Страница 29 из 41
— Похоже, приличия современным девушкам уже незнакомы. У всех на виду, как последние…
Она не договаривает, эта холеная женщина с раздутым самомнением. Женщина, которая всего несколько часов назад стояла в дверях нашей спальни, наблюдая, как мы занимаемся сексом. Но мне и не нужны слова, чтобы понять, кем она окрестила меня. Знала бы она, кто мой отец, вряд ли бы бросалась такими словами. А может даже и сосватала бы, раз уж настолько алчная, что решила охомутать папочку блондинки.
— Вас что-то смущает? — я резко разворачиваюсь на пятках, похрустев снегом. Егор перехватывает меня за талию. И я невольно делаю шаг назад, оказываясь в его руках, чувствуя даже сквозь одежду, как сильно и размеренно бьется его сердце.
Мачеха Егора дергает плечом, но не сводит с нас глаз, цепким взглядом пройдясь по моим раскрасневшимся от мороза и желания щекам, по чуть припухшим от ночных поцелуев губам, задержавшись на руках Егора на моем животе, и снова мне в глаза. Тяжелый холодный взгляд, который я мастерски выдерживаю. И не такие встречались.
— Меня смущает, что рядом с моим сыном ошивается какая-то…
— Шлюха? — подсказываю я.
Мадам Плахотская поджимает губы, молча соглашаясь с моей подсказкой. А я чувствую, как напрягаются руки на моем животе, как каменеет весь мой мужчина. Кладу ладони поверх его, аккуратно поглаживая. На мгновение зависая на "мой мужчина" в собственной голове. И улыбка невольно трогает губы.
— В таком случае, до свидания, — и рукой указываю на калитку, через которую эта мадам и явилась сюда. — Наслаждайтесь видом вашей протеже, потому что ей не видать Егора, как своих мозгов. И не смотрите на то, что вас…смущает, — фыркаю, разворачиваюсь в руках Егора и целую. Холодный взгляд жжет спину, но мне плевать, потому что когда отрываюсь от желанных губ, встречаюсь со смеющимся синим взглядом, в котором столько любви и восхищения, что у меня подкашиваются колени. И пошли к черту все, кто пытаются испортить этот превосходный день.
— Я люблю тебя, детка, — шепчет Егор в самые губы, но ловко уворачивается от нового поцелуя. Хмурюсь, а он только тихо смеется.
— Егор, — звенит в тишине зимнего двора. И на горизонте появляется ночная драная кошка. Интересно, где они провели эту ночь, что выглядят вполне отдохнувшими и почти не злыми? Неужели в этой глуши имеется гостиница? Впрочем, мне без разницы. Главное, в этом доме их не было.
Егор оборачивается на голос и девчонка, что едва не кинулась ему на шею, замирает как вкопанная рядом с мадам Плахотской. И смотрит на нас так, словно ее ночной кошмар ожил и явился к ней при свете дня.
— И вам доброе утро, милая девушка, — вклиниваю свои пять копеек, нацепив на лицо самую добродушную улыбку. Только девица почему-то отступает на шаг, словно я ей не улыбаюсь, а скалюсь волком. Хотя вполне возможно, что так и есть.
— Я надеюсь, вы хорошо отдохнули перед дорогой, — вместо приветствия выдает мой мужчина. Ох, а мне нравится, как это звучит. Волнует кровь, тягучей карамелью растекается под кожей.
— Я как раз об этом хотела поговорить, — вздыхает мадам Плахотская, бросив на меня надменный взгляд. А мне-то что? Я и не такие взгляды видывала. В окружении отца и позубастее пираньи сыщутся. Знаем – плавали. — Ипполит Эммануилович сказал, что дороги замело и расчистят их только после праздников, а мне бы не хотелось стеснять сего джентльмена.
Мне кажется, или у меня челюсть отвисла? Ипполит Эммануилович, значит. Любопытно. Гляжу на задумчивого Егора, и вижу то, что он так умело скрывает: злость. Она ярится черными точками на дне его синих глаз, прокатывается нервными импульсами по твердым мышцам. Злится. С чего бы? Неужели из-за Ипполита?
— Ну что ж, вертолет не предложу…
— А я могу, — фыркаю весело, но тут же получаю острый, что бритва взгляд Плахотского, — но не буду, — добавляю весело. Все-таки интересно, что придумал мой Карабас.
— А комнату на конюшне легко.
Прикусываю губу, наблюдая, как с точеного лица мадам Плахотской стекают все краски, делая ее цветом свежевыпавшего снега. Да, не ожидала мадам такого предложения от пасынка. Я, если честно, тоже.
— Ты…ты… — похоже, предложение конкретно так проредило словарный запас этой дамы.
— Егор, как ты можешь так с матерью? — неожиданно подает голос блондинка. Насупилась, что воробей, руки в бока уперла. — Если тебе так противно наше присутствие, мы поживем у Ипполита Эммануиловича. Он, в отличие от тебя, принял нас с радушием.
Принял с радушием среди ночи? Это уже не просто любопытно.
— Тогда не смею задерживать, — легко парирует Егор. — А у нас дела, извините, — и, перехватив, мою руку, утягивает за собой, не дав додумать.
Получается медленно. Ноги утопают в снегу почти по колено. И когда мы выбираемся на расчищенную дорожку – интересно, кому это не спится, а работается первого января? — мои джинсы в мокрых пятнах, а на валенках, которые где-то раздобыл мой несносный мужчина, налипли мини-сугробы. Впрочем, скорость мы не сбавляем, так что через сотню метров я дышу как заправский марафонец после пяти километров бега.
И Егор дивным образом улавливает мое состояние. Останавливается резко, что я едва не врезаюсь в его широкую спину. Выдыхаю, упершись ладонями в бедра.
— Похоже на побег, — говорю, когда дыхание приходит в норму.
— Прости, — Егор задумчиво чешет затылок. — Просто эта женщина странно на меня действует.