь Саватеев прав, он озвучил то, что я и сама чувствовала. С Ником что-то не так, и болезнь к этому отношения не имеет. Черт! Надо было все-таки послушать, что же имел в виду мой бдительный однокурсник! Кто знает, может, Славке удалось бы сформулировать то, что я себе никак не могла объяснить! Ну ничего, я у него как-нибудь потом спрошу.

А музыка не умолкала, словно Ник хотел отыграться на мне за что-то. Она казалась мне пыточным инструментом, наверное, в Средние века инквизиция вполне могла бы так пытать своих жертв. «Получи, чертова еретичка, за свое неверие!» — кажется, это она сказала, скрипка, или я уже начинаю потихоньку сходить с ума и придумываю все эти страшные истории. Сердце пронзила резкая боль, дышать стало трудно, я даже поверила, что умираю, но музыка резко прервалась. Стало легче. Я вдохнула полной грудью и выпила залпом целый стакан холодной воды. Вытерла со лба крупные капли пота и замерла от страха, что все может повториться вновь. Руки тряслись, как у алкоголички. Мелькнула мысль, что надо бежать из дома куда глаза глядят.

И вновь полилась музыка, но на этот раз Ник заиграл другую мелодию. Тихая и спокойная, она возвращала меня в детство, когда я была беспечна и счастлива, а мир вокруг меня напоминал добрую сказку. Но в какой-то момент в музыке появилось напряжение и нервозность. Она понеслась в пестром круговороте прожитых дней, выхватив меня из безмятежного детства и бросив в бурную юность. А потом в ней появилась безысходность и предчувствие скорой смерти. Удивительное дело, за несколько минут передо мной пролетела вся человеческая жизнь, не такая уж длинная, хотя и не настолько короткая, чтобы легко вместиться в тот маленький отрезок времени, пока играла скрипка. И вот я почти увидела умирающего человека, только лица его я разглядеть не могла, но мне показалось, что это я, старая и больная. Я знала, что жить мне осталось совсем мало, всего несколько минут. На какой-то миг мелькнула надежда, и вот ее сменила агония. Я умерла. Кладбище, похороны, серое осеннее небо. Я видела, как гроб на веревках опускают в могилу. Все, финал. Первые комья земли ударили о крышку гроба. Меня больше нет и уже никогда не будет. Печаль, невыносимая, горькая печаль и безысходность.

Когда скрипка замолчала, я обнаружила, что плачу. Да что же такое?! Я больше не хотела слушать его проклятую скрипку. Я ее боялась. Что-то происходило странное в моей жизни, и мне вспомнились слова Галки о том, что на меня напустили порчу. Теперь я бы отнеслась к ее словам с большим вниманием. Как заклинание, я повторяла:

— Все это бред! Я сама виновата, что позволила себе усомниться в своей правоте. Нет никакой мистики, всего лишь гипноз. Он гениальный музыкант, возможно, даже не хуже самого Паганини, но он всего лишь человек.

Скрипка рассмеялась. Она издевательски надо мной хохотала несколько минут, нагоняя страх, от которого я не могла никак избавиться. А потом она принялась читать заклинание. Да, это было то самое заклинание, которое я часто слышала в своих снах. Я прислушалась, пытаясь запомнить слова, но ничего не получилось.

— Напрасно ты это делаешь, — обиженно сказала я, — не пойму, чего ты на меня взъелся. Но все равно я к тебе не приду. Если тебе надо, сам явишься — ничего с тобой не случится, корона не слетит с головы.

И вновь скрипка засмеялась, как будто скрипач услышал мои слова. А потом она запела колыбельную. На ватных ногах я поплелась в спальню. Упала на кровать и почти сразу же отключилась, но не уснула. Со мной стало происходить что-то странное и страшное. Готова поклясться, что я не спала тогда. Я слышала, как бежит по трубам вода, я видела на кухне полосу не погашенного мной света. И в то же время не могла шевельнуть ни ногой, ни рукой. Я ясно услышала, что кто-то подошел к моей кровати, постоял немного и сел рядом. Я слышала, как он часто дышит, как будто после бега, а потом кто-то тихо, но внятно произнес:

— Мария, неужели ты хочешь прогнуть под себя самого дьявола? Осторожнее — он этого не любит. Не играй с огнем. Покорись, и тогда ты поймешь, что в этом нет ничего страшного. Покорись, и ты испытаешь наслаждение, о котором даже не догадывалась.

