Страница 12 из 14
Ирина Андреевна затопила печь в кухне и листья сушились на ней. В обязанность Женьки входило следить, чтобы не сгорели, переворачивать, снимать и подкладывать новые. У Юры была более важная задача – следить за дровами в печке. Огню нельзя дать погаснуть, но и большой разводить не следовало, чтобы не спалить и чтобы лишние дрова не тратить.
Листьев насушили много, но половину отдали Ивану Трофимовичу. Это было нечестно, ведь Ада почти ничего не делала в парке, да и листья не сушила. И вообще Юрка терпеть не мог эту Аду. Она называла себя большой рядом с Женькой и маленькой, если это выгодно, чтобы от нее ничего не требовали.
Бабушкина подруга Вера Игнатьевна жила со своими двумя детьми и их семьями в Сосновке. Это казалось далеко-далеко, но бабушка и Станислав Павлович почему-то решили их навестить. Обратно притащили целых два мешка – один с капустной хряпой, а второй с сосновыми ветками и еще какими-то веточками. На вопрос, зачем это, объяснили, что про хряпу говорить глупо, ясно зачем, в ней витамины полезные, а хвоя для отвара против цинги, веточки же пойдут вместо чая.
Женя попробовала пожевать сосновые иголки, но тут же выплюнула:
– Какая гадость!
– Это надо пить в виде отвара, иначе зубы вывалятся.
– Но у меня уже выпадали зубы и новые выросли.
– Если из-за цинги выпадут, то не вырастут. И вообще, цинга – это страшно. Потому нравится или нет, а пить будете.
Бабушка строгая, если скажет живого таракана проглотить, то проглотишь.
– Еловые приятней, они кисленькие и не так смолой пахнут, – успокоил детей Станислав Павлович.
А по поводу таракана он сказал, что и их тоже едят, мол, сушат, толкут и добавляют в пищу.
Женьку чуть не вывернуло от этих его рассказов. К счастью, принесли письмо от папы. Это такая радость!
Юрка совершил подвиг.
Сам он так не считал, а вот Станислав Павлович считал.
Юра дежурил на чердаке, когда во время бомбежки сверху посыпались зажигалки. Одна из них упала совсем рядом, еще мгновение, и она начала бы «разбрызгиваться», то есть плевать во все стороны горючей смесью. Юрка не испугался, не убежал, но не двигался с места, глядя на зажигалку как зачарованный.
Его оттолкнула соседка со второго этажа:
– Чего стоишь?! Тушить надо!
Она схватила бомбочку щипцами, чтобы сунуть в песок, но неудачно: щипцы сорвались, и зажигалка просто упала на песок. Теперь очнулся и Юрка, он принялся забрасывать уже начавшую плевать огнем зажигалку песком из той же кучи. У него в руках была лопата, а соседка помогала просто горстями. Потом к ним подбежали еще дежурные, и чердак был спасен.
Юрка не стал хвастать и выставлять себя героем, даже когда сказали, что это он потушил зажигалку. Наоборот, признался, что промедлил, испугался.
Станислав Павлович возразил:
– Но ведь страх победил?
– Нет, не победил. Если бы не Екатерина Васильевна, которая первой за бомбу схватилась, я бы так и стоял.
– Юра, то, что ты не сбежал, бросился помогать и не ушел после этого, означает, что ты страх победил.
Все равно Юрка себя героем не считал и хмурился, если кто-то его так называл.
Ирина Андреевна сказала, что настоящие герои так себя и ведут.
Женя очень гордилась тем, что с ней рядом живет настоящий герой.
У ленинградцев появился свой черный юмор.
«Меняю одну большую фугаску на две маленькие зажигательные в разных районах города».
«Меняю новый баян на буханку хлеба. Старую тещу вместо хлеба не предлагать, своя имеется»…
Самый длинный трамвайный маршрут пролегал от острова Голодай (остров Декабристов) до Волковского кладбища. Когда стало совсем голодно, была в ходу горькая усмешка, мол, как трамвай четвертый номер – поголодаю, поголодаю и на кладбище…
Иждивенческие карточки, по которым была самая маленькая продажа продуктов, даже меньше, чем на детские, прозвали «изможденческими». Именно на них можно было купить те самые «сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам», это были карточки смертников, без добавок не протянуть и месяца.
