На обочине канона

====== Глава 20 — Афёра ======

Мичио привалился плечом к молодому ясеню, непонятно как выживающему вопреки обступившим с трёх сторон тенистым елям, и тяжело вздохнул. Сил не было совсем. Уже который день он едва находил в себе волю, чтобы просто переставлять ноги. А нужно ведь ещё сохранять горделивую осанку и походку, как это пристало главе клана… Такое вполне закономерно, если тебя то поочерёдно, то совместно гоняют трое опытных ветеранов. Молодой мужчина осторожно коснулся щеки кончиками пальцев и слегка скривился. Не столько даже от притупившейся за неделю ноющей боли, сколько от дурных воспоминаний.

Их с Андой первый скандал вышел сумбурным и запоминающимся. Даже не из-за злополучного синяка на пол-лица, ставшего любимой темой для подтруниваний новой команды. Жена очень быстро опомнилась и признала свою вину. А также сообщила, что Мичио станет отцом. Он потом долго собирал с пола разлетевшиеся кубики льда из выроненного от неожиданности холодного компресса. Сразу стала понятно причина такой эмоциональной реакции: Учиха Теруо погиб вскоре после рождения Инаби, и женщина до смерти боялась, что история повторится.

В тот вечер, прижимая к груди плачущую женщину, Мичио впервые почувствовал себя сильнее её. И долго боролся с противоречивыми чувствами — он стремился к этому, но, видит Ками-сама, не такой ценой! Потом, благодаря задумке Инаби, эмоции и энергию жены удалось повернуть в полезное русло, а совместное лихорадочное вырезание и склеивание кусочков плотной бумаги ещё сильнее сплотило их небольшой клан. Но чувство вины никуда не ушло, повиснув на душе увесистым грузом. Оно подстёгивало, заставляя то раз за разом вчитываться в полувыцветшие строчки древних свитков и вылавливать крупицы знаний о более эффективных медитациях или хитрых ловушках (несмотря на широкий жест Фугаку, серьёзных техник глава клана Секитан просто не потянул бы, да и не прочитать их было без обладания пробуждённым додзюцу); то вновь и вновь вступать в столь же отчаянные, сколь и безнадёжные тренировочные поединки с сокомандниками. То зажимать в стальные тиски воли измотанное тело и не позволять себе просто доползти до кровати и отключиться, вместо этого стараясь уделить как можно больше внимания и ласки жене… Мичио чувствовал, как с каждым днём медленно, почти неощутимо, крепнет и закаляется его характер. Который один и является главной отличительной чертой ниндзя.

Впрочем, минуты слабости тоже случались. Сейчас больше всего хотелось сползти вниз, пристроить затылок на шершавых корнях и забыть обо всём на свете. Немаловажным аргументом в пользу такого поступка был увесистый жилет, выданный утром одноногим Узумаки. Никакой особенной защиты он не давал, но, если верить кузнецу, по весу был идентичен заказанному Инаби доспеху. Пришлось отрабатывать несколько дополнительных тактических схем, где новичок, уже почти свыкшийся с ролью бойца прикрытия и дистанционной поддержки, внезапно превращался в основную ударную единицу команды. Способность на короткое время забыть о защите, вкладывая в один удар все доступные силы, должна будет немало удивить противника! Однако, увлёкшись новыми возможностями, команда Сакумо перенапрягла своего самого молодого члена. Его даже отпустили пораньше — за целых два часа до заката.

Мичио почувствовал, что ещё немного праздных размышлений, и он точно прикорнёт в прохладном теньке до утра, уподобившись какому-нибудь бездомному бродяге. Шиноби не видел ничего зазорного в ночёвке на природе, но... семья будет волноваться… Вспомнив перенятую у пасынка привычку, которая, несмотря на свою простоту, неплохо помогала справляться с самой сильной ленью или неуверенностью, Мичио мысленно пробормотал: «Отцепиться от дерева и пойти вперёд». Затем глубоко вздохнул, собираясь силами: «Раз, два…»

— Эй, паренёк! В порядке? — чья-то сильная рука схватила его за плечо и ощутимо встряхнула. Впрочем, узнать этот громкий самоуверенный голос не составило бы труда никому из шиноби Листа. — Добрый вечер, Цунаде-химэ, — в кои-то веки статус главы клана оказался полезен. Никакого поклона в данный момент Мичио бы просто не осилил. — Благодарю за заботу, со мной всё хорошо. — Я так не думаю, — бесцеремонность принцессы Сенжу давно стала притчей во языцех, но после быстрого осмотра, ощупывания светящимися руками и прижимания к дереву для лучшей фиксации в груди привыкшего за последнее время к некоторому пиетету окружающих вассала Учиха стал разгораться огонёк недовольства. Однако все попытки возмутиться были пресечены небрежным щелбаном. — Не дёргайся, шкет! Тут делов-то на минуту, а потом можешь гулять себе, куда… — Цунаде! — речь сильнейшего ирьёнина Конохи была прервана появлением ещё одного широко известного шиноби. — Ты где ходишь, там ужин сейчас подадут, и саке нагреется! Ты… э-э, то есть… я хотел сказать… э-эм, приветствую, Цунаде-сан, Мичио-сан! Как неожиданно встретить вас тут!

