Эпикриз с переводом

Пока я думала над своим ходом после хода Лакхана, он пристально на меня смотрел. Смотрел и загадочно улыбался. А после третьей, разгромной в пользу маленького панта партии Лакхан вдруг произнес:

— Вы, правда, очень красивая.

— Кто сказал?

— Отец, — мальчишка почему-то насупился. — Когда я подрасту — заберу вас в свой гарем.

От неожиданного заявления, произнесенного вполне себе серьезно, я хмыкнула.

— Насколько я знаю, гарем могут иметь только суреши? — поинтересовалась я, Лакхан кивнул. — Тогда, когда ты им станешь, я уже буду старой тёткой. Зачем тебе такая?

— А разве ваша красота не будет вечной? — удивился маленький шер. — Вы же лекарь, волшебник.

Я покачала головой:

— Да, я лекарь. Но не волшебник.

— Разве это не одно и то же?

— Нет, шер Лакхан. Лекари лишь лечат, следуя определенным правилам. Тут нет волшебства.

— Жаль… — со вздохом сказал Лакхан.

— Мне, если честно, тоже, — с грустью ответила я. — Будь я волшебником, я бы сбежала отсюда.

— Почему? — его детское лицо вытянулось, и от удивления, и от возмущения сразу. — Вам здесь не нравится? Отец плохо с вами обращается? Вы только скажите!

— Со мной нормально обращаются. Просто — это не мое место. У меня есть свой дом и… любимый.

— В вашем мире? — спросил он и забавно, по-детски фыркнул.

— В моем мире у меня остались мама, брат и его дети.

— А любимый здесь? — удивился Лакхан. — Как же он вас отпустил во дворец?

— А меня не спрашивали. Можно сказать — похитили.

Глаза маленького панта округлились:

— Разве так можно?

— Говорят, шер Хирану можно все, — ответила я с грустной улыбкой.

Лакхан был удивлен. Видимо, об этой привилегии сурешей его ещё не просветили. Он задумчиво огляделся, его взгляд замер на решетке окна, и тут вдруг на улице раздался грохот. Гром. Раскатистый, оглушительный. В комнате резко потемнело. Маленький пант вскочил со стула, подошёл к окну.

— На небесах тучи столкнулись, — даже как-то мечтательно произнес он. Я тоже встала со стула и подошла к Лакхану:

— И что это значит?

— Массун пришел.

И сразу же после его слов на землю обрушился ливень. Сильный, с большими каплями и с завывающий ветром, который безжалостно гнул деревья почти до земли. Сорванные ветром листья кружились, цветы на клумбах закрыли бутоны, но и это их не спасало — несколько разноцветных лепестков поднялись в воздух и покорно затанцевали вместе с листьями.

— Красиво, — сказал маленький шер, наблюдая за разбушевавшейся природой. И я с ним согласилась. Есть в этом своя красота. Сила и мощь. Природная, естественная. Перед которой ничто не устоит, бессильны все живые существа. Поэтому такой погодой лучше наслаждаться и любоваться так, как мы сейчас — через окно, в чистом и сухом помещении.

— Я поговорю с отцом, — спустя несколько минут заявил Лакхан. — Попрошу. Может, он вас отпустит.

Я, конечно, в этом сомневалась. Но, как говорится, попытка не пытка, а вдруг отец прислушается к сыну? Вдруг любовь Хирана к продолжателю своего рода сильней, чем страсть к представительницам прекрасного пола?

Должны же быть свои ценности у пантов.

Глава 26

На следующий день я узнала — нет у пантов никаких ценностей. Во всяком случае у Хирана. Он не просто ответил сыну категоричным отказом, так ещё послал ко мне Экса, который пол-утра промывал мне мозги. И вновь из уст эксанкара я услышала, какой его суреш замечательный, добрый и терпеливый. Который и в этот раз решил меня не наказывать.

Вечером пришел расстроенный Лакхан, несмотря на строгий запрет отца. Спрашивать у будущего суреша я ничего не стала. Достала из шкафа оставленную им вчера коробку лилы, и мы проиграли почти весь вечер. Нам даже ужин на двоих принесли в мою комнату.

