ЛЯДЬ

– А вообще-то женщина, – выслушивала очередное поучение Натали, – должна только трахаться. Отдыхать, спать и есть, когда нужно, заботиться о красоте, рефлексировать для полноты образа, читать. И всё. Никаких домостроев, домашних очагов, пелёнок, воспитания и прочей навязчивой дряни. Мужчина, что не способен обеспечить себя даже прислугой, и в постели окажется серым. Как те кошки ночью. Патернализм, чёрт бы его побрал.

– Па… – чего? – встрепенулась подруга. – Перевод извольте.

– Не знаю. Никто не знает. Какая-нибудь общеукрепляющая беззлобная дрянь, уместная быть сказанной по любому поводу. У нас из таких треть языка, только не помнят уже. Неглупые люди перенесли сей императив в коммерцию, и ожидаемо хорошо пошло.

– Не уловила. Да и где тут поймаешь! Давай рассказывай.

– Обычный гипоаллергенный и абсолютно безвредный крем. Добавляется известной противности вонь – натуральное и, тем более, действенное средство должно благоухать соответствующе. Далее лепится этикета и продаётся в сети. Для удаления прыщей, целлюлита и послеродовых растяжек, увеличения груди или иной полезной длины, активации волосяных луковиц или, наоборот, замедления роста волос, где не положено. Не пошло одно, десяток рабочих из Средней Азии переклеили в подвале бирки – и готов новый продукт. В природе всё универсально, и когда бизнес идёт с ней рука об руку, выходит очень кстати.

– Ой, да ладно, – махнула пренебрежительно рукой умудрённая опытом собеседница. – У самой таких историй не расхлебать, любят они покуражиться, изображая успешных бизнесменов. Каждый второй – олигарх.

– А каждый первый?

– Его правая рука. Старо как мир.

– Тебе жалко. Пусть человек покуражится, тут же не только хвастовство, но вполне достойная иллюзия. Почувствовать себя не просто богатым, но оседлавшим достойную – может, даже собственную, – идею и заработавшим на том состояние. Желание не столько богатства, сколько ума и предприимчивости. Иначе что мешает врать про папу генерала?

– Как скажешь. По мне, один моржовый, глупо. Чего ради эта страсть всех заставить поверить, что ты не как все?

– В крайнем случае, не как они.

– Вечно ты лезешь со своим словобл… удством, – вынужденная на работе выслушивать тонны нецензурных выражений, Натали искренне старалась не перенять профессиональный стиль. Чего не скажешь о жаргоне, к нему имелась очевидная похвальная слабость. Потому ругаться в их доме – и неважно, если задрипанные тридцать семь метров, – воспрещалось строжайше. Имелся, в том числе, и механизм наказания оступившейся в виде внеочередной работы по хозяйству или походу в магазин. Хотя ели они чаще в кафе неподалёку, а генеральное вылизывание скромной жилплощади осуществлял знакомый студент за пару пива из холодильника да сопутствующий «минтос» – аналогия с известным конфетным брендом, рождённая, как водится, непревзойдённо старшей по фольклору. Наложившись на действенное правило, слегка литературный – а каким ему быть, когда из редких собеседников единственная подруга да запылившиеся классики, стиль речи и поведения Малой незаметно превратил хавиру бесхитростных путан в салон не лишённых эстетического чувства буржуа. Приятное место отдохновения, «бордель с обхождением», снова выдумка и, по совместительству, детски наивная мечта Натали.

– Давай, родная, – увещевала она безработным вечером подругу. – Скинемся и поднимем хороший апарт, возьмём отсюда до кучи двух молодых, не сильно потраченных девок, и заживём. В нашем же говногосударстве не осталось порядочных мест для отдыха. Всё одни гадюшники, если и дорогие, то всё равно без души. Мужику же не нужно сразу в койку, и секундомер до поры не надо включать. Пусть посидят в удобных креслах, выпьют манёхонько, покурят – где теперь такое ещё можно. Поглядят по бедру понравившуюся девушку, волосы ей тоже погладят. Чтобы не ощущал себя станком, на котором она должна сейчас отработать, им детали куда важнее процесса, тебе ли не знать.

– Перекинуться парой фраз с соседом на диване, всё правильно. Знакомство в качественном дорогом притоне носит характер приятной тайны и сближает особенно. Тут без обиняков и о делах поговорить уместно, маски-то сняты. А как приятно затем среди официальных декораций улыбнуться знакомому понимающе. Искренне улыбнуться.

