Эпикриз с переводом

— Насколько я знаю, шера Джита возвращалась от родных из соседнего сурешиата. У нее сломалась карета, и она решила переночевать в хотале.

— Ясно, — ответила я с кивком.

Как говорится, театр начинается с вешалки, а гостиница должна начинаться с ресепшена. Но в этом хотале было не так. Он начинался с торговых магазинчиков: слева витрина с золотом, напротив кулинарная лавка. Справа — широко распахнутые двухстворчатые двери.

Ешан подошёл к кулинарной лавке, подёргал за ручку. Она не поддалась.

— Видимо, отошёл Девдан. Что ж, подождем, — произнес пант и шагнул в сторону дверей. Мне ничего не оставалось, как пойти за ним.

Мы вошли в помещение с высоким потолком, по периметру которого свисали необычные светильники в форме кисточек. На стенах лепнина. Много лепнины, в основном, головы льва, то умиротворённого, то с оскалом. На полу идеально чистый бежевый ковер. Вдоль одной стены высокая деревянная стойка, за которой стояла молоденькая улыбчивая панта. Вдоль другой стены, где находилось большое окно, низкие узкие лавки с множеством подушек, украшенных на углах золотистыми кисточками. Да, кисточек много, они же ещё использованы в декоре плотных штор. А напротив начинался длинный коридор, полагаю, там расположились номера для гостей.

Ешан аккуратно положил капады на одну из лавок и кивнул панте за стойкой. Та тотчас покинула рабочее место и застучала каблучками по коридору.

Когда девушка скрылась с наших глаз, Ешан вдруг тихо заговорил:

— Это хорошо, что я тебя встретил. Сам хотел зайти сегодня, но забегался. Это насчёт твоего черного тендуа, — я навострила ушки, внимательно слушая Ешана. — Не пришел он вчера на Пардусово поле. Я слышал сегодня на кшетре разговор двух пантов, тех, что участвовали в боях. Очень они на него злы. Так что если ты черного встретишь — пусть в кошачьем теле лучше не бродит по округе.

— Шанкар, — так же тихо ответила я. — Да он, наверное, уже уехал.

— Что ж, так даже лучше, — кивнул пант. — А то те собирались ранбиров подключить. А они и так уже у нас на каждом углу дежурят. Ищут хари беглого, не слышала?

— Слышала, даже видела их со снимками на виджае.

— Вот, — протянул Ешан. — Ох, хоть бы поймали они этого беглеца. А то неспокойно как-то… Да и массун, как назло, на подходе…

Сетование Ешана на массун я разделяла полностью. А вот про "поймали беглеца" не разделяла совсем. Эх, не хотелось бы, чтобы моего черныша поймали…

Ракшас! Так, что это? Я сказала, пусть и мысленно, моего? Ну… Да, моего. У меня ж он прячется. Значит, и меня могут в чем-то обвинить. А уж мне точно светиться никак нельзя. Обязательство перед Аэлитой. Нарушать договор чревато последствиями… Так что все, что касается сейчас Кишана, касается и меня. И никакая это не оговорка по Фрейду!

Опять звонко застучали каблуки, и вскоре панта-администратор вернулась за стойку. Вслед за ней в помещение вошли двое довольно крупных, одинаково одетых самцов. Они разошлись в разные стороны: один замер у стойки, второй направился к выходу. А после них появились две панты.

Первая шла степенно, опустив голову, но при этом бросая оценивающие взгляды исподлобья. Вся скукоженная и укутанная в полосатую серую кападу.

Вторая шла гордо, будто бы несла себя, с высоко поднятой головой. Вся увешанная золотом: на объемной груди красовалось не менее четырех цепочек с разным плетением, на руках звенящие браслеты, в ушах массивные сережки. Ее атласная капада персикового цвета радужно переливалась от освещения. В жестах манерность и высокомерие.

Н-да, кто из них жена суреша, догадаться несложно…

Меня она мазнула быстрым взглядом. И мне тут же захотелось спрятаться. Этот, пусть такой мимолётный взгляд, я узнаю из тысячи. В нем брезгливость и непонимание.

Ракшас! После него я вновь чувствую себя такой, какой была до Пантерии… Руки невольно коснулись лица. Нет. С лицом все в порядке. Все дело в маске. На всех незнающих она производит примерно такое впечатление.

