Страница 3 из 7
– Ола? – переспросила сильная и гордая Хелен, которая когда-то работала учётчицей на деревообрабатывающем заводе.
Пятнадцать жителей посёлка переглянулись.
Имя не прижилось. Жужжалка, сорока, тарахтелка – девчонку называли как угодно, только не Олой. Впрочем, в отдалённых провинциальных поселениях в этом нет ничего обидного. Здесь всех знают по шутливым прозвищам, а не по именам.
Приезжая всполошила весь посёлок. Они уже лет десять как не собирались вместе. А тут столько разговоров. Сначала бесконечно слушали эту трещотку, потом принялись её обсуждать.
Тут услышали гитару со стороны медпункта. Приезжая бренчала что-то непонятное, но вполне оптимистичное. Ничего такого не было со времен клуба!
– Плохо получается, – заметил Марк.
– Может свой инструмент принесёшь? – предложила Хелен.
– Я давно уже не играю, – смутился старый аккордеонист…
Разошли глубоко за полночь.
На следующий день возле покосившегося медпункта выстроилась очередь из пятнадцати человек. Приезд автолавки не вызывал такого ажиотажа! Что поделать – у каждого пожилого человека свои болячки. В крохотной общине их целая коллекция: гипертония и атеросклероз, подагра и радикулит, простатит и диабет…
Тут выяснилось, что практикантка ничего делать не умеет, даже уколы. Большинство болезней вообще не знает. Что можно ждать от второкурсницы медицинского училища? Зато языком молола, не переставая. Голова кругом шла от её словоохотливости. Выходили от неё с опухшими мозгами. Так что, кружилось перед глазами.
Болтала обо всём, что приходило на ум. Про знакомых парней и подруг, мамашу, о которой скучала, отце, которого давно не видела и обижалась на него, о педагогах из медучилища, а также про Америку, особенности мексиканской кухни, долму и лемуров…
И что с такой делать?
– Совсем глупая, – возмущался Борис, в далёкой жизни – истопник. – Мелет, ничего в жизни не соображая.
– Больше мы к ней не пойдём, – решили жители. – Зачем она нам здесь со своим длинным языком? Потом и про нас разнесёт на весь белый свет!…
Со стороны медпункта раздавались малопонятные звуки. Ола снова мучила гитару…
3.
В ту ночь Марку приснился сон. Давно он не ощущал ничего подобного. А тут: ярким солнечным днём он, мальчишка, шёл с мамой по берегу большой реки. Или даже не реки, а моря, самого настоящего! И мама его – молодая, красивая. Боже, сколько лет он её не видел! Думал, что забыл совсем. И вдруг на излёте жизни всё вернулось! И ещё – яркое солнце над ними!
Марк проснулся.
– Что это было? – невольно вырвалось у него.
Когда вышел на улицу, увидал остальных. Они стояли и смотрели на небо, словно что-то там высматривали среди густых серых облаков.
– Вы – тоже?! – удивился он.
Никто не ответил, но Марк и так понял.
– Значит, тоже, – покачал он головой.
Все снова потянулись в медпункт. Смотри, дорожку даже протоптали! Ола сидела грустная на крыльце, но, завидев делегацию, искренне обрадовалась визитёрам.
Дальше всё повторилось. Практикантка, не слушая пациентов, тарахтела обо всем на свете, а они потом снова ругались меж собой: как такую ненормальную к ним прислали?!
А ночью – снова сны. У каждого свои, но у всех красочные. С родными, молодыми, беззаботными и радостными; нарядными домиками и улицами в праздничном городке. И в каждом таком сне много солнца!
Это повторялось ещё несколько дней.
– Больше так не могу! – не выдержав, взбунтовалась Рита, которая когда-то трудилась железнодорожным кассиром. – Я, конечно, понимаю, что это только сон, но боюсь просыпаться. Мои родители словно живые. И муж, который так меня любил. Каждую ночь приходит с цветами и шампанским. Я его усаживаю за стол, и мы говорим…
– Да, после такого трудно просыпаться. Лучше умереть, – подтвердил Марк. Открываю глаза – и всё пропадает мгновенно. Как будто и не было моей жизни. Кругом – старая рухлядь и обломки.
