Страница 7 из 29
– Не выдумывай, Вадим. Какая нахрен разведка?
– Ну, наша разведка, а ты типа сотрудник посольства, выезжаешь с дипломатами на встречи, слушаешь, пишешь там все, что надо…
– Не мели чепухи!
– Ладно. А эти двое, что приезжали к тебе, кто они?
– Отец со своим другом… Повздорили мы с ним тогда…
– Ясно. Ну, видать, хорошая у тебя там крыша была – в нашем посольстве, раз уж безопасники прикрывали твое отсутствие, пока ты приходил в себя после разговора с отцом…
– Да, связи были… Но не у меня, а у отца… И, может, сменим тему?
– Не вопрос! – добродушно улыбнулся Вадим, всплеснув руками, попросил пробегавшего официанта принести еще по пиву. – А в Нигерию-то тебя как занесло?
И я понял, что просто так не отделаюсь.
– Слушай, мы здорово поругались тогда с отцом и я, честно, просто забил на работу. Он помог сделать так, чтобы меня не выперли, но я, когда пришел в себя и собрался с мыслями, вернулся и сам написал заявление. Я понятия не имел, что собираюсь делать дальше. Поэтому просто собрал манатки и улетел в Москву.
Отец был в гневе. Несколько дней спустя, он прилетел следом и предложил мне помочь с работой. Я сказал, что справлюсь без него, а сам через бывшего однокурсника по МГИМО случайно узнал о наборе людей в Российский Красный Крест для отправки с гуманитарной миссией в Нигерию. Он-то мне и помог подать заявку, быстро оформить все документы, разрешения, пройти медицинское освидетельствование и сделать все необходимые прививки. Вся подготовка и заключение контракта заняли около месяца. А потом я просто собрал сумку и объявил матери, что уезжаю работать в Африку. Отцу уже она сама сказала. Не знаю, где он был на тот момент, когда услышал новость, но на следующее утро мы встретились с ним в аэропорту. Он был весь в мыле и догнал меня практически на трапе. Мы еще раз поругались и на этом все…
– Протест и все такое…
Я пожал плечами.
– Но ведь там опасно было. Я бы не поехал, честно. Побоялся бы, что убьют. Не знаю, как здесь – в России, а в западной прессе регулярно мелькают красноречивые статьи о зверствах «Боко Харам», которые подкреплены не менее кричащими фотографиями! – словно в подтверждение этим своим словам Вадим похлопал ладонью по свернутой газете, которую принес с собой и еще в самом начале нашей беседы положил на край стола. – Хотя, я думаю, что наиболее яркие иллюстрации по морально-этическим соображениям вряд ли доводят до широкого круга читателей.
С этим я не мог не согласиться. Я помнил, как Андерс Хольм всегда возмущался, что редакторы печатных изданий, кому он продава свои фото и статьи, очень придирчиво относились к выбору иллюстраций. Всегда выбирали нечто нейтральное, отсеивали все то, ради чего корреспондент, рискуя своей жизнью, лез под пули в самое пекло непрекращающегося конфликта.
Газетой, на которой так и осталась лежать рука Вадима, оказалась одна из двух крупнейших шведских вечерних газет – «Экспрессен». Я узнал ее по красным буквам названия и логотипу в виде осы. Вспомнил, что одним из ее слоганов было: «она жалит», а, живя в Швеции, я всегда отдавал предпочтение именно этому изданию, а не их главному конкуренту – «Афтонбладет».
– Они тоже что-то пишут о том, что происходит в Нигерии? – спросил я, и, пригубив пива, по порции которого официант только что поставил перед нами, задумался, разглядывая бывшего коллегу.
Вадим был одет в приталенный песочного цвета костюм в крупную клетку. С чуть вздыбленной прической, в очках с толстой черной оправой, небрежно расстегнутой пуговицей на вороте рубашки и ослабленным узлом галстука он представлял собой наиболее полный набор штампов, присущих образу современного офисного сотрудника, недавно окончившего свой трудовой день. В дополнение к ним был щегольский плащ, перекинутый через спинку соседнего стула, кожаный портфель со старомодными застежками на ремешках и свернутая втрое вечерня газета. Я ведь сам был таким немногим больше полутора лет назад.
