Конечная станция — Эдем

У окна корректно ожидал своей очереди поздороваться сухопарый медик в белом халате. Закончив с рукопожатиями, я кивнул ему и удостоился ответного жеста.

— Господин Коллер? Сожалею, что мы не успели выслать за вами шофёра. Почему-то мы не получили известия о вашем приезде. Безалаберность или же, напротив… Ведь вы приехали нас проверять? Честно говоря, я удивлён…

— Понимаю, — сказал я. — Но сами знаете, как работают наши службы.

— Бюрократия, — вздохнул Фриш. — Рыба гниёт с головы. Надеюсь, вы любите рыбу? — он оживился. Складчатые веки дрогнули, показав розовые сосуды. — Рыбу на ужин? Обед вы пропустили, но к счастью кухня приберегла пару дополнительных порций. Даже трудягам из третьего Управления нужно питаться вовремя и полноценно. У вас ведь нет аллергии?

— Только на нелегалов.

Он рассмеялся, видимо, от души:

— Хе-хе. Коллер, умоляю вас. «Нелегалов». Мы здесь живём под лупой, как микробы, и каждый чиновник норовит вставить палки в колеса. Вот и вы, наверняка…

— Э, нет, — возразил я сухо. — Только инструкции, ничего более.

— Да?

— Да.

— Ну и хорошо, — сказал он. — Вот и ладно. Я предупрежу подчиненных, и вам всё покажут. «Эдем» — достойное место, Коллер. Я бы и сам не отказался скоротать здесь денёк-другой, если уж выпадет такой жребий.

— А как насчёт кишечного гриппа?

Его лицо омрачилось:

— Мы справились с ним. Конечно, это ужасно. Но это всё отголоски войны — мутировавшие штаммы, от них чертовски трудно избавиться! Сейчас тут далеко не аншлаг, доктор Ланге покажет статистику. В скором времени мы ожидаем прибытия новой партии, придётся расширить приёмный блок. Я буквально кручусь ужом, лезу из кожи, пытаясь выбить из Департамента максимум налоговых льгот. Всё идет в дело, можете мне поверить. Вы найдёте в корпусах свет и комфорт, отличные душевые — дыхание некогда мощной, увы, ушедшей культуры. Вы меня понимаете?

Не вполне. Но я наклонил голову.

Мы обменялись парой каких-то незначащих реплик, и он выплыл, огромный как дирижабль, предоставив меня заботам своих ассистентов. Долговязого я уже видел. А вот доктор Ланге, хранитель местного рая, выглядел компетентным, хоть и не слишком радушным. К внезапной проверке он отнёсся без должного пиетета. В серебристо-серых глазах стыла ирония.

— Кишечный грипп?

— Мне так сказали. Я захватил карболки, чтоб вымыть руки.

Он хмыкнул, весьма довольный. Просто ходячий ланцет, а не человек.

— Можете вылить её в унитаз. Сейчас в «Эдеме» нет никакой заразы. Я и мои помощники следим за этим, не в пример вашим коновалам из Управления. Я слышал, что в госпитале Экке нашли чумную бактерию. Так почему бы вам не отправиться туда? А, Коллер?

— Потому что я трудинспектор, а не специалист по клистирам.

— Тогда договоримся на берегу. У меня в палатах стерильность. И если я замечу, что вы шастаете к старичью в грязной обуви, без халата и без моего разрешения…

— То пульнёте в меня горькой солью. Через эту свою трубочку для выслушивания.

— Эта трубочка называется «стетоскоп».

Пару секунд мы таращились друг на друга, скалясь как барракуды. Что бы там ни утверждал Йен, эскулап в «Эдеме» был первоклассный. Тем непонятнее выглядела эпидемия, выкосившая большую часть стариков. Углублялся ли в это Хеллиг? И вот ещё — здание с турником. Но прежде стоило выяснить про рельсовый путь на Регенфельде.

— Когда я плутал по лесу, то заметил дорогу.

Секундное замешательство. Врач нахмурился, и долговязый поспешил ответить за него:

— Она не используется. Насколько я знаю, участок пути подорван ближе к Биркенхольму и так и не восстановлен.

— Значит, единственный способ добраться до Большой Земли — «Рейлбанн-экспресс», на котором мы приехали? Никакого автомобиля?

