Мертвая зона
(Повести)

Пришлось срочно отправляться к самолету в сопровождении встретившего их «механика Семена» — обыкновенного невысокого и не слишком заметного человека в замасленном комбинезоне и вязаной шапочке с помпоном.

«Семен» попросил Воронцова и Ковешникова показать удостоверения личности, показал свое, коротко объяснил, что, как только они здесь освободятся, должны будут пойти в депутатскую комнату.

Ни Ковешников, ни тем более Воронцов «механику Семену» вопросов не задавали, понимали — каждый делает свое дело.

Перед Ковешниковым начальник войск поставил предельно простую задачу: они с Воронцовым должны убедиться, что Аббас-Кули благополучно долетел, никуда не девался, чувствует себя спокойно и ни в коем случае не подозревает, что его «повели». Если же он что-либо заподозрил — действовать «по обстоятельствам». Какие это могут быть «обстоятельства»?

После южного среднеазиатского тепла морозец довольно-таки ощутимо пощипывал лицо. Воронцов сунул руки в карманы комбинезона и с удовлетворением обнаружил там припасенные кем-то перчатки.

Майор и Алексей при ярком электрическом свете, будто заправские механики, осматривали шасси самолета, разглядывали заклепки на плоскостях, когда наконец-то подали трап и стали выходить пассажиры.

Сначала Воронцов испугался, не увидев среди них человека в темных очках, бежевом пальто и бежевой шляпе. С удивлением услышал реплику Ковешникова:

— Вот этот…

Но трапу спускался рослый худощавый человек весьма солидного возраста в меховой ондатровой шапке, в японской куртке с ондатровым воротником.

Лишь всмотревшись, Алексей с трудом узнал в нем старого знакомого, Аббаса-Кули, за которым гнались они от границы до ашхабадского аэропорта. Еще одно переодевание не обмануло майора Ковешникова.

«Механик Семен» дал знак, и в аэродромный автобус, который подали к прибывшему самолету, вслед за Аббасом-Кули вошли несколько пассажиров с портфелями, небольшими саквояжами.

Воронцов едва удержался, чтобы не схватить майора Ковешникова за рукав: на трапе самолета появился высокий человек, одетый точно так же, как был одет Аббас-Кули в ашхабадском аэропорту.

— За этим тоже надо присмотреть. Видать, еще один пособник, но наверняка лицо второстепенное, — сказал майор Ковешников «Семену».

— Спасибо, товарищи, и до свидания, — ответил ему механик. — Вас ждет в депутатской комнате представитель штаба отряда майор Фомичев.

Ковешников и Воронцов распрощались с «Семеном», сели в машину техпомощи, которая медленно покатила к зданию аэропорта.

— Подведем итоги, — сказал Ковешников. — На вопрос, зачем сюда прилетел Аббас-Кули, пока что ответа нет. По нашим данным, встречать какого-то своего «хозяина». Так это или не так, покажет сам Аббас-Кули.

Встретил их в депутатской комнате аэропорта майор Фомичев, тот самый радиобог отряда, который приезжал на заставу Муртомаа вместе с подполковником Аверьяновым. С Фомичевым прибыл старшина — начальник склада ОВС, достал из объемистого мешка зимнюю форму для майора Ковешникова. Шинель и шапка лейтенанта Воронцова приехали в багаже из Ашхабада.

Фомичев представился Ковешникову, извинился от имени начальника политотдела отряда.

— Со вчерашнего дня мы все на ногах, — сказал он. — Подполковник Аверьянов выехал на один из постов технического наблюдения — ПТН, просил проводить вас прямо к нему.

Ковешников назвал себя, сказал: «Служба есть служба», исподволь присмотрелся к встретившему их инженеру. Глазами Ковешникова постарался увидеть майора Фомичева и лейтенант Воронцов.

Человек как человек, среднего роста, лицо русское, со вздернутым носом. Светлые брови, серьезные, неулыбчивые глаза. Форма обыкновенная, зимняя: темно-серая шапка, шинель… Трудно даже представить, что Фомичев — маг и кудесник связи.

Алексей никогда не был особенно близок с Фомичевым, ограничивались официальными отношениями, тем не менее, взглянув на лейтенанта, радиобог сказал:

— А вы здорово загорели, Воронцов, и я бы сказал, подсушились…

— Среднеазиатское солнце да горные тропы вытапливают лишний жирок, — заметил Ковешников.

