Страница 8 из 20
Что касается внимания со стороны отца, то в детстве, будучи совсем крохой, Лу испытывал к этому статному мужчине лишь страх и трепет. Что-то настораживало мальчика, но он старался не подавать вида. Мама говорила: «Тебе нечего бояться, кроме собственных ошибок». Казалось бы, не самые подходящие слова для пятилетнего ребенка, но Лука очень четко и ясно их осознал. Он всегда считал маму надежной защитой и опорой, верил, что она сможет помочь ему, поддержать, дать нужный совет.
Именно мама всегда занимала центральное положение в его жизни, а отец со временем стал мелькать где-то на заднем плане, утопая в делах. Кажется, что картины в отцовской галерее Лука видел чаще, чем самого папу, несмотря на то, что до определенного возраста именно Луцио возил сына на плавание, большой теннис, учил кататься на велосипеде и роликовых коньках.
Жить во Флоренции Лу нравилось больше, чем в Москве. Здесь все было по-другому, даже времена года. В то время как зимой в Москве снега насыпало по колено, в цветущем итальянском городе светило солнце или слегка накрапывал дождик. Во Флоренции они жили в просторной квартире недалеко от библиотеки и набережной Арно. Очень часто Лука с мамой переходили на противоположную сторону реки и гуляли в садах Боболи. Мама брала с собой засушенный хлеб, и они кормили уток в большом фонтане.
А потом родители решили развестись. Это прошло так спокойно и незаметно, что Лука даже не ощутил никаких изменений в их жизни. Главное, что он по-прежнему был с мамой. Конечно, его спрашивали, с кем он хотел остаться, и на эту небольшую формальность Лу ответил со свойственной ему серьезностью: «С мамой».
Ненадолго они перебрались к бабушке в Украину. Бердичев сразу понравился мальчику простотой и спокойствием, но он все равно скучал по Флоренции с ее архитектурой и сказочностью, как из волшебной истории.
Знакомство с домом бабушки и самой старушкой, видевшей его раз в жизни – когда он родился, было «аппетитным». Так это воспринимал мальчик. В доме всегда пахло чем-то вкусным: свежим хлебом, булочками с корицей, яблочными пирогами и разными сортами чая, особенно мятным. От старушки, кроме спокойствия и гармонии, исходил легкий цветочный аромат, хотя порой Лу точно не мог определить, чем же пахнет: скошенной травой, сеном, розами из цветника или же мелиссой, щедро высаженной вокруг дома.
В Бердичеве он пошел в школу. Шумных итальянских детей здесь заменили дружные бердичевские ребята. Лу неплохо находил общий язык со сверстниками и учился на «отлично». Со спокойной душой мама оставила его на попечение бабушки, чтобы вернуться в Италию.
С отцом он общался крайне редко, но на все праздники и окончание каждого класса получал дорогие подарки в красивой упаковке. Вначале он радовался, а затем пришел к выводу, что подарок – возможность откупиться от сына, чтобы тот не мешал отцу жить новой жизнью без него и мамы. Эта мысль послужила главной причиной неприязни Лу к отцу, однако он ни разу, даже в редких разговорах по телефону, не выразил недовольства. Впрочем, беседы их были короткими и сухими. Бабушка по этому поводу ничего не говорила, стараясь чем-то отвлечь внука, и Лука стал посещать музыкальную и художественную школы – это был его первый поход в городскую крепость «Собор босых Кармелитов».
Здание, словно из средневековых сказаний о рыцарях и ведьмаках, борющихся с темными силами, заставляло Лу с раскрытым ртом его разглядывать. От собора веяло загадочной и притягательной силой.
Тогда у Луки впервые ярко проявились необычные способности. Он начал четко видеть все плохое, будь то произошедшее событие в жизни прохожего или преподавательницы по живописи, схоронившей родственника.
Образы и видения мелькали перед его глазами цветными картинками, и что самое странное – это совсем не пугало – может, из-за богатого воображения или зачитанных до дыр книг фэнтези. Лу четко знал: он не такой, как все, и о своих способностях предпочитал не распространяться. Это давало пищу для размышлений, и со временем он начал вести дневник.
