Страница 9 из 41
Декабрь. Год назад.
Я всегда нахожу выход из любой ситуации, даже если та кажется безвыходной. И это не пустой треп или попытка нахвалить себя. Это констатация факта. И каждый, кто хоть раз имел со мной дело – может это подтвердить и привести целую кипу доказательств моих слов и моего профессионализма. Но сейчас я смотрю на злющего блондина, такого некрасивого в своей обиде, что хочется огреть его чем потяжелее, чтобы перестал быть капризной девицей, и совершенно точно понимаю, что зашла в тупик. Ни одной мало—мальски стоящей идеи, кем заменить эту скандальную парочку. Не радует даже возвращенный аванс. Что такое деньги по сравнению с пошатнувшейся репутацией? Вот именно, всего лишь бесполезные бумажки. А толстосумы сегодняшнего вечера ждут самую красивую пару в мире танца, потому что привыкли получать то, что хотят. Сегодня они хотят этих бестолковых творческих личностей, которые умудрились разругаться вдрызг из—за банальной ревности. Детский сад нервно курит в сторонке, потому что это даже не детская шалость, это глупость чистой воды. И непрофессионализм, который загнал меня в угол. Хоть самой иди танцуй, но кому я там нужна. Этим акулам бизнеса знаменитостей подавай, а не оценщика, пусть и с красивой внешностью. Да еще и одну, но, похоже, выхода у меня нет.
— О чем задумалась, детка? — перевожу взгляд на двери, куда только что смылся жалкий балерун, и сталкиваюсь с внимательным взглядом Карабаса.
— Подыскиваю что—нибудь подходящее, чем бы тебя стукнуть, — возвращаю ему его усмешку.
— Нашла? — спрашивает, когда я кручу в пальцах пульт от кондиционера.
— Ага, — и поддавшись странному порыву и нарастающей злости, метаю в него пульт. Он перехватывает его налету и смотрит с удивлением, как будто не верит, что я это сделала.
А я не свожу глаз с него, такого красивого, несмотря на то, что половина лица прячется под полумаской, и самоуверенного. И врезать хочется уже себе за глупость и за то, что стою в полушаге от него в маленькой комнатке и вдыхаю его терпкий аромат, который будоражит кровь и подгибает колени.
— Все так плохо, да, детка? — шепчет, отшвырнув пульт и зарыв пальцы в мои локоны. Его теплое дыхание щекочет щеку, и я млею от его прикосновения. Странно и глупо? О да. Но мне плевать. Я просто наслаждаюсь моментом перед публичным позором.
— Мне не привыкать, — вздыхаю, потершись затылком о раскрытую ладонь Карабаса.
— И слишком гордая, чтобы просить о помощи, — бормочет он, касаясь губами мочки уха. Вздрагиваю, ощущая, как под кожей проносится электрический разряд, обжигающим клубком скручивающийся в солнечном сплетении. — У тебя не проколоты уши?
Вопрос застает врасплох, и я приоткрываю губы в немом удивлении и тут же ощущаю на них поцелуй. Требовательный, жесткий, но вместе с тем упоительно нежный, разбивающий тугой клубок на десятки чертовых бабочек, щекочущих желанием между бедер.
И я раскрываюсь ему навстречу, сплетая наши языки в чувственном танце. Прижимаюсь к его поджарому телу, ощущая его возбуждение даже сквозь ткань брюк. А его голодный взгляд кружит голову и толкает на самые безрассудные поступки. Например, вытянуть его рубашку из брюк и скользнуть ладошками под тонкую ткань, застонав от прикосновения к горячей коже. Или укусить за губу, а потом слизать кровь, закатывая глаза от дикого удовольствия, когда сильные пальцы забираются под платье и сжимают пульсирующую плоть. Выгибаться навстречу, когда он скручивает в кулак мои трусики и одним движением срывает их с меня.
Вскрикиваю от короткой боли, когда ткань впивается в кожу, и царапаю его живот, когда пальцы касаются там, где сейчас нужны больше всего. Там, где сейчас горячо и мокро. И он наслаждается этим, выдыхая в самые губы:
— Какая же ты горячая, детка.
Раздвигает набухшие складочки, ребром ладони растирая между ними и не позволяя закрыть глаза от удовольствия.
— Даже не думай, — приказывает, не оставляя никаких шансов не подчиниться. — Я хочу, чтобы ты смотрела, детка. Смотри, как я ласкаю тебя.
Он снимает с меня платье, и я вижу, как его пальцы кружат между моих бедер, едва задевая клитор. Дразнят, заставляя меня едва ли не насаживаться на них. Только чтобы получить их внутрь. Но он легко ускользает, чтобы спустя удар сердца снова дразнить и распалять меня, срывая стоны и проклятья его неторопливости.
И слышу в ответ его смех. Цепляюсь за него пальцами, слыша, как хрустит ткань под моими пальцами.
— Пожалуйста, — шепчу, теряясь в собственных ощущениях, потому что не могу больше терпеть. Потому что никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Никогда. Ни разу в своей жизни я так остро не хотела ощутить в себе мужчину, как сейчас и именно его.
— Что, детка? — хрипит, языком прочерчивая путь вдоль пульсирующей жилки на шее. — Я тебя не слышу, — прикусывает кожу над ключицей, и огненная лава обжигает меня от кончиков пальцев на ногах до макушки, растекается влагой по мужским пальцам на моей плоти, горячими толчками пульсирует под его губами. Кожей я ощущаю, как он улыбается, с легкостью ловя каждую мою реакцию на него. — Так что ты говорила, детка? — стягивает лифчик, обнажая налитую от возбуждения грудь с торчащими сосочками. — Ох, девочка…Ты меня убиваешь, — и накрывает ртом грудь, жадно втягивая сосок. И это сносит крышу, судорогой удовольствия сводит ноги. Пальцы впиваются в его волосы, прижимая к груди, не желая, чтобы он прекращал, потому что мне кажется, я умру, если он остановится.