Страница 1 из 9

Клуб

Вюргер Такис

Такис Вюргер

Клуб

Посвящается Мили

На юге земли Нижняя Саксония, в лесу на Дейстере, стоял дом, построенный из песчаника. В свое время он принадлежал лесничему, но позже, благодаря череде случайностей, а также кредиту банка, дом перешел во владение одной супружеской пары. Семья переехала сюда с одной целью – чтобы жена могла спокойно умереть.

У нее был рак – десятки маленьких опухолей оккупировали ее легкие, словно кто-то целенаправленно выстрелил ими из обреза. Рак был уже неоперабельным, и врачи не могли точно сказать, сколько времени ей осталось жить. Поэтому супруг уволился с должности архитектора и проводил все свое время с женой. Когда она забеременела, онколог посоветовал им избавиться от ребенка. Однако гинеколог уверил их, что даже с раком легких можно родить. Женщина родила маленького, худенького малыша с хрупкими ручками и ножками и густыми черными волосами. Мужчина и женщина посадили за домом вишневое дерево и назвали своего сына Хансом. Этим сыном был я.

Мои самые ранние воспоминания – босоногая мама бежит мне навстречу через весь сад. На ней желтое платье изо льна, а на шее – цепочка из красного золота.

Когда я думаю об этих первых годах своей жизни, то в моей памяти всегда всплывает конец лета. И еще такое ощущение, что мои родители постоянно что-то праздновали, выпивая при этом пиво из коричневых бутылок, в то время как мы, дети, пили лимонад под названием SchwipSchwap. В такие вечера я смотрел, как другие ребята играли в догонялки, и чувствовал себя почти что нормальным пацаном. Мне казалось, что в эти минуты тень с лица моей мамы исчезала. Хотя, возможно, дело было всего лишь в том, что его освещал свет от костра.

Чаще всего я наблюдал за остальными из дальнего угла сада, где паслась наша лошадь. Мне хотелось защищать ее. Она боялась чужаков и не любила, когда ее гладили. Это была английская чистокровная лошадь, бывшая когда-то беговой. Моя мама выкупила ее у забойщика скота. При виде седла лошадь всегда выгибала спину. Когда я был маленьким, мама просто сажала меня ей на спину. Позже я скакал на лошади через лес, сжимая бедра и удерживая себя таким образом. По ночам, выглядывая из своей комнаты в сад, я слышал, как мама разговаривала с ней.

Моя мама знала все травы в лесу. Когда у меня болело горло, она готовила мне сироп из меда, тимьяна и лука, и боль тут же исчезала. Как-то я сказал ей, что очень боюсь темноты. Тогда она взяла меня за руку, и ночью мы отправились в лес. Мама сказала, что не сможет жить спокойно, зная, что я боюсь, и это немного беспокоило меня, потому что я довольно часто чего-нибудь боялся. На дороге, идущей по гребню холма, светлячки спрыгивали с веток и садились на руки моей мамы.

Каждый вечер сквозь стены своей детской я слышал, как она кашляла. Это помогало мне уснуть. Родители сказали мне, что рак прекратил разрастаться, потому что облучение, которое прописали маме после моего рождения, помогло ей. Я запомнил слово «ремиссия», хотя и не понимал, что оно означает. Но по тому, как мама выглядела, произнося это слово, я понял, что это что-то хорошее. Она сказала, что все равно умрет, но никто не знал когда. А я верил в то, что мама будет жить, пока я не буду ничего бояться.

Я никогда не играл. Все свое время занимался тем, что наблюдал. После обеда я обычно шел в лес и смотрел на то, как ветер шевелил листья. Иногда садился рядом со своим отцом на верстак и наблюдал, вдыхая запах свежей стружки, как он вытачивал что-нибудь из дуба на своем токарном станке. Я обнимал свою маму, когда она готовила мармелад из белой смородины, и, прижавшись к ее спине, прислушивался к ее кашлю.