Долгих полминуты невольный пациент раздумывал над причиной столь резкой смены поведения жабьего отшельника, а затем еле подавил желание хлопнуть себя по лбу и расхохотаться в голос. Этот… легендарный саннин стеснялся открыто продемонстрировать свои отношения с боевой подругой! Да и она, судя по смущённому румянцу и опущенным глазам — тоже!

Может быть, всё дело было в медицинской технике, разносящей по телу пьянящую лёгкость, а может, в чём-то ином — Мичио не знал. Однако, отчаянным усилием не допуская на лицо озорную улыбку, он вежливо обратился к беловолосому шиноби:

— Здравствуйте, Джирайя-сан. Цунаде-химэ помогла мне справиться с последствиями тяжёлой тренировки, — шаг в сторону и благодарный поклон дались ожидаемо легко. — Я советовал бы вам занять место у западного окна. Там растёт замечательная сирень[1]!

Глядя на побагровевших учеников Хокаге, глава клана Секитан всё же не смог сдержать улыбки. Вежливо пожелав им хорошего вечера, он пружинистой походкой поспешил домой. Пусть ему не сравниться по силе с легендарной троицей, несмотря ни на какие тренировки, в чём-то он обогнал их на целый год! Странно, но это тривиальное умозаключение придало куда больше сил, чем любое ирьёндзюцу. Мичио рассмеялся и запрыгнул на ближайшую крышу, ему не терпелось оказаться дома и обнять жену. А может, сводить её в кино? Он смутно помнил, что Анда говорила что-то о новом фильме — он тогда был не в том состоянии, чтобы воспринимать подробности, но теперь… решено! Резко свернув вбок, к выглядывающему из-за аккуратных крыш разросшемуся кусту с фиолетовыми гроздьями цветов, и сорвав пару душистых веточек, Мичио продолжил свой путь, предвкушающе улыбаясь. Ну чего тут можно стесняться?..

— Странная всё-таки штука — судьба, — принцесса клана-основателя подцепила с тарелки ломоть нежно-розового мяса лосося и, задумчиво прожевав, продолжила свою мысль, дирижируя палочками: — Ещё год назад этот Мичио был никому не нужным патрульным, едва тянущим на чунина. А теперь отчаянно пыжится, стараясь быть чопорнее Хьюга и выносливее Узумаки. Кто бы мог подумать!

— Ну, кое-кто всё же подумал, — Джирайя, подпёрши рукой скулу, с лёгкой улыбкой любовался сидящей напротив женщиной. — Полагаю, Фугаку ожидал именно такого результата, когда давал разрешение на свадьбу. А раньше него эта идея пришла в голову некоему мальчишке… Да и самому парню надо отдать должное. Скромные таланты он компенсирует тяжёлым трудом. — Да уж, не то, что некоторые! — ехидно хихикнула Цунаде. — Он, по крайней мере, сам ухаживал за своей… кхм, за Андой-сан.

Первоначально она хотела сказать «за своей будущей женой», но успела одёрнуть себя, стесняясь сходства их ситуаций и не желая дразнить собеседника. Причина смущения крылась в недавнем разговоре с одноногим старейшиной Узумаки.

Перед глазами принцессы Сенжу в который раз словно наяву предстала понимающая и чуть грустная улыбка Монтаро: «Ты уже взрослая девочка, но некоторых вещей словно бы не желаешь видеть. Джи-кун сильный шиноби, достаточно, хм, известный, да и в фуин малость смыслит, но… он был и остаётся бесклановым сиротой. Сейчас он, несмотря на все кривляния, не десятилетний пацан, который может влюбиться в смазливую девчонку из своей команды. Он чётко осознаёт, что не с его статусом просить руки наследницы великого клана. И это очень сильно его ранит, поверь, я знаю, о чём говорю. Не удивлюсь, если все его извращенские фокусы — только маска, призванная скрыть истинные чувства, и появляться она начала как раз в то время, когда твой сокомандник стал осознавать реальное положение вещей…»