Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 31



– И вам нравится это счастье людям дарить?

– Мне нравится отдушина. Когда основной бизнес – это вечные тендеры, базарные склоки со временем надоедают. Здесь я перед клиентом не голый, он не может выкручивать мне руки, говоря, что вот там – дешевле, а вот здесь ему предлагают откат. В этих стенах – «оставь надежду, всяк сюда входящий», иными словами, засунь себе в задницу – это я не лично вам, конечно, – свою математику, бери с полки – бери, а не выбирай, порцию эйфории и дуй наслаждаться жизнью. Я хозяин Суэцкого канала, понимаете: хочешь – иди вот туда и плати, не хочешь – дуй через всю Африку. Мечта любого бизнесмена.

– Надо думать, бывало и так, что особенно настырных и требовательных покупателей взашей выставляли?

– Нет. К требовательным у меня претензий нет, меня раздражают знатоки. В такого размера кавычках, что удивляешься, как в дверь проходят. Этих – да, деликатно прошу вверенное помещение покинуть, они обо мне потом всякую дрянь в сети пишут. Что поделать, самый уязвимый народ эти наши подчёркнуто интеллигентные псевдо-интеллектуалы. Особенно, если с бабой.

– Всё же думаю, – улыбнулся уже покупатель, – положительных отзывов много больше.

– Вот сразу видно, что вы у нас в первый раз. Ни одного. Какой дурак станет рекламировать подобное место. Тут – чем меньше народу знает, тем лучше: ассортимент целее и закорючки на ценниках стабильнее. За то и люблю сие милое детище – моё личное надругательство над законами рыночной экономики, моя ей личная месть.

– Потрепала?

– Было дело, но уже, к счастью, далёкое прошлое. Однако за преждевременные, хотя и редкие, – скосив взгляд в сторону зеркала, добавил Игорь, – седые волосы с судьбой никогда посчитаться не поздно, как вы считаете?



– Всецело поддерживаю, – спешно перенимая тон разговора, ответствовал покупатель. Глеб был москвич из приезжих, дослужившийся до участвовавшего в прибылях управляющего рестораном, и лично приехал осмотреть лавку, где один постоянный и желанный гость их весьма недешёвого заведения регулярно закупался вином, которое ему одному было дозволено приносить с собой. Выдуманного по такому случаю пробочного сбора с лихвой достало бы на лучших представителей их коллекции итальянцев, но клиент был неумолим. Разгадкой этой тайны и занимался теперь опытный ресторатор, который больше всего ценил собственную репутацию знатока всего лучшего в мире алкоголя и гастрономии. Стоявший за прилавком был ему хорошо знаком – редкий, но запоминающийся тип пресыщенного фанатика, если подобное сочетание слов вообще уместно, но ничего лучше он придумать не мог. Такой находит себе увлечение под стать – не горные лыжи или что-нибудь другое нарочито экстремальное, но нечто, отвечающее потребностям натуры, отражающее философию, подобно тому, как художник стремится выразить собственное мировоззрение на холсте – Глебу было свойственно выдавать желаемое за действительное. – Однако вы избрали, – он уловил страсть нового знакомого к слегка вычурной речи, – весьма оригинальный способ.

– Да как-то само так пришлось. Выпил хорошего вина и вот, задумался, – разрушив столь трепетно созданный образ, промычал себе под нос Игорь, разговор, видимо, стал ему надоедать.

Резкие смены настроения были частью его характера, точнее – стали, когда тюремный быт внёс в неспешное расписание Димы некую долю хаоса: то на допрос, то внезапная проверка или обыск. Пенитенциарная система, как часть всякой карательной машины в России, страдала лёгкой паранойей: начальству всюду мерещились подготовки бунтов, хитроумные планы побегов, а иногда даже покушение. Информаторов среди контингента было полно, но толковых стукачей в разветвлённой сети шпионов не значилось. Данные поступали чаще противоречивые, в которых нетрудно было угадать потуги чьей-то убогой фантазии, но признаться в том, что битва за спокойный сон заключённых ведётся по большей части с ветряными мельницами, не позволяла честь мундира, помимо также вполне трезвого разумения, что без этих призраков вся деятельность администрации сведётся к обеспечению, как принято было говорить, околозаконных нужд сидельцев. Аппарат сверху донизу пронизан был опытными коммерсантами, готовыми всячески улучшить быт подведомственного оступившегося населения, и без активно прививаемого образа коварного врага мог запросто скатиться до статуса обслуживающего персонала – разве что только дорогостоящего. В последнем случае нельзя было поручиться даже за основополагающий принцип изоляции подследственных, ибо деньги, как известно, не признают никаких границ, включая и тюремные стены.

