Страница 4 из 16
- Может вернемся, и поглядим? - Внезапно остановившись предложил Лютер. - Раз корабль пока не начал маневрирования, то фигуры еще должны быть на месте.
- У нас нет времени! - Решительно отмахнул рукой Алоф. - Кроме того, ты должен безукоризненно доверять моему слову. Ты же не оскорбишь брата недоверием?
- Разве только так, - продолжая веселиться Лютер вновь зашагал к ангару, - Не будем ставить под сомнение слово боевого брата.
- В твоих словах благодать, брат! - поддакнул на ходу Алоф.
- А может ты поклянешься? - Поинтересовался Лютер. - Что не трогал фигуры. Именем императора.
- Э-ээ... Не будем трогать Императора всуе, - откашлялся Алоф. - У него и так бесчисленное число дел, и мириады душ на попечении.
- Аминь, - согласился Лютер. - Но. Ты совсем не умеешь проигрывать, брат. - Похохатывая на ходу прогудел десантник.
- А разве это плохое качество для Адептус Астартес? - Хитро прищурив глаз поинтересовался Алоф.
- Видит Император, нет. - Согласился Лютер. - Поэтому я не хотел бы видеть никого кроме тебя, за моей спиной.
***
Громада дворца, возвышалась на востоке, огромная, тонущая в клубах тумана. Будто раковая опухоль. Губернаторская резиденция, в которой должны были находится люди, претворяющие волю Императора на планете, ныне превратилась в рассадник порчи! И теперь еретики отсиживались за крепкими стенами, надеясь избежать возмездия империума.
Не бывать тому!
Комиссар Витор Бернарду поднял магнокуляр с левой разбитой трубой, сунул его в амбразуру укрытия из мешков с песком, и через один окулос осмотрел почерневшие дворцовые стены. Треснувшие, лишившиеся многих зубцов, но все еще могучие бастионы, за которыми изредка мелькали смутные силуэты еретиков в форме придворного полка губернатора. Наверно не так представлял свое новое правление губернатор Генеди, когда отдавал свою душу в обмен на лукавый шепот демонов хаоса? Не предполагал мерзавец, что будет сидеть обложенный со всех сторон, как пещерный ящер в норе. Или, может быть... Может быть губернатор вовсе не испытывал страха сидя за своими стенами в богатом дворце? Может быть он получил от скверны хаоса такие дары, что его не тяготило заточение в резиденции? В такой огромном огромном жилье, куда были сосредоточены богатства всей планеты, заточение могло быть очень комфортным... Запасов провианта там складировано на годы...
Не смеется ли мятежный губернатор, глядя в окно на утопающие в грязи позиции верных сынов Императора? Не потешается ли, глядя на годами сидящих в траншеях и развалинах города гвардейцев, что обложили его неприступный дом? Чтож, - это не важно. Как бы не ощущал себя губернатор, его прозрение будет неминуемым. Губернатор особенно остро осознает свою ошибку, когда имперские силы взломают оборону, и верные сыны со знаком аквиллы ворвутся в тронный зал. Комиссар Бернарду питал надежду казнить губернатора лично, - Если император явит ему такую милость. Это не будет быстро, нет. Сперва комиссар отрубит губернатору Генеди пальцы, потом, наверное, мужское достоинство... цепной меч комиссара лишился многих зубцов на полотне, затупился, и режет уже не так быстро, как в прежние времена.
Тем лучше, для данного случая.
Сил. Вот чего не хватало комиссару Бернарду. Сил для решительного штурма. 280й патосианский полк оказался одним из немногих, в котором врагу не удалось посеять семян скверны. Как со смирением думал комиссар, возможно, в этом была и толика его заслуги... Именно его полк во время мятежа, оказал отчаянное сопротивление силам СПО, вытеснил их из столицы, и обложил резиденцию павшего губернатора. Почти всех врагов и жителей города забрала чума. Чума неверия. Патосианские солдаты сжигали тела жителей целыми штабелями. Некоторые, которых бросали в огонь, еще шевелились в своей жалкой и ужасной пародии на жизнь. Даже когда горели... Теперь город был пуст. Единственное место, где сохранялась жизнь - это кольцо траншей, блиндажей и развалины, в которых сидели верные патосинаские солдаты, блокирующие резиденцию. И сама резиденция, где скрывался виновник всего этого ужаса.
