Мертвая зона
(Повести)

— Лейтенант Воронцов, расскажите, какие у нас тут постоянные импульсы, — сказал Фомичев.

Алексей, заподозрив, уж не экзамен ли ему устраивает радиобог отряда, коротко объяснил, что значит каждый импульс и какому объекту соответствует на местности, а также на схеме участка заставы.

— Занятная машина, — выслушав его, сказал Ковешников.

— Ну что ж, машина машиной, а мы тоже должны своей головой маленько в рассуждение входить, — сказал майор.

— Давай, рассуждай, — поощрил его подполковник.

— Насколько я понял, — продолжал Ковешников, — РЛС у вас тут стоит, чтобы в основном засекать корабли.

— Правильно понял, но не только, — подтвердил Аверьянов.

— А если цель поменьше? Лодку или человека может взять? Или, например, лису?

— Безусловно.

— Вот и отлично. А теперь прикинем… Если до выхода ваших солдат на лед лиса понарисовала вам на планшете такой график в районе островка, значит, никто ей не мешал, людей там не было…

Подполковник пожал плечами, тем не менее с интересом слушал, что Ковешников скажет дальше.

Воронцов по собственному опыту знал, насколько точно работает логика майора. В самом деле, что делать лисе в районе островка, если там люди? А с другой стороны, что ей там делать, если никого и ничего там нет?

— Но что-то вашу лису привлекло туда? — словно подслушав его мысли, продолжал Ковешников. — Зря она там бегать не будет. Почему она совершала свои маршруты в открытое море и обратно? На острове могут быть мыши, зайцы. А за островком? Что делать лисе в торосах?

— Твои предложения? — спросил подполковник.

— Прежде всего надо демонстративно снять оцепление и отправить солдат из района ПТН. Оставь здесь в резерве не очень большую группу, причем скрытно: за этим участком наверняка ведется наблюдение, поскольку враги так же тщательно должны готовить переход второго нарушителя, как готовили первого. Надо им показать, что «учения» закончены, солдаты возвращаются на заставы. Вот и все… А мы тем временем с двумя очень тепло одетыми радистами, в полушубках и валенках, а также тепло одетым нарядом, все в белых маскхалатах и на белых лыжах, как можно более скрытно выйдем на лед и посмотрим, что там за лисьи следы. Такое мое предложение, товарищ подполковник. Слово за вами.

— Так и сделаем, — сказал Аверьянов. — И не откладывая. Чуть подкрепимся, пока выводят солдат, и — в поход… Петр Карпович, — вызвал он по радио капитана Гребенюка, — снимай оцепление, отправляй солдат на заставу. «Учения», — он выделил голосом это слово, — на сегодня закончены. Минут через тридцать будем у тебя на льду.

— Ну вот и добро, — загудел в трубке обрадованный голос капитана Гребенюка. — Подкормите там майора и моего замполита. Говорят, он тоже неплохо воевал…

Такая забота капитана польстила самолюбию Алексея, хотя он ничем не выдал, насколько польщен вниманием начальника заставы.

Майор с подполковником надели маскхалаты и лыжные ботинки, вслед за сопровождающими их радистами и нарядом, в полушубках и валенках, тоже в белых маскхалатах, сошли по крутому спуску на лед. У всей группы под мышками белые лыжи.

Воронцов сразу понял: Ковешникову не часто приходилось становиться на лыжи, и все же майор довольно уверенно заскользил вслед за Алексеем и Аверьяновым по укатанным ветром снежным застругам.

Встречный ветер и под марлевой занавеской обжигал лицо. Ледяное поле, словно нарочно, ставило на пути торосы. Там, где на открытых участках сдуло снег, лыжи шли враскат. Хватала за ноги белыми змейками струившаяся поперек лыжни поземка.

От этой ночной мглы, от ощущения бескрайних просторов моря, скованного льдом, под которым до самого дна затаилась темная холодная вода, от молчаливого движения людей, похожих на белые привидения, становилось непривычно жутковато, как будто где-то очень далеко были и города и села с громкими человеческими голосами, электрическим светом, шумом автомобилей, а остались лишь звезды над головой, на которые и то стали наползать откуда-то появившиеся лохматые тучи, да посвистывающий в торосах ветер, пересыпающий сухие снежинки, да опустившееся к бескрайнему ледяному полю ночное безмолвие.

