Эпикриз с переводом

– Так, Кишан, хватит! Не увиливай и давай рассказывай.

— Ты не верующая и еще к тому же не гостеприимная, — совершенно серьезно заявил он.

— Я? — с возмущением в голосе удивилась я. — Ну ничего ж себе! Я тебя приютила, полечила, помыться разрешила, от врагов спрятала — и я не гостеприимная?

— А накормить?

Ехидная улыбочка коснулась его губ… Таких розовых, бантиком… В глазах блеснул огонек, желтый и лукавый. Вот, ей-богу, не накормлю голодного самца, и ведь не расскажет же. Да и всем известно: сытый мужик — добрый мужик.

— Ладно, — хлопнув себя по коленкам и поднимаясь, произнесла я. — Многоуважаемый гость, ты голоден?

— Я мяса бы съел, — довольно облизнувшись, ответил Кишан.

— Сырое?

— Почему сырое? Приготовленное.

Я открыла холодильник и внимательно изучила его содержимое. Я редко ем, а соответственно, готовлю мясо. Нет, я не вегетарианец, просто готовка еды не для меня. Мне проще питаться полуфабрикатами. Быстро, дёшево, удобно. Ну, ещё я жутко ленюсь. Ведь знаю — лучше или даже хотя бы так же, как мама, тот же борщ я все равно не приготовлю. Да и не для кого было. Раньше я пропадала на работе, потом пропадала в себе, в своей боли и разочарованиях.

— Нет у меня приготовленного… — бросила я, закрывая дверцу холодильника, но тут вспомнила про морозильник. — Хотя пельмени будешь?

— А что это такое?

— Мясные шарики в тесте, — я вытащила пакет пельменей. — Ты ж у нас самец, а всем самцам ману такое блюдо нравится.

— Можно… Попробовать.

Я тут же налила в кастрюлю воду и поставила ее на плиту. Пока вода закипала, порылась в ящике со специями.

— А это что за травки? — тут же поинтересовался пант.

— Приправа, для улучшения вкуса… А ты что подумал?

— Ну, не знаю… Вдруг ведьминские какие-нибудь?

— Ага, сейчас как подсыплю — и ты мне все-все расскажешь, — усмехнулась я. Кишан с недоверием на меня уставился. Да так забавно, что я засмеялась: — Шучу.

Но мне не очень-то и поверили. Кишан продолжал внимательно наблюдать за всеми моими действиями: как я бросила в закипевшую воду лаврушку, душистый перец и чесночную соль.

— Я, правда, пошутила. Обычная приправа, — заявила я. — И, вообще, запомни — я не могу никому причинять вред. Я клятву давала.

— Какую?

— Гиппократа, — ответила я.

— Кто это такой?

— Это как раз тот, в кого я верю, — ответила я с усмешкой. Кишан усмехнулся в ответ:

— И что это за клятва такая?

Я своими словами пересказала главные аспекты клятвы. И сама себе удивилась. Надо же, помню почти дословно некоторые пункты. А ведь столько лет прошло с того момента, как мы, с чувством собственного достоинства, вступая в ряды медработников, торжественно давали эту клятву.

Сказать, что я была счастлива в тот момент, — это не сказать нечего. Моя мечта сбылась, я поступила куда хотела. Чувствовала гордость за меня родителей, особенно отца. Ведь я пошла по его стопам… Я, как и он, всегда любила, да и люблю то, чем занимаюсь.

Вскоре пельмени сварились. Я поставила полную тарелку дымившихся и ароматно пахнувших пельмешек на стол перед сидящим за ним пантом и вежливо произнесла:

— Приятного аппетита.

Гость взял вилку и, насадив на нее пельмешек, поднес столовый прибор ко рту. Принюхался, забавно шевеля ноздрями. И попробовал. Тщательно прожевал и проглотил. И тут же буквально набросился на всю порцию.

Тарелка Кишана довольно быстро опустела. Он положил вилку на стол,

— Шанкар, Алла. Вкусно, — он бросил на меня сытый и довольный взгляд. Но вдруг резко насторожился, ведь в этот момент в ведьмин дом постучали.

Кишан дернулся, вскочил с места, уронив на пол тарелку. Она звонко ударилась, но не разбилась.

Неужели к несчастью?

— Так, сиди и жди здесь. Я посмотрю, кто там, — подошла к двери. — Я же местный лекарь, кто-то просто за медицинской помощью пришел.