Когда мы отужинали и сыграли ещё одну партию, Лакхан решил отправиться к себе. Его явно беспокоил разговор с отцом. И мне было искренне жаль мальчишку — он старался помочь. Добрый, отзывчивый мальчик… Надеюсь, из него не вырастет такой властный пант, как его отец.

На пороге, уже держась за ручку открытой двери, Лакхан сказал:

— Простите меня… И предложение насчет моего гарема остаётся в силе. Обещаю вам, Аллаита.

— Шанкар, шер Лакхан, — поблагодарила я с искренней улыбкой.

Ночью массун разбушевался не на шутку. Я всерьез беспокоилась, что порывы ветра и большие капли косого дождя разобьют стекла моего зарешетчатого окна. Сбежать через него я все равно не смогу, а вот в комнате осколки и такая непогода мне ни к чему… Интересно, по всей Пантерии гуляет такая непогода? В сурешиате черныша она тоже бушует?

С нашего расставания с Кишаном прошло четыре дня. Он, должно быть, уже отгулял на свадьбе брата и может ехать обратно, ко мне… А может и не ехать. Он вполне мог принять решение остаться там, в своем дворце. Ракшас! Неужели?

Нет, нет, нет! Он обещал вернуться. Кто, как ни он, сможет меня спасти из этого гаремного рабства? Только… Как он узнает, что я здесь?

Медальон! Кишан, наверно, уже попытался связаться со мной через него. А не получив ответа, что он подумал?

— Что бы подумала я? Что меня не хотят слышать. Видеть. Находиться рядом… В голову бы пришло это. Но никак не то, что произошло на самом деле.

Жалость к себе усугублялась. Потому как я не находила решения. Не видела выхода… Есть ещё Аэлита, которая тоже может меня искать. Но не раньше чем через несколько дней после того, как она не получит от меня еженедельного сообщения на телефон. Она может переместиться в Пантерию… Но ведь, где именно меня следует искать, Аэлита не знает. А я не знаю, насколько сильны ее ведьминские чары.

Однако я ей нужна. Не менее чем она мне сейчас. Ведьма-панта обязана будет что-то предпринять.

Мама… Вот кто будет жутко переживать, если я не выйду на связь… А я не выйду. Не отвечу на звонок, телефон, небось, уже разрядился… Мама… Я и так много боли и переживаний ей доставила. Сколько слез она пролила, сколько нервных клеток убила.

Воспоминания о прошлом сдавили грудь, руки заледенели, а на шею кто-то словно надавил — воздуха не хватает… Страшно. Холодно…

Так, ещё немного, и у меня начнется паническая атака.

Нельзя.

Нельзя поддаваться панике.

Надо просто подождать. Все равно больше ничего не остаётся.

Я подошла к окну. Долго наблюдала за тем, как дождь заливает парк дворца, превращая лужайку в самое настоящее болото. Наблюдение за этим немного успокаивало. Природа властвует. Ее не победить. Всегда найдется тот и то, что сильнее, могущественней. И понимаешь — ты всего лишь крупица в мире, причем в любом мире, которую подхватят потоки бурной воды и унесут далеко-далеко, так, играючи.

Спать не хотелось, но я все же отошла от окна и собралась прилечь на кровать. И тут за дверью послышались быстрые шаги, затем громкие голоса. В основном, женские. Что они там говорили, я не понимала, голоса перемешивались, превращаясь в один, звонкий и тревожный.

— Мне надо спросить разрешения у шера Хирана! — вдруг громко гаркнул Экс, и женские голоса тут же стихли.

— Но за это время он может задохнуться! — ответил юный голос, по которому я узнала Лакхана.

— А дворцовый лекарь где? — спросил Экс.

— Его нет во дворце, отпросился, — ответил женский голосок. — За ним послали, но сколько он будет добираться…

Повисла пауза. А я замерла на месте в ожидании. И вдруг будущий суреш злобно крикнул:

— Я приказываю тебе — открой дверь!

Тут же замок повернулся, дверь широко распахнулась, и в комнату вбежали сразу несколько пант. Самая первая держала на руках маленького мальчика, на вид трёх человеческих лет. За самками в помещение зашли Лакхан и Экс. Последний запер дверь на ключ, а сын суреша подошёл ко мне и просяще произнес:

— Помогите, Аллаита!

— Помогите!

— Беда!

— Спасите!