– Что же нам делать ? Дальше так продолжаться не может! Я думала принять упаковку снотворного, чтобы больше никогда не просыпаться, но это – великий грех, – едва не заплакала Вита, самая почтенная жительница поселения, в прошлом – библиотекарь.
Договорились больше к практикантке не ходить. И, действительно, весь этот день Ола просидела одна в своем никчёмном медпункте. К вечеру теперь уже девушка не выдержала и сама пошла к людям, только все или запирались, или бежали от неё как от чумной. Поговорить девушке ни с кем не удалось.
Следующим днём ничего не изменилось, и договор вроде бы соблюдался. Или почти соблюдался. По проторенной тропе к медпункту никто не ходил, но появились окольные дорожки. Одна вела от дома Виты, другая – от Риты, третья… В медпункте росла гора угощений, которая выдавала отступников.
Спустя неделю все снова собрались на совещание. Теперь уже обвиняли друг друга в нарушении соглашения.
– Вы хотите, чтобы я отказалась от родителей? Каждую ночь и смеюсь, и плачу вместе со своей мамой, – жалобно, плохо сдерживая слёзы, вопрошала несчастная Хелен.
– Надо от неё избавиться, – предложил Алекс, бывший электрик. – Девчонка нас всех погубит. Сведёт с ума.
Марк возражать не стал. Вот так и решили – изгонять.
Через день всеобщего окончательного бойкота Ола пришла к Марку.
– На меня никто не жаловался? – не то спрашивала, не то утверждала она неуверенным голосом. – Объясните, почему вы все меня игнорируете?
Марк не стал ходить вокруг да около.
– Послушай хотя бы минутку. Не тараторь. Мы уже тебя наслушались! Всё равно не разбираешься в политике, а лемуры и долма нам здесь не нужны! Только вот что… Приехав сюда, ты изменила нашу жизнь, так что нам стало плохо.
– Как плохо? – удивилась практикантка. – Я приехала всем вам помочь. Привезла лекарства. То, что их мало… Это же не от меня зависит. У нас и в городской больнице кроме бинтов и зелёнки ничего нет. А тут хотя бы аспирин, немножко корвалолу, пилюли от поноса… Давление можно измерить. Вот, вы считаете, что я ничего не умею, а одна моя знакомая не знает как градусник поставить, хотя и капитан женской команды по регби и выиграла серебренную медаль. А ещё она…
– Ты опять за своё, – прервал болтушку бывший аккордеонист. – Дело не в отсутствии таблеток и не в том, что ты не можешь простой укол сделать. Всё из-за снов.
– Снов? – переспросила Ола. – Я не понимаю.
– Как ты появилась, нам стали сниться сны.
– Что же в этом странного, и, при чём тут я?
– До тебя никому из нас уже давно ничего не снилось, а тут каждую ночь мы видим себя молодыми, в окружении родных… И еще – много, много солнца! Может, ты сама не желая, заразила нас фантазиями или мечтами?
Вероятно, случилось чудо. Неиссякаемая трещалка молчала. Не знала что сказать…
– Разве это плохо? – наконец, спросила она.
– Мы просто не можем так дальше жить. Боимся просыпаться. Лучше умереть, но навсегда остаться в этих волшебных снах. Или не видеть их совсем. Жить как до тебя – в старом разрушенном городе, среди руин, ничего не помнить и не вспоминать… Да, просто жить.
– Но при чём тут я?!
– Не знаю, но ты должна оставить нас в покое. Чем скорее уедешь – тем лучше.
– А может дело в вас самих? – предположила Ола.
В её глазах читалась жалость.
– Ко мне сегодня приходил Алекс. Плакал. Я никогда таким его не видел. Прежде самого чёрта не боялся. А теперь говорит: «Страшно! Или руки на себя наложу или убью практикантку!»…
Ола поняла. После этого разговора девчонку в посёлке больше никто не видел…
Уже на следующий день после исчезновения непутёвой говорушки все начали переживать – не случилось ли с ней что плохое? Алекс разругался с Марком, что тот отпустил девочку без провожатого.
– Как я мог знать, что она просто так уйдет? Она же ничего не сказала. Я думал…
– Ты всегда отличался чёрствым характером! – Хелен готова была растерзать бывшего аккордеониста.