Страница 3 из 8
Господь Бог очевидно пожалел её весьма своеобразным способом, облегчил ей нагрузку и существование – когда Ася была на четвёртом месяце беременности, он призвал к себе несчастного её отца и несостоявшегося дедушку.
Так Вика появилась на свет: не в результате пламенной страсти, не в результате необыкновенной взаимной любви, а просто по нечаянно сложившимся обстоятельствам.
Ася никогда об этом не жалела. Павловский регулярно помогал деньгами, изредка виделся с Викой, но в процесс воспитания никогда не влезал и особых чувств к дочери, как ей казалось, не испытывал.
Когда Вика подросла и смогла здраво оценить существующее их семейное положение, то при возникшей очередной ссоре бунтующего подростка с замотанной, затюканной денежными и бытовыми проблемами матерью, с вызовом заявила: "Я никогда, слышишь никогда, так как ты жить не буду! Это не жизнь, а прозябание, тусклое и нудное! Лучше совсем не жить, чем жить так как ты!!"
Ася стояла у окна и смотрела вниз на подъезжающие ко входу Приёмного отделения больницы машины скорой помощи. Перебрав за эти часы ожидания все моменты их жизни, скрупулёзно воссоздав все разговоры, все ссоры и перепалки с Викой за прошедшие семнадцать лет, она вспомнила и тот разговор, и те обидные слова в свой адрес. Неужели это и есть причина того, что Вика сделала?
Ведущие в операционную двери распахнулись и из них вышли несколько человек в зелёной хирургической одежде. Впереди шёл профессор Марк Евгеньевич Слободкин хирург-травматолог проводящий самые сложные, уникальные операции. Вид у него был довольно усталый после проведённых на ногах 5 часов в операционной. Уже не молодой, но всё ещё подтянутый, Слободкин твёрдой походкой направился к ней, снимая на ходу с головы зелёную хирургическую шапочку отчего стала видна абсолютно лысая, крупная его голова:
– Вы мать Павловской Виктории? – Ася утвердительно закивала, – ну что ж, операция сложная, но прошла нормально, – Марк Евгеньевич при этом удовлетворительно погладил лысину, – подремонтировали вашу девочку: перелом локтевой и лучевой костей обеих рук, перелом малоберцовой и большеберцовых костей правой ноги, перелом правой седалищной кости таза… но, повторяю, операция прошла нормально насколько можно сейчас судить. Поскольку она ещё совсем молода, то будем надеяться, что всё срастётся без последствий. Серьёзных повреждений костей черепа нет, но всё же есть небольшая трещинка… сотрясение головного мозга… но нейрохирург даёт оптимистический прогноз… поэтому, мамочка, время, нужно только время, наберитесь терпения… – потом, немного запнувшись, будто переведя дух и посмотрев куда-то мимо Аси, добавил, – к сожалению, ребёнка при таких обстоятельствах спасти не удалось… Ничего, сами понимаете, сделать мы не могли. А вообще, она у вас в рубашке родилась. Точнее, юбка её спасла… Впервые такое в моей практике!
– Ох… Спасибо вам, доктор! Спасибо, Марк Евгеньевич, – и Ася неловким движением попыталась поцеловать ему руку, но наткнулась на зелёную шапочку, которую он скомкав теперь перекладывал из одной в другую. Слободкин смутившись резко отдёрнул руку:
– Прекратите, это совсем лишнее, держите себя в руках! – но тут же понимающе приобнял её, чуть похлопав по плечу, – всё хорошо будет, надо только терпение…
– А ходить она будет? – Ася умоляюще посмотрела ему в глаза, – а какого ребёнка спасти не удалось, вы же… говорите, что операция прошла успешно и жизни Вики… – произнеся это, до Аси вдруг дошёл весь смысл сказанного Слободкиным.
– М-м-м… Так вы не знали, что ваша дочь была беременна? Срок небольшой – восемь недель… – он посмотрел на Асю не столь сочувственно, сколь удивлённо, – вы живёте вместе? – и не дожидаясь ответа, поспешил закончить разговор, – терпение, я повторяю терпение, надо надеяться… извините, меня ждут. А вы езжайте домой, до утра она не очнётся от наркоза.
И Слободкин быстрой походкой направился вдоль по коридору, бросив шедшей навстречу пожилой медсестре: – Анна Ивановна, накапайте ей успокоительного.
Когда Слободкин с коллегами скрылся в дебрях клиники, Ася долго ещё стояла, оглушённая услышанным о Вики. Она совершенно ничего не знает о своей дочери – это открытие привело её в ужас!
