Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 19



Тем более, что однажды он уже пророчествовал Амфитриону примерно о том же.

- Величайшим героем Эллады! - громогласно уточнил Тиресий, и почувствовал, как у него холодеет затылок. Это случалось с ним нечасто, лишь тогда, когда волна истинного предвиденья накатывала на слепца - и он не любил эти мгновенья, не любил и опасался их, потому что за истину мало платили; и еще потому, что Тиресий до колик, до боли в желудке боялся открывавшегося ему будущего.

Уже у дверей Тиресия робко тронули за плечо.

- Прости, господин мой, - еле слышно прошамкала старая Эвритея, - я о мальчике... ты тут сказал - героем, мол, будет... Который мальчик-то, господин?

- Вон тот, - Тиресий указал себе за спину и, сопровождаемый рабом-поводырем, двинулся дальше.

- Тот? - переспросила старуха. - Который - тот? Ведь их двое!.. двое ведь мальчиков, господин мой!..

Но ее уже никто не слушал.

5

Выйдя из дома Амфитриона, Тиресий неторопливо двинулся по улице, сжимая правой ладонью мускулистое плечо поводыря и легонько постукивая о дорогу концом посоха, зажатого в левой.

Он давно привык к своей слепоте, сжился с ней, даже полюбил в некоторой степени этот мрак, позволяющий спокойно рассуждать и делать выводы; он иногда чувствовал себя чистым духом, по воле случая заключенным в горе жирной плоти - и поэтому зачастую бывал неопрятен и рассеян.

Единственное, к чему Тиресий никогда не мог привыкнуть - это к дару прозрения.

Предсказывать людям будущее, основываясь на обычном знании людских чаяний и стремлений, на умении складывать крохи обыденного в монолит понимания - о, это было для Тиресия несложно! Он слушал, запоминал, сопоставлял - и предсказывал, причем делал это не туманно и двусмысленно, подобно дельфийскому оракулу, а просто и однозначно, за что Тиресия любили правители... и, наверное, любили боги.

За это - любили.

Зато когда темная и ненавистная волна прозрения захлестывала его с головой, когда он тонул в будущем, захлебываясь его горькой мякотью, и потом его рвало остатками судьбы - тогда Тиресий зачастую сам не понимал смысла своих ответов, или понимал слишком поздно, что было мучительно.

Но в эти минуты он не мог молчать.

...Впрочем, сегодня он и сказать-то толком ничего не смог. Потому что уже на пороге, перед самым уходом, когда в спину что-то бормотал старушечий голосок, Тиресия оглушил рокот той преисподней, которую Тиресий звал Тартаром, и рокот этот странным образом переплетался со звенящим гулом тех высей, которые Тиресий звал Олимпом... два голоса смешивались, закручивались спиралью, превращаясь в пурпурно-золотистый кокон (Тиресий не был слепым от рождения, и память его умела видеть), и там, в двухцветной глубине, ворочалось двухтелое существо с одним детским лицом, излучая поток силы без конца и предела, дикой первозданной мощи вне добра и зла, вне разума и безумия, вне...

Тиресий остановился, крепко сжав плечо раба-поводыря и уставясь перед собой незрячими глазами.

В конце улицы, упирающейся в базар, приплясывал тощий и грязный оборванец в драной хламиде с капюшоном. В руках нищий держал двух дохлых змей, пугая ими прохожих, которые сторонились оборванца и ругались вполголоса. Наконец нищий умудрился засунуть одну змею в корзину какой-то женщины - причем сделал это настолько умело, что сама женщина ничего не заметила - после чего угомонился и подошел к Тиресию.

- У-тю-тю! - нищий вытянул губы трубочкой и сунул голову оставшейся змеи в лицо слепому, ловко увернувшись при этом от кулака раба-поводыря. Угощайся старичок!



- Кого ты хочешь обмануть, Гермий? - тихо спросил Тиресий, жестом отпуская поводыря. - Меня, сына нимфы Харикло? Обманывай зрячих, Лукавый, лги закосневшим в зрячей слепоте!

- Зачем мне обманывать тебя, старичок? - рассмеялся нищий, гримасничая. - Ты и сам себя обманешь, без меня!

- А вот зачем, - Тиресий протянул руку и коснулся головы дохлой змеи.

- О-о, - почти сразу добавил слепец. - У тебя хорошая игрушка, Гермий-Киллений! [Киллений (Килленец) - прозвище Гермия (Гермеса), родившегося на горе Киллене, в Аркадии] Эти змеи дают человеку вдохнуть а выдохнуть он уже не успевает... Я не удивлюсь, если узнаю, что эти замечательные змеи стали твоей игрушкой на половине их пути в дом Амфитриона! А дальше поползли уже совсем другие...

- Если узнаешь? - изумился нищий. - А разве ты не знаешь обо всем на свете, мудрый Тиресий?

- Нет, - спокойно ответил слепец. - Я не знаю обо всем на свете. Но и ты не всеведущ, Лукавый - и в этом мы равны. Когда я вернусь домой - я принесу тебе жертву. Прощай.

И двинулся по улице, ощупывая дорогу концом посоха. Вскоре его догнал раб, ожидавший в стороне, и привычно подставил плечо под ладонь Тиресия.

Нищий долго смотрел им вслед.

- Твою душу я отведу в Аид с особым почетом, - пробормотал он, швыряя дохлую змею в спину проходившему мимо ремесленнику. - Впрочем, не думаю, что это случится скоро...

И побежал прочь, спасаясь от разгневанного прохожего.

6

- ...Мама! Иди посмотри! Ма-а-а-ма!..

Это кричит маленький Алкид трех с половиной лет от роду, воздвигающий из мокрого песка некое сооружение, столь же грандиозное, сколь и бестолковое. Он кричит звонко и чуть-чуть сердито, потому что мама все никак не подходит; курчавые волосы падают на его выпуклый лоб, все тело с головы до ног перемазано грязью, как у борца в палестре [палестра частная гимнастическая школа для мальчиков 12-16 лет; палестры имели открытые площадки, беговые дорожки, бассейны, крытые гимнасии и т.д.] после долгой схватки, и нижнюю губу он закусывает точно так же, как это делает Амфитрион, когда чем-то увлечен.

А может, это вовсе не Алкид, а его брат Ификл.

- Ку-утя! Кушай, кутя, кушай...

Это бормочет маленький Ификл трех с половиной лет от роду. Он сует палец в пасть недавно родившемуся щенку их гончей суки Прокриды, еще полуслепому и совершенно не умеющему лаять и понимать, что с ним играются. Щенок сосет палец, и Ификл заливисто смеется, а потом зачерпывает свободной рукой пригоршню грязи, обмазывает себя ею и закусывает нижнюю губу точно так же, как это делает Амфитрион, когда чем-то увлечен.

А может, это вовсе не Ификл, а его брат Алкид.

Конец ознакомительного фрагмента.