В школу я ходил неохотно. Я довольно быстро выучил алфавит, и мне нравилось считать, потому что цифры казались мне чем-то таинственным, а вот петь или мастерить цветы из картона давалось мне нелегко.

Когда на уроках немецкого мы начали писать разные истории, я понял, что школа может мне помочь. Я писал тексты, повествующие о лесе и о том, как мама посещала своего врача. Эти истории немного сблизили меня с окружающим миром, они позволили мне упорядочить хаос вокруг меня. На карманные деньги я купил дневник, в который каждый вечер записывал свои наблюдения. Я не знаю, был ли я ботаном. Но даже если и так, мне было все равно.

В школе существовало несколько разных групп: девочки, футболисты, гитаристы, российские немцы, парни, живущие в красивых белых домах на окраине леса. Мне не нравились игры с мячом, я не играл ни на одном музыкальном инструменте, не жил в одном из белых домов и не говорил на русском языке. На перемене девочки подходили ко мне, и когда мальчики из моего класса видели это, они смеялись надо мной. Поэтому часто во время перемен я предпочитал прятаться за аквариумом, чтобы побыть в одиночестве.

На мой восьмой день рождения мама попросила родителей ребят привести их к нам в гости. Я робко сидел перед мраморным кексом, волновался и спрашивал сам себя, могут ли эти дети стать моими друзьями. После обеда мы играли в прятки. Я убежал в лес и забрался на каштановое дерево. Я был уверен, что уж там-то меня точно никто не найдет, и очень радовался этому. На дереве я просидел целый день и только к вечеру вернулся домой. Я был очень горд, что никто не смог меня отыскать, и поинтересовался у своих родителей, куда подевались все гости. Мама ответила, что мой тайник оказался слишком хорош, и взяла меня на руки. Мой тайник будет слишком хорошим всю мою оставшуюся жизнь.

Когда мне было десять лет, парни на перемене часто играли в игру с мячом, которую выдумали сами. Она была настолько грубой и тупой, что выдумать ее могли только либо умалишенные, либо дети. Задача состояла в том, чтобы пронести мяч на другую половину поля, при этом разрешено было всеми возможными способами мешать игрокам команды противника сделать это. Однажды, накануне больших каникул, один из парней заболел свинкой и остался дома. Ребятам нужен был новый игрок, и они попросили меня сыграть вместе с ними. Одна только мысль об этом повергла меня в панику, потому что дети, играя, сильно потели, а я не любил запах чужого пота. Кроме того, я не умел ловить мячи. Я отказался, но они сказали, что иначе просто не смогут играть. Пару минут я бегал по траве туда-сюда и радовался, что мне удавалось избегать мяча и не брать его в руки. Тогда один из моих одноклассников заорал на меня, сказал, что мне стоило бы поднапрячься, а иначе все проиграют по моей вине. Вскоре на меня с мячом в руках уже летел игрок команды соперника, парень из восьмого класса. Он был намного сильней меня. Я всегда был невысокого роста, а этот восьмиклассник играл в сборной страны по регби и теперь мчался прямо на меня. Я попытался быстро сообразить, где могло быть слабое место у этого несущегося на меня тела, и всем своим весом прыгнул на его правое колено, разбив ему коленную чашечку. Я опустился перед мальчиком на колени и сказал, что мне очень жаль, что так получилось. Он конечно же не услышал моих извинений, потому что громко кричал от боли. Позже его увезли на машине «Скорой помощи», а его друзья хотели меня избить, так что я убежал оттуда, вскарабкался на тополь и спрятался в его тонких ветвях. Я никогда не боялся упасть. Внизу, под деревом, собрались дети и стали бросать в меня куски глины, которые принесли с ближайшего поля.

Когда я вернулся после школы домой, то увидел отца, который стоял у своего верстака и шлифовал какую-то деревяшку. Директор школы уже сообщил ему о случившемся по телефону. Я все время твердил себе, что все не так плохо, что со мной ничего не произошло. Но когда увидел папу и осознал, что нахожусь в безопасности, я начал реветь. Он взял меня на руки и начал соскребать засохшую грязь с моей рубашки.