– Вот, выпейте, – медсестра протягивала Асе мензурку с успокоительным, – обязательно выпейте. И вот, что я вам скажу, езжайте-ка вы домой, тут пока делать нечего. Операция закончилась, слава Богу, Марк Евгеньевич оперировал, он только вчера из отпуска вернулся. Лучше него никто бы не смог. А теперь за ней только уход нужен…
– Да как же я уеду, как девочку мою оставлю? – Ася присела на диванчик и выпила протянутое медсестрой зелье.
– Вас как зовут?
– Анастасия Андреевна, Ася.
– А меня – Анна Ивановна, я старшая медсестра во второй ортопедии. Так вот, Ася, я всякого насмотрелась, и ещё в худшем состоянии к нам привозили, а выхаживали и порядок. А тебе, милая, столько сил понадобится, ох! столько сил! Она ещё несколько дней в реанимации пролежит, а туда тебя всё равно не пустят; а когда её в палату переведут, вот тогда тебе много сил понадобится: она себя ведь ещё не скоро обслужить сможет. А потому езжай домой, отдохни, переоденься… что ж ты в этом лёгком халатике здесь находиться собралась? У тебя деньги – то на такси есть? Я смотрю, ты в чём была в том и примчалась… – Анна Ивановна покачала головой.
– Вы мне если можно телефон дайте позвонить.
И Ася взяв протянутый Анной Ивановной мобильник принялась звонить подругам: одна была в командировке, другая вне зоны действия, третья лежала с гриппом и т. д. Остался всего один возможный номер – номер следователя Головина Р.И. на визитке, которую он сунул ей в карман халата, и она позвонила ему.
Головин приехал через два часа, привёз её сумку, ключи от квартиры, дублёнку и предложил доставить домой. Обессиленная Ася равнодушно согласилась.
– А как вы в квартиру – то попали, – спросила она, когда немного пришла в себя и отогрелась в салоне машины.
– Анастасия Андреевна, я всё же при исполнении. Вы уехали со Скорой, а я расспросил соседей, выяснил все ваши координаты и, кстати, квартира ваша была открыта! Я же всё равно должен был осмотреть место откуда…
– Так вы что и обыск провели в моей квартире!? – вдруг дошёл до Аси смысл его слов.
– Это совершенно необходимо хоть при вас, хоть без вас- ордер у меня был. Мне же положено всё расследовать, причины и прочее… вы должны понимать, уж извините.
Ася отвернулась и остальную часть пути до самого дома не произнесла ни слова. Крупными хлопьями пошёл снег величаво спускаясь откуда-то из чёрной бесконечности вселенной, дворники переднего стекла едва успевали очищать его, видимость резко ухудшилась. Головин тоже молчал, он вёл автомобиль сосредоточенно вглядываясь в темноту, хмурился, но не приставал с расспросами.
Теперь она думала только о Вике, о том, что произошло, кто был отцом несчастного, неродившегося Викиного ребёнка.
Когда они наконец добрались по заснеженным улицам до Асиного дома, часы показывали далеко за полночь. Головин услужливо предложил проводить её до квартиры, но услышав усталое и измученное "нет, спасибо", настаивать не стал и уехал.
Почти целый месяц Вике пришлось пробыть в клинике, обе руки и ногу её покрывал сплошной слой гипса, лежать приходилось в неудобной позе "лягушки". Первое время её постоянно тошнило, сильно болела голова, но она мужественно сносила все мучения, терпела чуть притухающую от наркотиков боль и ни на что не жаловалась. Ася практически жила в её палате, кормила, ухаживала, иногда читала вслух, а разговаривала только на темы, касающиеся Викиного состояния или надобности в помощи.
В самый первый раз войдя в палату и увидев дочь, решила, что на все вопросы об отце ребёнка и о том, почему произошло то, что произошло, она наложит строгое табу до того момента, когда девочку выпишут домой. Сама Вика на эти темы тоже не заводила разговоров. Никита звонил регулярно Асе и всё порывался приехать, но Вика категорически была против: ей никого кроме матери видеть не хотелось. Один раз он всё же нарушил запрет, но вынужден был всё время отведённое для посещений просидеть в коридоре возле Викиной палаты, передал Вике огромный букет цветов, и довольствоваться ему пришлось только недолгим разговором с Асей. Звонили ли Вике подружки, Даша и Лена, было неизвестно: Вика попросила свой телефон отключить и ни с кем даже разговаривать не хотела. На все Асины пожелания отвлечься отвечала коротким словом "потом".