Не буди Лихо

Закончив разговор, она с удивлением обратила внимание на новую соседку. Катя поняла – девушка была настолько поглощена беседой, что и в самом деле ее не замечала. Секунду спустя на лице блондинки зажглась радость, словно они были знакомы тысячу лет.

– Привет! – ослепительно улыбнулась она. – Значит, поедем вместе? Я – Аделина. Только не вздумай назвать меня Ада, Лина или типа того. Это – не круто. Терпеть не могу, когда пытаются сократить мое имя.

Катя поздоровалась еще раз. Она тоже захотела представиться как-нибудь по-особенному, но не придумав ничего стоящего, просто назвала имя.

– Едешь в Москву по делам? – Аделина достала маленькое зеркальце и бросилась высматривать в себе недостатки, поправляя волосы то тут, то там. – Наверное, на заработки или на учебу?

– Да, вроде того…

– Точняк, – перебила ее Аделина. – В Москве денег много, как песчинок на пляже. Нужен только инструмент, чтобы их собрать. Кстати, там и мужика найти проще. Причем, нормального, не заморыша какого-то.

«Нормальные» мужики, судя по всему, означало – «богатые». Катя не собиралась спорить с человеком, с которым познакомилась минуту назад, поэтому решила сменить тему. Но в голову ничего не приходило – в соседнем отделении истошно завопил младенец. Громко. Казалось, его было слышно даже в кабине машиниста.

В тот же момент погас свет. Лишь отдельные лампы мигали, освещая вагон прерывистыми, как в азбуке Морзе, вспышками.

– Предъявите ваши билеты, пожалуйста, – из соседнего отделения на фоне тонких младенческих завываний послышался низкий голос проводника.

Катя почувствовала, как необъяснимая тревога сжимает ее желудок. К тому же, стало немного холоднее или ей показалось? Она взглянула на соседку – Аделина возмущенно оглядывалась.

– Да у меня бабушка моложе, чем этот вагон! – воскликнула она. – Ненавижу поезда! А когда ни черта не работает – ненавижу еще сильнее! Я ведь хотела улететь самолетом, да только ни хрена не получилось. Оставили пару рейсов в неделю. Само собой, они битком набиты!

– Все билеты были распроданы, я тоже смотрела, – согласилась Катя. – Здесь, конечно, ремонт не помешает. Хотя бы по мелочам.

– Плацкарт никто ремонтировать не будет. Люди ездят? Значит, всех все устраивает. Про этот вагон наверху вспомнят, только если он развалится на ходу. И то – не факт.

Из соседнего отделения к ним приближался мужчина в форме проводника. Его испещренное морщинами лицо было похоже на лимон, потерявший форму от старости. Правый глаз был облеплен веком, из-под которого временами виднелось темно-бурое нутро. Хотя второй глаз казался здоровым, зрачок был белесого, почти белого цвета. Густая борода с проседью лишь частично скрывала обезображенный внешний вид.

Проводник обратился к Кате, но она пропустила его низкий голос между ушей, не в силах отвести взгляд в сторону. Белый зрачок подпрыгнул и замер, уставившись на нее.

Мурашки побежали по позвоночнику вниз, от самой шеи. Краем глаза Катя заметила, что Аделина медленно отодвигается ближе к окну. Младенец за углом продолжал вопить, несмотря на увещевания мамы.

– Извините? – спросила Катя, выйдя из ступора.

– Предъявите ваши билеты, пожалуйста, – он не моргнул за все время диалога.

Ни разу.

– Ах да, конечно. Держите.

– Екатерина Романова? – уточнил проводник, изучив билет.

Она кивнула. Проводник невозмутимо сорвал верхнюю половину билета, вторую протянул назад. Катя попыталась взять документ, но у нее не получилось. Проводник крепко сжимал его, не отрывая взгляда от девушки. Зрачок, словно камера видеонаблюдения, фиксировал ее облик, жесты. Ее реакцию.

Катя с силой дернула билет. На это раз у нее получилось. Белый зрачок повернулся в сторону, потеряв к ней интерес.

– Вас это тоже касается, – проводник обратился к Аделине.

– А повежливее нельзя? – возмутилась она.

