Страница 11 из 27
Андрей даже немного перевёл дух, так он, видимо, неожиданно для себя, оказался взволнован. Впрочем, всё это больше походило на подготовленную заранее тираду с малопонятной для Михаила целью. Больше похоже, что его привели сюда, дабы, пусть и насильно, но избавить от всех сомнений, а уж точно не чтобы проверить на прочность убеждения. А может, именно для того, чтобы проверить и, как сказал только что Андрей, первого и пустить в расход в этой глуши, благо свидетелей нет и не будет, его искать никто не станет, а Андрей вполне может заменить его на посту лидера их душевненькой секты. Странно, он только сейчас осознал, что отчаянно внушая членам группы мысль об убийстве, кому-нибудь из них он её всё-таки, в конце концов, внушит. Для него сейчас, в этой заметённой по пояс снежной глуши, может быть, на пороге собственной гибели, стало вдруг очевидно, что всё реально: группа, кровавые планы, идеология, чёрт с рогами и вся, мать её, королевская рать.
Он без оружия не справился бы даже с рослым Сергеем, а тут их двое, и весь садовый инвентарь к услугам: от ножа до топора с лопатой. Сопротивление, равно как и побег через двухметровый забор, представлялись объективно маловероятными. Мысль почему-то работала быстро и чётко, как хороший механизм швейцарских часов. Скорее всего, ещё и дверь закрыта на замок, а даже если выбежать во двор, то кричать в сумерках в ночную пустоту бессмысленно – сколько в этой забытой богом деревне так орут, встретив белку после очередных пол-литра. Труп его можно было раздеть, быстренько отвезти в лес и присыпать песочком: к оттепели в середине апреля его так обглодают, что и узнать будет нельзя. Кто там будет что сверять с его зубной картой за сотни километров от Москвы. Да и кому он сдался, никто ведь даже и не хватится, разве что на работе отправят телеграмму по месту жительства да родители заподозрят неладное через месяц-два, не получив формального звоночка от любящего сына. Спасительная мысль – мобильный, который у него всю дорогу и здесь был включен, даже постфактум можно будет проследить его сюда перемещение, интересно, знают ли они об этом. Только что, если и не знают: прикончат его и Сергей довезёт телефон таким же включенным до его квартиры, проводит, так сказать, вдрызг пьяного товарища до дома и даже заведет в дом: ключи-то тоже при нём. А потом он снова выйдет, сядет в троллейбус и уедет – видимо, спьяну заснув – до конечной, где его и подберут страждущие. Чисто и красиво, а эти двое хрен расколются, да и при случае богатенькому Сергею не составит труда их отмазать.
– М-да, перспективка вырисовывается не из приятных, – произнёс он что-то неопределённое, подходящее под любую ситуацию, просто чтобы дать себе ещё время подумать. Сергей, как он только заметил, давно уже находился сзади в метре от него в наилучшей позе – стоял, облокотившись на какой-то футуристический комод, в то время как подельник Андрюша сверлил его улыбающимся почему-то взглядом.
Вдруг ему стало до тошноты противно при мысли о том, что придётся притворяться, делать вид, потом ещё до завтра разыгрывать эту роль, в постоянном страхе быть убитым, и всё это будет так натянуто и противно. Да и на хрена оно всё, ведь прав же этот философ-душегуб, он, может и не сознавая, всё это время бежал от своей тоскливой жизни и вот – прибежал. Логичный финал, только вот страшно так, неожиданно и не по собственной воле. Внезапно одна новая мысль пришла ему в голову.
– Присядь ты уже, не маячь, не в окно же я выпрыгну, я тебе не десантник, – как-то до карикатурного повелительно в данных обстоятельствах сказал он Сергею. Тот, впрочем, охотно повиновался, – во-первых, Вы, маэстро, позволите мне несколько скопировать Ваш стиль, тем более, что я и сам любитель чёткой хронологии, так вот, во-первых, идите вы оба на хрен и делайте что хотите. Может, в этой ситуации вы даже и правы, и я заслужил это своим чересчур легкомысленным отношением. Знаете, так странно, но почему-то мне совершенно сейчас вот всё равно. Может, через минуту я в ногах валяться буду или убежать попытаюсь, но сейчас на самом деле плевать. То есть даже наоборот, что-то тут от Высоцкого и с его гибельным восторгом пропадаю, – как ни странно, он действительно развеселился. – Красивая смерть, достойная смерть мужчины. Жалко только, что труп мой лесные жители обглодают, ну, да и хрен с ним. Меня всегда, надо сказать, тошнило от отечественных кладбищ с их долбаными оградками – какая убогая ирония: прозябая всю жизнь в коммуналке, наш совок-man хоть после смерти-то хочет забрать с собой в вечность один-другой, но личный квадратный метр земли, упорно пытаясь не замечать очевидный факт, что вечности-то его отмерено не намного дольше земной жизни, а там сравняют бульдозером во имя жизни и детский сад построят либо новых жмуриков закапывать станут. И, наткнувшись экскаватором на бренные кости, похмельный работяга уж точно не станет философствовать над его черепушкой – это тебе не Европа, млять, пнут в сторону и все дела. Ах, как же хорошо и как же мило, что вы не перебиваете. Слушайте, у меня к вам дело, последнее. Желание ведь у меня должно быть.