Солдатам комиссара Бернарду просто не хватило сил... Сперва им пришлось зачищать город. А потом сил для решительного штурма уже не было. Все воздушные транспорты, которые пытались покинуть дворец, патосианцы сбили, но и сами потеряли свои воздушные силы от огня дворцовых бастионов. Полковые полевые и осадные орудия пытались пробить стены резиденции, но их накрывал ответный огонь крепостных пушек. Чем меньше становилось орудий с той и с другой стороны, тем ожесточеннее шла артиллерийская дуэль, и в конце-концов артиллерии не осталось. Что не взорвал противник, то просто сломалось от тягот военного времени. Гидравлические откатники орудий сдали, стволы расстреляли свой ресурс, кончились снаряды... Железная броня не выдержала тягот войны. Все что оставалось у 280го патосианского - это люди. Они были крепче железа.
Если бы комиссар приказал, его верные патосианцы тотчас ринулись бы на штурм крепостных стен, заполняя крепостные рвы своими телами, и поднимаясь вверх по горам собственных трупов. Но Бернарду прекрасно понимал, что его верных солдат просто выкосил бы огонь губернаторской охраны, и на стены не взобрался бы никто. Комиссар не был безумцем. Не собирался тратить вверенный ему Империумом ресурс, безо всякой пользы. Штурм дворцовой крепости превратился в изнурительную осаду. Патосианцы укрепили траншеи и зарылись в землю. Вот уже несколько лет шла позиционная война без победителя. Изнурительное ожидание, под дождем, снегом, палящим солнцем. И яростные кровавые перестрелки - как правило ночные - когда противник пытался вырваться из дворца и деблокировать резиденцию. Державшие блокаду патосианцы терпели страшные лишения. Но однажды расклад сил должен был изменится. Все переменится, когда к планете прилетят имперские корабли. Бернарду и его люди непреклонно верили в это. Тех кто сомневался, Бернарду давно расстрелял.
- Проклятый туман... - Бернарду оторвал покалеченный магнокуляр от глаз. - Все будто тонет в молоке.
Комиссар на мгновение застыл. Молоко было словом, которое вызвало воспоминание из прежней жизни. До мятежа. Молоко, амасек, чистая одежда, полк на плацу в парадной одежде с развивающимися знаменами, солнце, птицы, мамы с детьми гуляющие на улицах города... Все это было воспоминаниями из какой-то другой жизни. Такой далекой, что легко было поверить, будто это сон. Бернарду тряхнул головой и собрался.
- Не предпринял бы противник под прикрытием тумана вылазки... - недоверчиво щуря глаза, процедил Бернарду.
- Не посмеют, - отозвался стоящий справа от комиссара сержант Гусман, водя стволом своего лазгана в соседней амбразуре. - Уже, почитай, год как они не кажут носа из своей норы, комиссар. Мы отбили у них охоту выбираться наружу.
- Беспечность первый враг солдата! - Отдернул бойца Бернарду, привычно сыпля общими фразами, затверженными еще в школе. - Лучше переоценить противника, чем недооценить его. Даже крыса загнанная в угол способна бросится на человека. Не расслабляйтесь сержант!
- Извините комиссар! - Бернарду отскочил от амбразуры, и стал по стойке смирно.
Бернарду критически осмотрел Гусмана. Сержант был испытанным солдатом. Других у Бернарду просто не осталось, - пистолет комиссара тому свидетель. К тому же Гусман был почти не поранен. Всего-то нет двух пальцев на руке, да отстреляно левое ухо. После нескольких лет боев такое малое количество ранений было редкостью в полку. В связи с чрезвычайным положением и отсутствием подкреплений, комиссар уже давно отменил увольнение по выслуге и инвалидности. Даже безногие и безруки продолжали сражаться. Определенно Гусман был ценный кадр.