Проводник сделал шаг навстречу. Аделина, как можно быстрее, сунула в руку смятый билет, и отодвинулась еще дальше. Она даже не пыталась скрывать неприязнь. Процедура повторилась, за исключением того, что проводник не стал удерживать документ. Без эмоций, без каких-либо слов он медленно направился в следующее отделение.

– Охренеть можно! – прошептала Аделина, когда проводник скрылся из виду.

– Жуткий, – согласилась Катя. – Я даже не сразу поняла, что он хочет.

Из следующего отделения вновь послышался голос проводника, требующего предъявить билеты. Девушки потихоньку стали приходить в себя.

– Таким, нахрен, надо запретить работать в обслуге, – заявила Аделина.

– Где же ему работать?

– А пусть хоть улицы метет! Там на него смотреть не никто будет.

– Мне его даже немного жаль, – призналась Катя. – Разве он виноват, что у него такое лицо? Представь, как ему тяжело в жизни. Как заводить семью, друзей?

– Не виноват, подруга, как же! – воскликнула Аделина. – Знаешь, что такое карма? Ты, типа, в этой жизни расплачиваешься за то, что сделала в прошлой. Вела себя плохо? Получай вот такое лицо! Я верю в карму. Был у меня знакомый, который…

Ее телефон ожил, разлился клубной музыкой по вагону. Начало песни показалось Кате знакомым – что-то из репертуара популярных певцов, вроде Сергея Лазарева, но спустя мгновение Аделина нажала на кнопку ответа, и мелодия сменилась ее голосом:

– Котик, приве-е-ет! Я соскучилась, – после реплики собеседника, девушка продолжила щебетать. – Конечно, скоро приеду. Встретишь? Мой отпустил меня на пару недель…

Аделина болтала и ее голос был единственным громким источником звука в вагоне. Младенец в соседнем отделении перестал плакать. Лампы вновь исправно светили, как и в начале поездки. За окном проносились деревья, редкие дома, дороги.

Катя решила, что теперь пришла пора ложиться спать. Всего одна ночь и поезд окажется в Москве. Она достала из кармана белый пластиковый контейнер с надписью «Барбаслип». Откинула крышку, высыпала пару таблеток. Без этих крошек она бы вертелась на полке всю ночь.

Через пятнадцать минут снотворное подействовало, веки потяжелели. Вагон размеренно качался, убаюкивая. Глаза Кати медленно закрывались. Последним, что промелькнуло в сознании перед сном, было боковое место напротив. Возле кровати была привинчена серая металлическая табличка с номером «44».

Глава 4

На улице стоит солнечная летняя погода без единого облака на небе. Ничего удивительного, что даже посередине рабочей недели, парк был полон людей. Семейные пары выбрались с детьми на прогулку. Компании подростков с болтающимися школьными рюкзаками на спинах, наслаждаются мороженым, оживленно обсуждая новый фильм. Воздух переполнен счастливыми детскими криками – в такие моменты кажется, что неприятностей в мире вовсе не существует.

Катя прогуливается по парку в легком платье с одуванчиками, с маленькой сумочкой на плече. В правой руке – подтаявшее мороженое. Левую – не отпускает Дима, продолжая увлеченно болтать о том, кем будет работать после окончания института. Они знакомы не так давно, чтобы узнать характер друг друга до мелочей, но вполне достаточно для того, чтобы понять глубину их чувств. Катя втайне от Димы подумывает о том, как будет проходить их свадьба, хотя понимает – эти планы были так далеки от мыслей парня, как ближайшая обитаемая планета от Земли.

Они останавливаются возле фонтана, выполненного в форме статуй двух влюбленных – молодой человек и девушка целуются под зонтом. Катя удивляется, она никогда не была в это месте, хотя город знает, как свои пять пальцев. Ее вдруг охватывают странные тревожные подозрения. Какая это улица? Какой район? Тот ли это город?

Дима касается ее руки, и плохие мысли тонкой струйкой утекают прочь.

Они вместе, а значит все идет, так как нужно, где бы они ни находились. Летняя духота сменяется приятной прохладой.

– Вкусно? – спрашивает Дима.

– Фисташковое? – говорит Катя. – Оно невкусным не бывает!

– Помню-помню – твое любимое. Ты бы его тоннами ела, да бережешь фигуру. Между прочим, сейчас в моде «плюс-сайз».