— Ну почему же, если вам охота дать кругаля. Потрясётесь по грунтовке до Грау, потом через общину Альпенроде, на пятую магистраль… Вот только боюсь, именно сейчас овчинка не стоит выделки. Из Грюнбаха сообщили, что мост подмыт, а дорожные работы приостановлены в связи с нехваткой свободных рук…

Он ещё долго частил, приводя аргументы. И чем весомей звучали доводы — звонкий голос придавал им особую убедительность — чем выше взлетал его ломкий голос, пока румянец расползался по угреватым щекам, тем больше я убеждался в том, что дело нечисто.

А значит, я приехал не зря.

***

Но куда подевалась Афрани?

Я захлопнул папку. Пылевой чёртик шмыгнул под пепельницу, и золотистые пятна изменили расположение. Четвёртый час. Время полдника. В животе было так пусто, что я не отказался бы и от куска чёрствого хлеба.

Сонная тишина в кабинете не располагала к работе. Термометр застыл на отметке «жарко». Если здесь имелся кондиционер, то ключ от него следовало просить у святого Петра. Я вспомнил о человеке, открывшем ворота. Похлопал себя по щеке, чтобы проверить щетину, и подумал о Полли. Тревога. С другой стороны, насколько я объективен? Может, я просто схожу с ума?

Пансионат погрузился в дремоту.

Коридоры были пусты. На санитарном посту горела тревожная кнопка и лежала газета, прижатая тряпкой, а вестибюль встретил меня миганием красной лампочки. Самого же охранника у стойки не оказалось. Я толкнул дверь и вышел наружу.

Дорожки между куртинами разделила чёрная полоса. Тень падала косо, как будто врезаясь в цементный круг со скамейками. Пройдя под гудящим воздуховодом, я обогнул здание с ощущением возрастающей нереальности.

Белый корпус «Эдема» демонстрировал свой псевдоклассический шик только с фасада. Сзади трёхэтажное здание напоминало больницу или заводскую контору — одинаковые ряды непрозрачных окон, кремовая плитка у цоколя, слабый запах столовой. Никаких гипсовых львов! Задний двор содержал пару подсобных построек, вплотную притёртых друг к другу, и упирался в забор из неокрашенных досок.

Гараж был открыт и слышался звук работающего мотора. Но уже повернув к нему, я услыхал голоса — они доносились со стороны прачечной.

Смешок. Загремело ведро.

— Что вы делаете? — слабый женский вскрик.

Топая, как разогнавшийся бык, я выскочил за угол.

И увидел Афрани, прижавшуюся к стене сарая. Её паника была вполне объяснима: один из парней уже успел расстегнуть брюки. За его спиной стояли ещё двое, оглядываясь — видимо, страхуя напарника от возможных неприятностей. Так, ясно. На полном ходу я пнул ведро, и воспользовавшись моментом, врезал ближайшему так, что тот опрокинулся навзничь.

Крик. Удар свистнул выше, но я успел поднырнуть. «Фритцль!» — взвизгнул тот, что стоял дальше, на пальцах блеснул кастет. Плохо дело, подумал я. По крайней мере, из пулемётов никто не лупил, но это только пока. Пора было серьёзно приниматься за дело.

И я принялся.

Солнечный жар туго сконцентрировался в висках и смешался с солёным потом. Мной овладел раж. Дикие фигуры дёргались на свету, запрокинутые чёрные рты, пасти с блестящей слюной на подбородке. Падаль. Кто-то валялся и визжал у меня под ногами. Кто-то плакал и кричал: «Хватит! Эрих, хватит!» Почему Эрих? Они ложились, но опять и опять вставали, измазанные грязью, скользкие и смердящие жжёной щетиной как свиньи. Я утопил одного в грязи, и жижа булькала, пока ноги дёргались в судорогах, разбрасывая ошметья грязи, всю эту грязь, гнусь, мерзость, дерьмо…

— Эрих!

— А…

Струйка пота обожгла уголок глаза. Кажется — или опять стреляли? Я ошалело заморгал и выпустил то, что стискивал в кулаке. Оно хлюпнуло. Серые тени попятились и встали, не нападая. Их стало больше.

— Это инспектор, — сказал кто-то вполголоса.

Тени переговаривались. Афрани плакала, но с ней было всё в порядке, по крайней мере я на это надеялся. А вот с лежащим на земле — не совсем. Акклиматизировался, чёрт возьми! Какой-то человек смотрел на меня в упор, и я не мог вспомнить, откуда я его знаю. Морщины, ожог, и всё лицо как будто хитро перекошено вправо.

— Закончил? — спросил он меня совершенно мирно и подошёл ближе.