В ответ на мой вопрос он медленно помотал головой из стороны в сторону, тоже не отрываясь от кружки с пивом. Потом поставил ее на стол и, с наслаждением выдохнув, сказал:
– Нет. Это я так просто… для примера. Кстати, это выпуск уже трехдневной давности… Не хочешь почитать? А то я уже все… закончил. И собирался отправить его в мусорное ведро.
– Трехдневной давности? – спросил я.
– Ага.
– Ты же неделю, как вернулся из Швеции…
– Сестра привезла. Сегодня утром прилетела родителей навестить. Она же у меня за шведа замуж вышла. Помнишь?
– Точно! – я шлепнул себя ладонью по лбу.
– На вот, почитай на досуге, – Вадим подвинул газету ко мне. – Хотя, ничего там интересного нет. Видимо, исчерпали все интересные темы и снова мурыжат набивший оскомину вопрос правомерности повсеместной слежки за пользователями сети и не только, учиненной АНБ. Переливают из пустого в порожнее. Сноудена опять вспомнили, Викиликс и иже с ними… Скукотища, короче. Но, если соскучился по шведской прессе, то полистай.
Я благодарно кивнул и забрал газету, придвинув ее ближе к себе.
Мы еще около двух часов болтали обо всем понемногу. Вспоминали, как работали вместе и как отдыхали. Вадим рассказывал о себе. О том, как работал после моего отъезда, делился последними новостями о тех из наших общих знакомых, кто все еще продолжал работать в российском посольстве в Стокгольме. Затем я рассказывал об Африке, а он с интересом слушал и иногда брезгливо морщился, если я вспоминал какие-нибудь страшные подробности.
За разговором мы пропустили еще по три кружки пива и под вечер неплохо захмелели. Смеялись над тем, что мне с костылем идти домой будет проще, чем ему, потому что это хоть какая-то поддержка. А потом ему кто-то позвонил. Вадим извинился, оставил денег, чтобы я рассчитался за него по счету, распрощался и, оставив свою последнюю порцию недопитой, поспешно убежал. Точнее уковылял на заплетающихся ногах.
Я же решил посидеть еще немного и все-таки расправиться с тем, что оставалось в кружке. Но не торопился. Поэтому взял газету и стал просматривать колонки, обращая внимание только на заголовки и картинки, потому что вникать в смысл убористого текста мой мозг уже не был способен. Листал, переворачивая страницу за страницей, пока не остановился взглядом на развороте со статьей, о которой говорил Вадим. Пробежал по ней взглядом и почувствовал, как моментально протрезвел.
Заголовок гласил: «АНБ продолжает следить!».
Но не он произвел на меня такое впечатление. И даже не три колонки текста, а большая цветная фотография на полстраницы, расположенная между текстом статьи и заголовком. Я смотрел на нее и чувствовал, как у меня на затылке шевелятся волосы. Настолько ошарашило меня то, что я увидел.
Это был стоп-кадр с какой-то из камер видеонаблюдения высокого разрешения, на котором была запечатлена заполненная людьми платформа железнодорожной станции в момент прибытия поезда. В нижнем правом углу снимка застыли дата и время: «16.09.2016, 15:29:48». Ровно неделю назад.
Я облокотился на спинку стула, отодвинувшись от стола, и еще несколько минут изучал снимок, пытаясь проглотить подступивший к горлу горький ком, мысленно успокоить колотившееся сердце и заставить себя дышать ровно. Потом вынул из кармана телефон и позвонил домой.
Мама ответила после третьего гудка.
– Отец не приезжал? – спросил я, без лишних предисловий.
– Нет, – растерянно ответила она и уже с тревожными нотками тоже спросила. – Что у тебя с голосом, Володя? Все в порядке?
– Звонил?
– Что? Кто звонил?
– Анатолий звонил?!
– Нет…
– Тогда, если позвонит, скажи, что я сегодня буду дома… Пусть приезжает. Появится без предупреждения – пусть дождется. Я уже еду…
– Да в чем дело-то, Володя? – спросила мать.
– Скоро буду… – ответил я и отключился.
Потом попросил счет, тут же расплатился и быстро покинул паб.
Позавчерашний выпуск «Экспрессен» я бережно сложил и держал газету, неосознанно прижимая ее одной рукой к груди, как что-то очень дорогое. Опираясь на костыль, я спешил к ближайшему входу в метро на непослушных ногах. Потом понял, что это долго и стал ловить такси.