– Вот, сама же улавливаешь, – оживлялась радеющая об успешном стабильном бизнесе. – Что нам стоит, тем более с твоей-то постоянной клиентурой и связями. Да и мои ничего тоже, один полковник чего стоит – вот, кстати, и прикрытие. Я этих, идейные которые и вояки, довольно на своём веку повидала. С ними никакие другие погоны связываться не будут, себе дороже. На всю же голову патриоты отмороженные, а за регулярное вспоможение ихней ветеранской организации да корпоративчик под настроение… И, главное, делать им ничего не надо, потому как они же только стрелять – раз освоил и другому уже никогда не научишься.

– Понравился, гляжу, тебе Вова…

– Вот опять ты слезть с разговора пытаешься, – и впрямь немного обиделась Натали. – Не хочешь сейчас – без проблем, время терпит, но за дуру меня только не держи.

– Хорошо-хорошо, – спешила исправить недоразумение Малая. – Никаких больше лирических отступлений, обещаю и торжественно клянусь. Только есть у меня пока и другой, как ты говоришь, интерес.

Интерес действительно был. Комфортное существование под сенью погонных звёзд, мягкая удобная мебель, уютный полумрак и клубы дыма, голубовато-мёртвыми слоями застывшего в непроницаемом для гнусного извне воздухе. Безальтернативно прекрасно, как будущее фамильного виноградаря в незабвенной Галлии, но… Вызова нет, куража и вседозволенности. Интриги. Женщина всё за неё отдаст. Отсутствие предсказуемости, рутины, а значит, и скуки. Обыденность – это порок, говорила она себе и не лгала: позорнее нет столба, чем нормальность. Принадлежность толпе опасна не общностью навязываемых обетов и привычек, но тем, что всякая масса есть новый самодостаточный организм. Следовательно, разрешалось быть целым – умным, глупым, плохим, хорошим – любым; или только частью – большой или малой, направляющей или ведомой… а важно ли в таком случае, какой.

Существование любых законов с лихвой оправдывает уже само их существование. Если что-то где-то наличествует, значит, оно кому-нибудь нужно. А там уж кто влез на вершину пищевой цепи и навязал остальным свой страх. Всякое ограничение человека как личности – вредно, группы людей – необходимо. Ангажированная история легко забыла, что первый социум был создан единственно с целью эксплуатировать, а позже, по мере нарастания аппетита, повелевать. Что есть вполне естественно и верно – уже лишь тем, что безальтернативно: где есть больше одного, непременно образуется вертикаль. Не пренебрегая окружающим в целом, она старалась избавить себя от дотошных частностей: общественного мнения, показной набожности, непривычной покладистости морали.

В результате очевидно отсутствовали близкие, кроме воплощённой мудрости Натахи, и родственники. Мать под старость вернулась в родной замухранск, а отец проявился лишь тем, что по достижении пенсионного возраста подал иск на алименты – к дочери, которую не помнил ни разу. У него, как поведала судебный пристав, таких было несколько, и каждый, на счастье родителя, перебрался и освоился в столице. Можно остервенело скупать недвижимость, дабы встретить старость уважаемым рантье, но не возбраняется обеспечить себя и более оригинальным, притом куда менее хлопотным способом.

Папаша, объективно, был не дурак. Полвека ничего не делать за исключением откупоривания тары, раздаривая паспорт на штампы, – после очередного развода документ терялся, и обладатель нового оказывался девственно чист. Нехитрая уловка, позволившая одному достойному гражданину паразитировать на недалёких ближних. Потому что отца она действительно уважала. За смекалку, цинизм и естественную, а не какую-нибудь там латентно-протестную, распущенность. Всё без исключения, к счастью, передалось и ей.

– Что плохого он сделал, – на этот счёт консенсуса с Натали достичь не удавалось. – Кто виноват, если все вокруг поголовно мечтают о ЗАГСе и таком вот простом надёжном бесхитростном мужичонке. Чтобы кран починил, бачок отрегулировал и мусор вынес. Правда, не работает да иногда выпивает, но ведь всё в меру, и рукоприкладства никакого. Оно же и грубости. Весельчак, и в койке, надо думать, не промах. И не скрывал он ни от кого, что к труду чувствует вполне закономерное отвращение, так ведь какая будущая жена не верит, что запросто переделает под хозяйственные нужды суженого. А он, не будь дурак, плевал на всю эту софистику, потягивая домашнюю настойку на мандариновых корках. Кстати, и приторговывал, случалось, ею, то бишь вполне приличный стабильный доход очагу приносил.