Стокгольмский калейдоскоп

С родителями Никины отношения не ладились лет с тринадцати. Папа ей казался слишком занудливым, а мама – слишком властной. Она находила места и компании, где было весело и никто не давил на неё, как дома. Понятно, что эти компании родителям понравиться не могли.

Несмотря на то, что Нике достались от родителей неплохие способности, с учёбой её отношения тоже не сложились.

– Улицу будешь мести! – кричала на неё мама Тамара.

– Ну и что, – равнодушно пожимала плечиком Ника и, выдув из жвачки пузырь, громко хлопала им, доводя мамулю до белого каления. А Юра, слушая их частые перепалки, хватался за сердце и искал корвалол.

Но вот пролетели пятнадцать лет. За это время Ника вышла замуж, родила дочь, получила гражданство, развелась, окончила Стокгольмский университет и родила вторую дочь. А между делом посмотрела весь мир и сменила в Стокгольме несколько квартир.

Дорога из Орландо была долгой: автобус, поезд и снова автобус.

– Расскажи про малышку. Ей уже полгодика? – попросила я.

– Да уже почти семь месяцев. Спокойный ребёнок. Ты с ней не будешь мучиться, – махнула она рукой, словно закрывая тему.

– И ты уже собираешься выходить на работу?

Ника кивнула, тряхнув своими ужасными прядями.

– Думаю. Но посмотрю ещё. Что шеф предложит. А если меня это не устроит, то поищу новую работу, пока я в декрете и ты с ребёнком.

– А что ты ждёшь от шефа?

– Сейчас новые заказы. Шеф спрашивал, не выйду ли я на работу. Если он повысит зарплату, то выйду. А если нет, то посижу ещё. Восемнадцать месяцев декрета – моё право.

– А на декретные деньги можно прожить?

– Ну, конечно, не так, как хотелось бы. Ведь это же всего восемьдесят процентов от зарплаты.

– У тебя маленькая зарплата?

– С чего ты взяла! У меня из моей университетской группы самая высокая зарплата – сорок шесть тысяч.

Я мысленно умножаю на четыре и прихожу в восторг.

– А-а, ну… хорошо. И муж работает, да?

– Мужа у меня нет, – Ника гордо вздёрнула голову.

– А-а…

– С Веселинкиным папой мы не расписаны. Но он, конечно, помогает.

Я с облегчением кивнула.

– И даже не обручены.

– Что так?

– По крайнеё мере, легче выгнать, когда надоест, – засмеялась Ника, сверкнув отбеленными зубами, прозрачными, как горный хрусталь.

Улыбка осветила её лицо, словно луч яркого солнца, пробившийся сквозь тучи, и разительно преобразила её. Вот она, неземная Тамарина красота, изрядно попортившая жизнь моему брату. Над огромными раскосыми глазами дуги бровей взлетают двумя арками и переходят в остренький лисий носик. Красивый насмешливый рот и длинная шея. От трудного подростка не осталось и следа. Гадкий утёнок превратился в лебедя.

Мне не терпится увидеть Швецию, но за окном, то вымершие на праздники пригороды, то заборы предприятий, то перелески на скалах.

– Хочешь жвачку? – предлагает мне Ника. Я отказываюсь, а она бросает подушечку в рот и начинает жевать. И снова превращается в подростка.

Я спрашиваю Нику о старшей дочери Анжелине. От Юры я знаю, что она живёт на два дома: неделю у папы, неделю у мамы. Так положено по шведскому законодательству после развода родителей. В Швеции равноправие полов.

– Как Анжелина относится к такому кочевому образу жизни?

Ника небрежно пожимает плечом.

– Нормально.

– Не пытается играть на ваших противоречиях?

– Ещё как пытается. Но я её попытки быстро пресекаю. А она, чуть что не так – уходит к папе. Ну и скатертью дорога. Да только и там долго не задерживается. Возвращается как миленькая. Там у отца Вера, с ней не побалуешь.

– Кто такая?

– Новая жена. Так что возвращается Анжелка как шёлковая.

Я вздыхаю. Тяжёлый, какой тяжёлый вопрос – развод родителей. Лишать ребёнка одного из них – очень плохо. Заставлять жить на два разных, зачастую враждебных дома… Это разве лучше? Разве это выход?