Ешан поклонился панте в персиковом и, хватая по очереди свои ткани, запричитал:

— Я выбрал для вас самые лучшие капады! Натуральная ткань, ручная роспись…

Знатная самка вроде как равнодушно разглядывала предлагаемое. Однако я заметила, что взгляд ее изменился, глаза заблестели. Как у настоящей женщины, пришедшей в магазин на шоппинг.

Я старалась не смотреть в сторону важной особы и буквально слилась со стеной, чтобы не привлекать излишнего внимания. Но оно все равно было — все присутствующие, кроме Ешана, периодически косились на меня.

Скорее бы пришел этот Девдан! Куплю Кишану его пироги — и домой. В привычную обстановку.

Мое желание тут же материализовалось. Из коридора, немного прихрамывая, вышел пожилой пант. Поозирался по сторонам, тоже поклонился суренше и радушно поздоровался с Ешаном.

— Девдан, тебя тут ждут, — поведал Ешан, кивая в мою сторону. Пожилой пант удивлённо на меня посмотрел. Его тоже смутила моя маска… Может, уже пора перестать ее носить? Перестать прятать то, что уже прятать не нужно?

— Джохар, — поздоровался мужчина. — По какому поводу ожидаете?

— Пейстры хотела у вас купить.

— Продай ей самые свежие! — посоветовал Ешан. –

Это наш лекарь. Единственный и самый лучший.

— А, ведьма-медик? — с радостью в голосе уточнил Девдан. Остальные панты в помещении посмотрели на нас насторожено. Даже суренша.

— На самом деле меня зовут Аллаита, — решила представиться я. Давно пора пресечь пантов называть меня ведьмой-медиком.

— Очень приятно, пойдёмте, — Девдан вновь кивнул и предложил мне жестом пройти.

Мы вышли из помещения и подошли к дверям лавки. Пант открыл дверь ключом, и мы поочередно зашли в небольшое помещение.

Рати! Здесь стоял такой аромат! Сдобный, душистый, аппетитный! Мой организм тут же на него сработал — у меня, в буквальном смысле, потекли слюни, а желудок просяще заурчал.

Я принялась изучать витрину с пирогами. Каких их только здесь не было. И привычного для меня цвета, и непривычных: розовых, зелёных, даже черных. Круглых, прямоугольных, открытых, закрытых…

— Сколько вам положить пейстров? — поинтересовался пант, взяв в руки металлические щипцы и бумажный пакет.

— Десяток, — ответила я. Девдан отправил в пакет десять круглых розовых пирогов, а я указала пальчиком на маленькие пирожки-рогалики и спросила: — А это что?

— Рогалы с рисом и яйцом.

— Их тоже, штучки четыре, — попросила я. Вновь указала пальчиком на большие зеленые пирожки: — А эти с чем?

— Это пирожки из гаялов. Редкое мясо, они дорогие.

Кто такие гаялы, я не знала. Поэтому стояла и сомневалась. Гаялами могли быть любые звери. Да и не звери тоже. Те же ящерицы, змеи… Брр!

— Простите, — обратился ко мне пант. — Я слышал, что вы хороший лекарь. Собирался к вам дойти, но понимаю, что вряд ли смогу…

Лицо панта выражало боль, и я спросила:

— Вас что-то беспокоит?

— Колени. Болят. Боль острая, ноющая, почти постоянно, как в движении, так и в покое.

— Припухлость есть?

— Есть. Особенно по утрам, прикоснуться больно. Разгибаются колени с трудом и хрустом… Ходить совсем тяжело.

Я внимательно посмотрела на Девдана: на вид, по человеческим меркам, панту было лет шестьдесят. Что ж, скорее всего, его беспокоит артрит. Вылечить его я не смогу, но боли снять можно.

— Поняла вас, — кивнула я. — Завтра приходите… Лучше пришлите ко мне кого-то из своих родных, дам вам лекарство. Его нужно будет втирать в колени. Должно помочь.

— Правда? — обрадовался пант. — Ох, Шанкар вам, Аллаита, — Девдан тут же положил в ещё один пакет несколько пирогов с гаялами. — Это вам в знак благодарности.

— Да я заплачу, ничего же не сделала… — я полезла в сумку за монетами Кишана, но пант покинул свой прилавок и настоятельно всучил мне пакеты.

— Не обижайте старика, я от чистого сердца.

Я поблагодарила Девдана и покинула лавку.

Проходя мимо распахнутых дверей, окликнула Ешана, чтобы попрощаться.