— И закаляют дух, — вставил Алексей.

Ему не хотелось сейчас, в присутствии Ковешникова, рассказывать о переживаниях и ощущениях, вынесенных из столь кратковременной и необычной командировки.

Все трое вышли из помещения аэропорта и по асфальтированной дорожке направились к машине, водитель которой предупредительно открыл перед ними дверцу. Майор Фомичев сел вместе с Воронцовым на заднее сиденье, любезно предоставив Ковешникову место рядом с водителем.

Военный газик неторопливо выехал за пределы аэропорта, резво покатил по завьюженному шоссе, выхватывая из мглы ослепительным светом фар два столба снежинок, через некоторое время уже мчался окраиной какого-то небольшого городка.

Мимо проносились аккуратные коттеджи, слабо освещенные уличными фонарями, проплывали на высоком холма развалины старинной крепости, впереди, в перспективе улицы показался похожий на белый обелиск высокий, с готической, остроконечной крышей костел.

— Как на границе? — спросил Ковешников. — Есть ли признаки готовящегося перехода?

— На том участке, куда мы едем, — ответил Фомичев, — радиолокационная станция засекла какую-то цель, но импульс настолько слабый, что ни оператор, ни подполковник Аверьянов не могут разобраться, что там такое. Подполковник вызвал меня к себе, велел и вас с Воронцовым пригласить с собой.

Машина миновала укрытый пушистым инеем сквер, затем две-три улицы и наконец вырвалась на простор залитой лунным светом, искрящейся снежной равнины.

По обе стороны от шоссе угадывались проносившиеся мимо небольшие хутора, березовые рощицы, конические остовы ветряных мельниц.

Весь этот равнинный пейзаж был так не похож на только что оставшийся позади вид горных районов Туркмении, что утомленный перелетом Ковешников стряхнул одолевавшую его дрему и уже с немалым интересом стал рассматривать разворачивавшиеся перед ним картины.

— Не знаю, смогу ли быть здесь полезным, — сказал он. — Уж больно непривычно… Хотя, конечно, и у нас бывает снег, особенно в горах, но вот замерзшего моря нет…

— Поскольку пригласили вас, наверное, будет и вам работа, — сказал Фомичев. — Наши РЛС — радиолокационные станции — предназначены главным образом для обнаружения кораблей. Но ведь на сушу, тем более в зимних условиях, не корабли выходят, а люди, да еще ползком, с ухищрениями… Рванет какой-нибудь Аббас-Кули в белом маскхалате под берег, в мертвую зону, где его и РЛС не засечет, и, если пропустит наряд, поминай как звали.

— О вашей мертвой зоне мне лейтенант Воронцов уже доложил, — заметил Ковешников. — Есть и у нас локаторы, хотя, правду сказать, ваша техника в наших горных условиях не везде годится.

— Все наши горы, — заметил Фомичев, — семидесятиметровый обрыв у самого побережья. Вокруг него и танцуем. Выходит, и здесь нужны опытные следопыты, чтобы разобраться в обстановке.

Ковешников промолчал, видимо оценив деликатность майора, который как бы хотел сказать: «Без вас нам не справиться, поскольку на нашем участке тоже — рельеф…» А Воронцов подумал: «Кто может поручиться, что пособник, задержанный под Ашхабадом, дал верные показания и что ожидаемый нарушитель, переход которого должен обеспечить прибывший из Туркмении Аббас-Кули, пойдет именно здесь, в районе обрыва?»

Машина свернула с шоссе, углубилась в покрытый белым кружевом лес. В глубине заиндевелой рощи их остановил часовой.

Фомичев назвал пароль, ответил на приветствие солдата, и газик, подминая свежий, поскрипывающий под колесами снег, покатил между белыми стволами берез, за которыми неожиданно близко показалось кубической формы строение с возвышающимися над ним заснеженными переплетениями пограничной вышки. Над крытой площадкой вышки мерно вращалась, словно короткий пропеллер, антенна.

Здесь уже был родной дом Воронцова, привычная обстановка, свои люди — сержанты, солдаты. Теперь уже они с майором Ковешниковым поменялись ролями: Алексей понимал, что гидом у прибывшего из Средней Азии следопыта будут и подполковник Аверьянов, и капитан Гребенюк — старые друзья, но придет и его черед стать в глазах такого ветерана хозяином всей этой техники, своего участка…