Но я ошиблась. Пришли не за помощью. На улице у крыльца стояла чета пантов, владельцев лавки мадху.

— С Великим Постом Вас! Да будут эти дни наполнены сладким счастьем и радостью! — поприветствовал меня пант.

— Джохар, — ответила я, бегло осматривая пантов. На вид — все с ними в порядке. — У вас что-то случилось?

— Не сочтите за наглость, да простит нас дух Пахаад, но… — пант немного замялся, а увидев мой непонимающий взгляд, добавил: — Настал Дерга, сладости теперь манахай, а вот ягоды есть можно. Ваша малина очень сладкая, слаще любого мадху. Позволите набрать немного ягод?

— Конечно! Я же говорила вчера — приходите и берите, когда нужно.

— Шанкар, — поблагодарил пант. Я кивнула и уже собралась было вернуться в дом, но тут меня тормознул вопрос женщины:

— К вам ранбиры тоже приходили?

— Да, — не стала я врать. — Приходили. Ищут они кого-то.

— Говорят, в наших краях опасный хари скрывается.

— Хари? — удивилась я неизвестному мне пока слову.

— Да, он убил своего отца и чуть не погубил родного брата.

Ледяной пот скатился по моей спине и замер в районе ушибленного копчика… Это они про Кишана? Так он убийца и поэтому скрывается от правосудия?

Ракшас! Вот не следовало мне пускать в дом кого попало. Пусть этот кто-то так очарователен в кошачьем облике и… сексуален в другом. Внешность обманчива? А мои эмоции нет? Я же почувствовала странный испуг, впервые увидев Кишана-человека…

Эх, я-то поверила Аэлите, что ее мир чист и добр. Но ведь одно без другого существовать не может: без зла люди бы не знали, что такое добро. А значит, грязь есть везде.

Однако представить Кишана в роли убийцы у меня все равно не получалось.

Наговорили?

Оболгали?

— Ранбиры не говорили мне ничего такого… — сказала я, панта махнула рукой:

— Они никому ничего никогда не говорят. Это панты так говорят. Слух прокатился по всей Пантерии.

— Слух? — нахмурилась я.

Ох уж эти слухи! Вот где истинная грязь! Способная испортить, отравить чью-то жизнь. Но, увы, и они не всегда рождаются на пустом месте.

— Будьте осторожней, — посоветовала панта. — Вы же живёте одна и отдаленно… Если что, мы можем приютить вас на время, пока ищут хари.

— Шанкар вам, но… я не могу покидать этот дом надолго.

Я спешно вернулась в дом. Хоть я до конца и не верила, что слух правда, но все равно подходила к комнате настороженно и аккуратно. Если бы Кишан хотел причинить мне вред — он бы это уже сделал. А ещё чувство долга, так гипертрофированное у пантов. Кишан мне должен: за лечение, укрытие… Нет, он не сделает со мной ничего плохого.

Мне вдруг стало так не по себе… Неужели правда? Неужели я прятала убийцу?

Кишан так и стоял на том месте. Увидев меня, он внимательно осмотрел мое лицо и спросил:

— Кто это был?

Я опустила глаза, ощущая жуткое напряжение. В воздухе и в интонации голоса своего гостя.

— Местные. За ягодами пришли. Те, что растут на кустарнике, похожем на бадари.

— Ты им про меня ничего не сказала?

— Нет. Но…

— Алла, пойми, если меня поймают, то меня ждет смерть, — тихо произнес Кишан. В его словах — боль. Она проникал под кожу, заставляя тело покрываться колючими мурашками.

— Что же ты такого натворил?

— Родился не в той семье.

— Ты, правда, убил своего отца?

Не знаю, зачем я это спросила. Просто вырвалось. Причем спросила, уставившись в лицо Кишана.

И его глаза моментально сузились, красивое лицо начало покрываться шерстью… Я отшатнулась, сделала несколько шагов назад. Страх, такой жгучий, застыл в груди. Но взгляда я не отводила. Как под гипнозом смотрела на то, как меняется лицо панта. Сердце бешено забилось, в висках стучало… Но я продолжала смотреть.

— Я любил своего отца. И я его не убивал.

— Тогда почему так говорят?

Кишан подошёл к окну. Посмотрел на лучи солнца. Они были не такие яркие и жаркие, как утром. Но, наверное, и таких достаточно для пантов. Их энергии хватает. Мне опять стало страшно, я вдруг представила, как тендуа полностью перекидывается в кошку. Большую, дикую, разъяренную.