Жуткое состояние, когда ты лежишь, словно парализованная, и не можешь даже закричать, потому что непонятное оцепенение сковало не только руки и ноги, но и губы. И страх, панический, невыносимый, который полностью завладел моей душой. Хотелось только одного — поскорее проснуться. Но я не была уверена в том, что это сон, и от этого мне становилось еще страшнее.

Я не знала ни одной молитвы. Когда-то бабушка Соня читала мне их, но папа всегда резко пресекал эти, как он называл, «мракобесия». Жаль. В тот момент, когда я лежала на кровати неподвижная, словно связанная, и сходила с ума от ужаса, мне бы помогла любая молитва, даже самая коротенькая.

Я почувствовала, как кто-то принялся стаскивать с меня одеяло, хотела схватить его и удержать, но мои руки по-прежнему отказывались меня слушаться. Как будто они принадлежали кому-то другому.

Чья-то горячая рука скользнула по моей ноге к бедру. «Это не сон, — думала я, холодея от страха, — сон таким не бывает. В доме точно кто-то есть». Не в силах больше терпеть этот кошмар, я мысленно принялась молиться. Слов я не знала, поэтому придумывала свои. Но что-то постоянно сбивало меня, мысли путались, и приходилось все повторять вновь и вновь.

Не знаю, как долго продолжался бы этот кошмар, если бы не телефонный звонок. Видимо, там, наверху, Бог все-таки услышал мои несвязные молитвы. Истеричный звонок разорвал тишину, и сразу же мое странное оцепенение спало. Я открыла глаза и осмотрелась по сторонам. Как и следовало ожидать, в квартире никого, кроме меня, не было. Посмотрев на будильник, я обнаружила, что прошло всего-то минут пять, не больше, а мне-то казалось, что этот кошмар длился целую вечность.

Одиннадцать часов, скрипка за стеной замолчала. Впервые я была благодарна Раисе за ее склочный характер. Здорово она нагнала страха на Ника. Если бы не ее угрозы, он, наверное, продолжал бы свои репетиции до утра. Не знаю, на сколько меня тогда бы хватило.

— Маруська, — из телефонной трубки завопила мне в ухо Галка, — я ее нашла. Это не шарлатанка какая-то. Она самая настоящая.

— Что ты нашла? — не поняла я.

— Бабку нашла, — объяснила подруга. — Настоящая колдунья. Только давай ты не будешь сейчас ерепениться. Завтра я к тебе забегу и все объясню.

— Вот только бабок-колдуний мне для полного счастья не хватало, — привычно возмутилась я и сразу же прикусила язык, потому что это было именно то, что надо.

— Я сказала: ты сейчас ничего не решай, вот завтра приду и поговорим. Я тебе позвонила для того, чтобы ты не вздумала завтра вечером куда-нибудь ушиться.

— Ты же знаешь, что я вечерами всегда дома.

— Да кто тебя знает, — философски заметила Галина, — вчера было так, а завтра все может измениться.

— Как видишь, — спокойно сказала я, — ничего пока не изменилось.

— Ну, тогда жди меня завтра. Я приду к тебе часиков в пять.

Скрипка заиграла вновь. Сердце мое упало в пятки. Я ждала, что вот-вот все начнется по новой.

— Галь, — взмолилась я, — а ты не могла бы сейчас прийти ко мне, а?

— Не, у меня сапоги мокрые, на батарее сушатся. Мне сейчас только гриппа не хватает, — возмутилась Галина. — Ничего, до завтра как-нибудь потерпишь.

— Хорошо, — покорно согласилась я, — потерплю.

Когда трубка легла на рычаг, я прислушалась к себе.

Кровь шумела в ушах, ныл затылок, но ни спать, ни плясать не хотелось. Даже желания срочно навестить своего соседа у меня не появилось. Но как же болела голова! «Баба Рая, — мысленно обратилась я к старухе, — что же ты молчишь? Где твоя бдительность? Раиса Петровна, пресеките это безобразие, уже начало двенадцатого. Пусть он замолчит».