Пытаюсь сменить эту тему. Вспоминаю, что почему-то не знаю Никину специальность.

– Ника, где и кем ты работаешь?

– В одной известной компании по информационной безопасности. Системным аналитиком.

Я открываю и закрываю рот. И глупо моргаю.

– Что это такое?

– Мои обязанности: анализ предметной области и формулирование требований к информационным системам, оптимизация бизнес-процессoв и моделирование данных, – отчеканила Ника, ни разу не споткнувшись, даже несмотря на жвачку во рту.

И, насладившись моим замешательством, пояснила нормальным языком:

– Я вытягиваю из заказчика, что им требуется для бизнеса, и формулирую задачи тем ребятам, которые разрабатывают для них сайт. Ну, и многое другое. Короче, работа в ай-ти.

– Что?

– IT – информационные технологии.

Ника искоса смотрела на меня с весёлой и доброй насмешкой. Вот тебе и трудный подросток, гадкий утёнок. Стокгольмский университет – это звучит. Мою альма матер – Нижегородский Лингвистический Университет – знают и ценят только профессионалы. А Стокгольмский университет – во всём мире.

Ника жила в новом, двенадцатиэтажном доме со стеклянной входной дверью. Мрамор и никель на узенькой лестнице, откидной настил для колясочников. В зеркальном лифте поднимаемся на девятый этаж. Открываем дверь лифта, и на площадке тут же автоматически загорается лампочка. Площадка такая маленькая, что если открыть двери соседних квартир одновременно, то они стукнутся одна о другую. Но ведь такое случается крайне редко. Экономия на том, на чём можно экономить. Зато идеальная чистота. На этом не экономят. Улыбчивую уборщицу я буду встречать довольно часто.

А вот и Никина новая квартира. На входной двери вместо номера – её имя и фамилия. Через символическую прихожую сразу попали в широкую просторную гостиную. Четыре окна вдоль большей стены наполняют её светом и воздухом, открывая широчайшую панораму. Это было первое впечатление от её квартиры, перехватившее дыхание от восторга. Как я потом убедилась, так же действовала Никина квартира и на всех остальных, включая саму Нику, когда она только пришла её смотреть.

На огромном белом диване у окна сидели дети. Четырнадцатилетняя Анжела, уже красавица с карими глазами и тёмно-шоколадными локонами, кормила с ложечки свою сестрёнку. Анжела поздоровалась со мной за руку. Помнила, видимо, она меня плохо. Малышка же во все глаза разглядывала новую тётку. Но главное, без страха. И вот уже, с улыбкой во весь беззубенький рот, протянула ко мне свои ручонки. Вылитая дедушка, то есть мой двоюродный брат.

Посреди гостиной – чей-то не полностью распакованный чемодан. И на ручке детской коляски аэропортовский ярлык.

– Вы куда-то ездили? – я перевожу удивлённый взгляд на Нику, и только теперь до меня доходит, что у неё на лице не тональный крем, а южный загар.

– Да, мы отдыхали в Испании. Вчера вечером прилетели. Извини, ничего не успела купить к обеду. Из-за каких-то неполадок с шасси наш самолёт кружил целый час над аэропортом – вырабатывал топливо, и дома мы были очень поздно. Так что разогрею полуфабрикаты, какие завалялись в морозилке.

Мой самолёт вылетал из Москвы в девять, и в Орландо из-за разницы во времени прилетал тоже в девять. До меня дошло, что Нике пришлось рано вставать, а после собственного перелёта это было вдвойне нелегко.

– Ерунда, – отмахнулась она на мои предположения.

Потом мне придётся много раз удивиться, насколько Ника легка на подъём и вынослива.

– Как отдохнули?

– Прекрасно. Я так хорошо себя чувствую там, где солнце и тёплое море. Была б моя воля, я бы сюда и не приезжала, в этот хмурый город.

– А как путешествовалось с малышкой?

– Нормально, – Ника пожала плечом, – разве по ней не видно?

Малышка в доказательство жизнерадостно улыбалась.

Пока я распаковывала свой чемодан и доставала скромные подарки, Ника рассказывала о курорте. Разговаривая, она извлекла из холодильника какие-то замороженные полуфабрикаты и сварганила из них в микроволновке нехитрый обед: тефтели, похожие на каштаны, и картофель с луком, который, был заморожен в готовом виде.