Страница 12 из 46
И тут на меня накатывает тоска.
Мой сосед.
Велико желание влепить самой себе затрещину. Мой вчерашний побег нельзя назвать образцовой вечеринкой с прощанием. Проще говоря, я даже не удосужилась помахать на прощание ручкой. Люкос, кажется, не сильно расстроился по поводу моего стремительного ухода по-английски — с учетом того, как усердно он сегодня вжимал меня в себя.
А вот Эни…
Скорее всего, он просто не пустит меня обратно. Выделил, понимаете ли, приезжей матрешке жилплощадь, хоромы отгрохал посреди своего любимого цветника, а она возьми да и кинь в рожу всю доброту.
Ага, я про себя. Согласна, некрасиво поступила. Но я-то надеялась, что своим побегом всех разом разгружу. А оказалось, что насолила еще больше.
Видимо, все-таки придется бомжевать. Вместе с псинкой и бродящей мебелью. Или есть вариант броситься Эни в ножки и обчмокать его пятки.
О, прекрасный соседушка, пусти попить, а то так есть хочется, что переночевать негде.
От угнетающих мыслей тяжко вздыхаю. И тут же получаю чужими бровями по макушке.
‒ Ай-ай, мрачняк вокруг распространяешь, ‒ ворчит профессор Ярый, подтаскивая поближе новый бочонок. — Поди прочь, кудряха.
‒ А что, знакомиться ближе уже не будем? — иронизирую я, уворачиваясь от нового замаха бровями. — Вы же обещали.
Вместо ответа профессор Ярый утыкается носом в чарку и что-то пробулькивает.
‒ О-ля-ля, какие выражения, профессор. У цензуры нервы не железные, а вы ее так кроете.
Плюшка взглядом вырезает из меня фигурки и поджаривает на адском костре, а затем молча зыркает на дверь.
По-моему, инструктаж на сегодня завершен.
Сползаю со скамейки, салютую Николе и пячусь к выходу. Это даже к лучшему. Будет время поразмышлять наедине с собой.
Выхожу на пустынную улицу и, пряча лицо от солнца, складываю пальцы «козырьком». И где все жители? Я все еще стремлюсь к уединенному размышлению, но любопытство все равно берет верх.
Солнце нещадно печет, поэтому выбираю темный проулок и останавливаюсь под цветастым навесом.
— Зараза, зараза, прием.
Повторяю еще несколько раз и от усердия даже тыкаюсь носом в ладонь, но паразитическая родинка никак себя не проявляет.
‒ Дуля! Мы в мировом тылу по самые уши. Срочно выползай из окопов.
Чувствую легкую щекотку в районе локтя левой руки. Отгибаю край рукава и терпеливо жду, пока смайлик выберется на открытое пространство. Наконец клякса медленно выныривает на моем запястье. Видок у Дули неважнецкий. Прорисованный язык, выпавший из прочерченного рта, змеится по моим пальцам, а рисованные глазки утомленно пялятся куда-то ввысь.
‒ Я категорически против терпеть подобную размазню на моей коже. ‒ Стучу пальцем по Дуле, успешно притворяющемуся мертвеньким. ‒ Оживай, зомби-клякса. Буду тебя повторно умертвлять.
‒ За что, красотуля? ‒ изумляется Дуля, теряя все наработанные уровни дохлости.
‒ Ты меня сдал. На раз-два-три сдал. И что теперь? Я тут застряла! Да и еще и с альфачами придется силушкой богатырской мериться. Как думаешь, я зла на тебя?
‒ Нет, красотуля? ‒ с нежной наивностью предполагает Дуля, лупоглазо всматриваясь в мое сердитое лицо.
‒ Конечно, нет, ‒ вымученно улыбаюсь. ‒ Сейчас как возьму ацетон и тебе пи…
Мое запястье обхватывают чьи-то длинные пальчики с ухоженными ноготками. И над ухом восхищенно звякает голосок:
‒ Ты тоже альфа из академии истинных?
Глава 15. Грезы и постоянная
Мое лицо наполовину погружается в рыжую пушистость чужой шевелюры. Некто, по-прежнему удерживая меня за руку, наклоняется над моим запястьем и упирается мне в грудь макушкой.
‒ Удивительно, ‒ звякает голосочек. Теплое прикосновение оглаживает мою кожу. — Настоящая метка академии.
Вконец очухиваюсь и бодро отпрыгиваю от бесцеремонного субъекта. «Субъект» немедленно идет на сближение и вновь оказывается в пределах моего личного пространства. Замираем в позе «глаза в глаза, ноздря в ноздрю».