Алексей — человек далеко не робкий — чувствовал себя неуютно на этих открытых всем ветрам ледяных пространствах, но ничем не выдал своих ощущений, внимательно прислушиваясь к звукам ночи, осматриваясь вокруг. Так же вели себя и остальные, в том числе и майор Ковешников.

Возле островка встретил их капитан Гребенюк, тоже в белом маскхалате и на белых лыжах. Из-под надвинутого на заиндевевшие брови капюшона при отсветах снега смотрело жесткое, с прямым носом, и втянутыми щеками лицо. Колючие небольшие глазки поблескивали в тени глазниц, придирчиво смотрели на подошедших.

Капитан с чувством пожал руку Ковешникову, молча поздоровался со своим замполитом, всем своим видом как бы говоря: «Гостю рад, но мы и сами с усами».

— Товарищ подполковник, — доложил он Аверьянову, — личный состав по вашему приказанию отправлен на заставу. Резервная группа оставлена в расположении ПТН.

— Вольно, Петр Карпович, — сказал Аверьянов. — Можно и не так официально. Здесь все свои.

Доложил о себе и Воронцов, приступил, мол, к своим обязанностям. Ответил на молчаливое рукопожатие Гребенюка, поздоровался со стоявшим тут же солдатом, Веденеевым, у ног которого сидела служебная собака. Неподалеку он заметил запорошенную снегом лису.

— Во какие дела у нас, Яков Григорьевич, — загудел простуженным басом Гребенюк. — Устраиваем концерты самодеятельности, ходим на охоту, стреляем лис, а нарушителя задержать не можем.

От ревности капитан явно перегибал палку, задевая неудачным концертом самодеятельности Воронцова, не щадя и себя. Он вовсе не считал нужным скрывать некоторое раздражение от затянувшегося поиска и от приезда «варяга» Ковешникова.

— Концерт самодеятельности — это хорошо, — ответил Ковешников. — У нас тоже бывают концерты. Еще когда служить начинал, как даст Шарапхан «музыку» в двадцать стволов, дня три потом по всем горам спектакль разыгрываем.

— Вот и у нас примерно так… Я оставил Веденеева с Рексом на случай, если понадобятся, — сказал капитан Гребенюк.

— Твое мнение, Яков Григорьевич? — взглянув на Ковешникова, спросил подполковник.

— Думаю, что, кроме лисьих, никаких других следов мы не увидим, а в лисьих и сами разберемся, — ответил майор.

— Все-таки с собакой надежнее, — заметил капитан.

— Правильно, — согласился Ковешников. — Но без маскхалата она будет нас демаскировать, а мучить ее маскхалатом да еще в таком виде заставлять работать нет нужды, не тот случай.

— Ну что ж, тогда вы свободны, — сказал солдату капитан. — Забирайте свой трофей, идите на ПТН. Через полчаса оттуда пойдут машины на заставу.

Когда Веденеев с Рексом ушли, Ковешников сказал:

— Мне лейтенант Воронцов объяснил уже, почему именно здесь вы ждете нарушителя. Мол, никто и не подумает, что в этом месте можно прорваться, а на самом деле можно… Как я понял, с обрыва локатор берет в два раза дальше, зато под самым обрывом цель взять не может. Но ведь граница-то большая! Участок отряда, даже заставы — тоже немалый?!

— А кто тебе сказал, что только здесь его ждем? — Гребенюк вскинул на Ковешникова свои колючие глазки, не очень вежливо закончил: — Знали бы, где его поймать, привязали бы к кусту — приходи, задерживай…

Насчет куста сказано было явно лишнее, майор постарался не обратить на это внимания.

— Ну так, наверное, есть у вас и другие активные направления? — спросил он.

— Конечно, — подтвердил подполковник. — Но самое вероятное — здесь, на участке капитана Гребенюка… Давай, Петр Карпович, рассказывай, что тут у нас…

Гребенюк вздохнул и наклонился к переметаемому поземкой снежному покрову.

— Вот, товарищ подполковник, — сказал он. — Это — заячьи следы, а это — лисьи. И так по всему заливу. Никаких других следов здесь нет.

Капитан замолчал, а Воронцов подумал, что как раз может случиться: в те минуты, когда уже готовы были дать отбой и сесть по машинам, нарушитель и проскочит… С тайной радостью он услышал из уст Ковешникова подтверждение собственной мысли.