«Сегодня в автобусе мое внимание привлекла незнакомая женщина, на вид лет тридцати пяти. Ее поникшую фигуру облегал черный свитер, подчеркивая складки на животе. Изможденное, полное тоски лицо со свежей ссадиной на переносице рассказало мне о ее нелегкой жизни. В этом человеке я остро ощутил напряжение и страх, она была готова сорваться с места и сбежать от того, кто причинил ей боль. Именно это отражалось в глубине затравленных серых глаз. У неё на коленях ютился маленький тщедушный ребёнок – должно быть, не старше четырех лет. У матери и сына были коротко остриженные волосы – тонкие, как паутинки, пепельного цвета. Мальчик отрешенно смотрел в окно. Тогда-то чувства и нахлынули на меня, подобно волне. Я ощутил боль и страх, словно услышал эхо их израненных душ».
Скрип колесиков чемодана отвлек Луку от воспоминаний: он обвел взглядом полупустой зал ожидания.
«Выйди за рамки и дай себе волю», – выведя ручкой надпись, он убрал блокнот в рюкзак и устало потер виски. Бесцельно просидев целый час, Лука так и не выжал из головы ни одной идеи для новой заметки.
«Что-то ничего не получается. Ладно, вернусь домой – завтра будет новый день и новая пища для размышлений. Бабушка права: занимаясь творчеством, невозможно что-то из себя насильно выдавливать», – поднявшись с кресла, он перекинул рюкзак через плечо.
Ему нравилось гулять по ночному Бердичеву. Минуя близкие сердцу аллеи и центральную площадь, ночные кафе с веселыми компаниями людей, парк имени Тараса Шевченко, он думал: «Я никогда не видел себя живущим в большом и шумном мегаполисе. Москва – это поглощающий энергию вампир». Поэтому Лу любил спокойный Бердичев. Звездное небо маленького городка было ближе его сердцу, чем исполинские высотки Москвы и ее быстрый ритм жизни.
Диктор оповестил о прибытии очередного поезда, и в зал ожидания вошел первый из пассажиров. Незнакомец остановился под аркой с часами и лениво осмотрелся. Его примечательная внешность привлекла внимание Луки.
Если бы в тот миг Лу знал, чем закончится эта встреча, он бы поторопился уйти, но пронизывающий взгляд серо-голубых глаз приковал его к полу.
Между бровей этого держащегося, как аристократ, парня был прочерчен усиливающий его недовольство тонкий шрам. Торчащие на макушке темно-русые волосы делали прическу слегка небрежной. Поверх черной футболки с ромбовидным вырезом висела тонкая цепь с крестом, а в мочке уха поблескивал серебряный «гвоздик».
За разглядыванием Лу не сразу понял, что его тоже изучают, а когда их взгляды встретились, лицо незнакомца приобрело агрессивные черты. Смутившись, Лука скрылся за дверью, покинув здание вокзала
***
Ступив в зал ожидания, Ян бегло осмотрелся, оценивая обстановку: тусклый свет ему никогда не нравился, создавалось впечатление, что находишься в больнице. Пыль, покрывающая толстым слоем тяжелые люстры, железные урны с пивными бутылками, из горлышек которых тянуло тошнотворной кислятиной. Растрескавшиеся плиты под ногами и желтые стены с облупившейся краской по углам, запах старости… «и нагло разглядывающий меня смертный», – мальчишка, как истукан, стоял в дверях и не сводил с него взгляда. «Сколько веков существую, а реакция всегда одна! Невежды!».
Ян нервно дернул съехавшую с плеча сумку и со злостью посмотрел на черноволосого паренька: «Дать бы тебе по морде за подобную дерзость, но, пожалуй, воздержусь. Я должен быть хорошим». Мысленно негодуя на обитель светлых и Старших архангелов, он вышел на улицу: «Нужно покурить».
Добираться от Москвы до Бердичева на поезде оказалось малопривлекательным путешествием, но приказ есть приказ, и он не посмел ослушаться архангела Михаила.
«Орущие дети, пьянчуги, храпящие мужики и ворчливые тетки в очереди в туалет. Все эти отвратительные запахи самого поезда и людей. Приятного мало, я скажу, – сверля злобным взглядом ночное небо, он закурил сигарету, – забросили в провинцию. Будь добр, дружок, поезжай, как все смертные!».