‒ Без фанатизма, ‒ сдержанно прошу я. — У меня склонность к спонтанным рывкам. Бумкаю лбом, локтями и по настроению пятками.
Изучаю чрезмерно навязчивый элемент внимательнее и внезапно осознаю, что передо мной девушка. Сероглазая худенькая чаровница с невероятно крутой копной длинных рыжих волос. Одета она в темное облегающее слоистое одеяние, усыпанное мелкими серебристыми цепочками. Смуглая кожа упругого живота обнажена, и тонкие блестящие цепи соединяют верхнюю часть одеяния со слоистыми шароварами. На девушке немыслимое количество украшений с зелеными камнями: серьги в ушах, браслеты на руках и ногах, массивное ожерелье на шее, в пышной прическе приютилась заколка в виде колибри.
Девушка.
По-моему, я даже в позу встаю, как пес, учуявший белку.
На деле же просто пялюсь на нее во все глаза, как на ларек с мороженым посреди Гоби.
Может, я вылезла и не из глубокой тундры и не в первый раз вижу девушку, но девушку ЗДЕСЬ, в мире альф и боевых единорожков, — да, нахожу впервые.
Эни не считается. Эни — отдельная уникальная и неповторимая красотка-уникум, которому мне еще предстоит найти достойного мужика. Именно, эта мысль у меня уже перешла в разряд навязчивых идей. Не хочу, чтобы такого мимишного и хорошенького мальчика захапал какой-нибудь отвратительный тип, который не будет о нем заботиться как о настоящем сокровище.
Девушка одаривает меня милой улыбкой и вцепляется взглядом в мое запястье. Я тоже смотрю туда и обнаруживаю, что Его Хитророжиковая Смайлость, мордуленция чертежная, родинка-приживальщик, утратил сходство со смайликом и теперь мирно устроился на коже моего запястья в виде стандартной метки, какую носят студенты «Акрукса» ‒ глаз в плетении ветвей.
Вот плутовская клякса. Врубил режим слияния с местностью.
‒ Добрый день. — Всматриваюсь в лицо девушки и с не меньшим подозрением оглядываю ее тело. А это точно существо женского пола? А то я однажды уже облапала потенциальную лучшую подружку. А потом оказалось, что у нее меньше впуклостей, чем требуется, а выпуклость вообще одна — зато какая!
‒ Здравствуй, ‒ поднимая на меня взгляд, щебечет чаровница.
Цап! Ловкие девичьи ручки хлопают меня по бедрам, удерживают на месте в таком положении, а потом быстренько шуршат вверх, разок мимоходом поднырнув под куртку.
‒ Эй! — запоздало возмущаюсь я, когда чужие конечности уже прекращают исследование моего тела.
Пока не перешли на новый этап отношений, надо бы сообщить незнакомке, что моя персона не по этой части. Я не такая, я жду автобус.
Рыженькая девушка пытливо смотрит на свои ладони, затем с еще большим любопытством — на меня.
‒ Девушка! — с восторгом сообщает она.
Похоже, девчонки тут — явление редкое. Вон как радуется пушистая.
‒ Бываю, ‒ осторожно подтверждаю ее догадку. — Но иногда в темное время суток в особо темных проулках я — матерящийся сальный мужик по кличке Грязный Гарри. По утрам — проклинающий жизнь брутальный еж. А вообще я — криминальный авторитет района — не вашего района пока, ‒ с кликухой Сява Лютик.
Большущие глаза рыжей девушки округляются. Похожую форму принимает и ее рот в обрамлении нежно-розовых губ.
‒ А я Пи. — Она хлопает себя по ключицам.
Озадаченно моргаю.
‒ Пи?
‒ Пи, ‒ подтверждает она.
‒ Совсем Пи?
‒ Совсем!
Цензура нынче сурова и беспощадна. Вот глядите, девочки стоят, общаются, на вид цветочки, бантики, куколки, а матюгаются через каждое первое слово, точно руковод колонии и зам руковода колонии.
‒ А разве девушка может быть альфой? — Пи танцующей походкой курсирует вокруг меня, будто лодочка, зацепившаяся за буек.
‒ Девушка — нет. Я могу.
В общем, да, понтуюсь. Репутацию строить надо с малого. Мне же в рейтинге альфачей до Олимпа взлететь надо.
Девушка с именем математической постоянной снова округляет рот. Теперь она кажется еще более восторженной, чем была до сих пор.
‒ Истинные альфы к нам часто захаживают.