Андрей, улыбаясь, кивнул, умудрившись вложить в это чуть заметное движение головы предложение высказаться, но не согласие ещё пойти навстречу. Действительно, что-то было в нём особенное, если простым кивком он мог высказать больше, чем иные целой волнующей тирадой.
– Я, как Сергей, не знаю, рассказывал ли, неравнодушен к алкоголю, – он как будто уже был пьяный и говорил всё более короткими отрывистыми предложениями, будто боясь потерять основную мысль. – А алкоголь, знаете ли, чреват похмельем, штука пренеприятная, похлеще известия о ревизоре. Я про действительно сильное похмелье говорю. Так вот, я давно уже не мог от всей души напиться, именно потому, что меня никогда не оставляла эта мысль, с первого глотка немного, но заметно отравляя весь процесс. И вот мне единственный раз представляется в жизни шанс напиться вдрызг без похмелья наутро, потому как наутро меня вашими стараниями уже не будет.
– То есть ты хочешь сказать, – начинал веселиться уже и Андрей, – что мысль о смерти будет отравлять тебе кайф меньше, чем предстоящее похмелье? Это как-то слишком уж по-русски.
– Именно, и вы, дорогие душегубы, даже не представляете, насколько это естественно. Алкоголь – это нечто, позволяющее возвыситься над всеми – подчёркиваю, абсолютно всеми – инстинктами, и самосохранения в том числе. То есть я всё равно бы в какой-то момент перестал переживать о последствиях, но это уже ближе к бессознательной стадии, а удовольствие состоит именно в том, чтобы напиваться, в самом процессе. Представьте теперь, какие и вам сулит это выгоды: сопротивление от пьяного считай что никакого, если труп и найдут, то после обнаружения такого дикого количества алкоголя, явно выпитого добровольно – поверьте, не влить в человека против воли столько, сколько я могу выпить – после этого вряд ли кому и в голову придёт думать о насильственной смерти, да её и не будет – как я отключусь, вынесите меня на мороз и привет: все легли спать, пошёл подышать воздухом, да не вернулся. Сами по стакану лупанёте для правдоподобности попойки, и шито-крыто. Ну и самое-то главное, хотя вы и строите из себя здесь бескомпромиссных народовольцев, всё же убивать будете впервые, да если ещё и сопротивляющегося человека, хлопот не оберёшься. А тут плавно перейдёте на новый – как ты любишь, Андрей, говорить – уровень, вроде и убийцами себя прочувствуете, а в то же время грязной работы избежите: на первый раз лучше и придумать нельзя. Ну и завершающим венцом, надеюсь, приятная всем сторонам совершенно откровенная беседа – по-русски, за стаканом. Мне темнить нечего, а вам с Сергеем и подавно: вы назавтра уже в прямом смысле кровными братьями проснётесь.
– Идея, пожалуй, неплохая, – подключился Сергей, хотя обращались преимущественно не к нему, – только где гарантия, что после третьей ты не упадёшь в ноги и не станешь просить о пощаде?
– Ему, – быстро рукой указал Михаил на Андрея, – может, и упал бы, но при тебе, мразь, противно. Движимый какой-то ему самому непонятной целью, он, будучи уже считай приговорён, не отказал себе в удовольствии бросить камень в цветущий огород и без того натянутой дружбы, по ходу уловив, что никто из них даже не дёрнулся на это резкое, в общем-то, движение. Мысль о побеге на секунду снова всплыла в мозгу, но соблазнительная – а он ни на йоту не кривил душой в предшествовавшем монологе – мысль напиться без последствий манила его ещё сильнее. – До чего же я всё-таки беспробудный алкаш, – невольно, но гордо усмехнулся Михаил и тут же, обрадовавшись поводу, плюнул на свою идиотскую, в общем-то, жизнь. – Чую с гибельным восторгом я нажрусь сегодня, господа. Выпить-то есть? – вдруг почти дёрнулся он в сторону Андрея, и тот уж вовсе чуть не свалился от смеха со стула, потому как только сейчас прочёл в глазах своей жертвы действительно страх.