Но и такой юмор быстро сходил на нет.
Торчащие из форточек трубы буржуек стали привычными. Все, кто мог, обзавелись такими печками. Станислав Павлович прав, без буржуйки в войну никуда.
Но это такая хитрая печка… Буржуйка вроде толстой железной бочки с трубой и дверцей. Она очень легко раскаляется и так же быстро остывает. И все-таки без нее никак. Дров в это лето почти не заготовили, а осенью вовсе не было возможности, сараи стояли полупустые, чем топить, непонятно.
Стал сильно донимать холод, а купить дрова просто невозможно. Попробовали набирать на разбитых домах, но на большую печь не напасешься, даже Маргарите Семеновне на ее голландку дров не хватало.
Маргарита Семеновна, кутаясь в большую шаль, жалобно вопрошала:
– Что же делать?
Станислав Павлович коротко пояснил:
– Печку топить.
– Но ведь это в кухне, а как же в комнате? У меня цветы замерзнут.
– В комнате надо буржуйки ставить. И тут уж не до цветов.
Иван Трофимович еще в начале осени привез буржуйки, но тогда они отправились в кладовку.
Бабушка еще качала головой:
– Вот уж не думала, что доживу до тех времен, когда ею снова придется пользоваться.
Пришлось, и даже раньше, чем думали. Первыми поставили свои печурки Титовы и Станислав Павлович, печка здорово экономила дрова, потому их примеру последовали соседи. Потом буржуйки появились и в других квартирах дома.
Буржуйка – печка простая и надежная, но тепло от нее, только пока горят дрова и только рядом. Сама она тепло не держит, остывает быстро. Иногда протапливали печи, чтобы оставались в рабочем состоянии дымоходы. Но после очередной бомбежки что-то там осыпалось, и печь с их стороны стала дымить, пришлось даже трубы от буржуек выводить в форточки окон.
Блокадная жизнь все больше становилась похожа на доисторическую.
– Деревенскую, – сказала Елена Ивановна.
Станислав Павлович возразил:
– Нет, в деревне есть хорошие печи, запасы дров и провизии на зиму.
У них тоже были запасы дров внизу, в подвале, но когда его решили превратить в бомбоубежище, оттуда все вынесли, дрова пришлось забрать в квартиры, зато это избавило многих от потери ценных полешек. Дело в том, что сараи стали грабить, никакие замки, повешенные дворником, не помогали, запоры сбивали и топливо воровали.
Выручил большой холл, который теперь превратился в дровяной склад. Станислав Павлович, не слушая нытье Маргариты Семеновны, тащил в дом все деревянное, что попадало под руку, и складывал:
– Пригодится. Разобью потом.
Елена Ивановна только головой качала:
– Мы все за Станиславом Павловичем, как за каменной стеной.
Она действительно спокойно уходила на свои дежурства, зная, что Женька присмотрена сначала бабушкой, а теперь вот Станиславом Павловичем даже лучше, чем справилась бы она сама.
– Ну вот и славно, и работай спокойно. Мы справимся, Леночка.
А еще Станислав Павлович показывал, как делать коптилки и обращаться с ними.
Маргарита Семеновна снова капризничала:
– У меня и печь есть, и лампа хорошая, к чему мне ваши буржуйки и коптилки?
– Печь ваша много дров требует, а лампа много керосина. Экономьте, пригодится. Умней было бы и вовсе всем в одной комнате собраться и жить, или вон в кухне. Иван Трофимович со своими уже так и сделал.
– В кухне жить? А готовить где? Да и как всем в одной комнате?
Станислав Павлович только рукой махнул, не желая убеждать.
Коптилка оказалась приспособлением забавным. В бутылочку из-под бабушкиного лекарства Станислав Павлович вставил металлическую трубочку, сквозь которую протянул туго скрученную толстую нитку. Один конец этого фитилька едва виднелся над трубочкой наверху, а второй колечком свернулся в керосине внизу.
– Только осторожно, не уроните. Горючее.