В данном случае ничто не мешало продолжению столь многообещающего диалога, но Игорь вдруг одномоментно почувствовал себя усталым от бесконечных расспросов чересчур пытливого клиента и потому демонстративно уставился в монитор. Глеб, чувствуя, что разговор буксует, поспешил вернуться к амплуа покупателя, выбрал наугад два десятка бутылок и, поблагодарив хозяина за интересный рассказ, удалился, чуть приседая под тяжестью ноши. Вышло как-то по-дурацки, оба это почувствовали и оба пожалели, что не удалось завязать более тесное знакомство с интересным, по-видимому, человеком. Та немногочисленная часть московского среднего класса, что не посвящала досуг целиком поиску молодых приезжих дам и прочим нетривиальным удовольствиям, отчаянно тянулась к себе подобным, и упустить возможность пообщаться с близким по духу считалось в их среде порядочной неудачей. Тех, кто всё ещё покупал абонементы на весь театральный сезон, посещал выставки и читал не только одобренные глашатаями общественного мнения книги – безусловно, при наличии финансовой возможности вести куда как менее обременительный для мыслительного процесса образ жизни, оставалось в многомиллионной столице не больше, чем представителей вымирающего вида в Красной книге. Оставалось надеяться, что следующий раз окажется более удачным. Игорь расстроился и хотел было по привычке развеять тоску в компании юной обаятельной подруги, в миру – профессиональной содержанки, но вместо знакомого номера вдруг набрал фитнес-тренера, в надежде, что у того окажется свободное «окно». Лёха ответил положительно – в тот день у него отменилось две тренировки, и, оставив храм Бахуса на помощника, эволюционировавший до интеллектуала успешный бизнесмен поспешил к метро.

Воображение сыграло с Димой привычную шутку – назначенный в поверхностные жизнелюбы Игорь решительно вышел за рамки придуманного образа. Фабулы повествования это не нарушало, никто не мешал ему оставаться циником, без зазрения совести эксплуатировавшим бывшую жену, рассекать по Садовому на дорогом купе, умело соблазнять жаждущих соблазнения женщин, лениво прожигать жизнь, но при этом не ограничиваться одними лишь желаниями плоти. Свободное время и деньги несут в себе коварство бесчисленных возможностей, так что и узколобого чиновника от партии власти, волею случая попавшего на хлебное место, со временем запросто может занести в попечители МХАТа, любители современной поэзии или ещё в какую вневертикальную скверну. Что до Игоря, то для него бизнес никогда не был призванием, оставаясь доступным и не слишком обременительным средством поддерживать существование на желанном уровне, и, пройдя относительно без потерь сквозь все соблазны мегаполиса, доступные его в меру предприимчивым сынам, он благополучно отбросил большинство из них, дабы сосредоточиться на чём-то менее приходящем.

Знакомство с вечным закономерно началось музыкой, когда он записался на курсы игры на гитаре. Курсами они только назывались: речь шла об индивидуальных занятиях с корифеем отечественной эстрады, хотя ни фамилия, ни сценический псевдоним высокомерного преподавателя ничего не смогли поведать новому ученику. Претензия на известность, таким образом, заключалась в одном лишь гонораре, что оказался весьма впечатляющим, и результат вышел соответствующий.

– Вы, молодой человек, – вещал, глядя в большое зеркало за спиной обучаемого Эрнест Львович, – недостаточно пока ещё готовы к тому, чтобы посвятить искусству всего себя. Подчёркиваю: всего, без остатка, без самого малейшего остаточка, – причмокнув для пущей убедительности губами, закончил нравоучительную речь педагог. Его обильно крашеные кудри при этом совершили вслед за головой некий долженствовавший показаться внушительным то ли взмах, то ли бросок.