Страница 14 из 16
– Двадцать – это большой процент, – когда пациенты ушли, с укором в голосе заговорила Сью.
– Их дети обречены на смерть в шестнадцать лет, – недовольно буркнул Тору. – Зачем мучить себя пустыми надеждами?
– А вдруг ты ошибся, и ребенок попадет в эти двадцать процентов нормы, – не успокаивалась Сью.
– А я смотрю, ты на досуге окончила академию и стала генным инженером, – съязвил Тору. – Генетика, как математика, наука точная, и если она говорит «нет», то это не «наверно», не «посмотрим», а «нет». Поэтому, когда я говорю пациентам «нет», я делаю это не просто так, а научно обоснованно.
– Ты видел ее глаза? – продолжала спорить Сью.
– Понимаю, сложно. Но потерять ребенка потом, когда он будет жив – еще сложнее.
– Мы не можем этого знать, Тору! Самая большая человеческая глупость – это мнить себя Богом. Мы не знаем, что нас ждет завтра, а прогнозируем жизни других людей, – оставшись при своем мнении, Сью вызвала нового пациента.
Тору с ещё большим раздражением посмотрел на нее, но, когда дверь открыла очередная семейная пара, он заставил себя улыбнуться, и прием пациентов продолжился.
Конечно, в голову Тору Кото закралась доля сомнения. Сью всегда заставляла серые клеточки его мозга шевелиться. Поначалу он сопротивлялся, даже более, ему это не нравилось, так как он привык к размеренному ритму работы по типовым шаблонам и готовым алгоритмам, где вот это – хорошее, а вот то – плохое. И тут такой разрыв логики. Сью ломала все стереотипы, она каждой клеточкой своего разума говорила, что нет плохого или хорошего, и нельзя применять для всего типовой алгоритм действия. Её представления о жизни были иными. «Есть только предмет или действие, а все остальное – наше отношение, и оно – только у нас в голове». Она словно чувствовала истину вещей и суть поступков людей, за всем пафосом цифр и научных утверждений. И если Тору видел в людях генетический код, то Сью Рэд видела их человечность, с трудностями в жизни, мечтами, грустью или счастьем.
Наверно, этой неординарностью она и покорила сердце Тору Кото. Он влюбился так же сильно, как в юности, когда в мединституте увидел будущую супругу. Его голубоглазая шатенка Нэтони только вошла в аудиторию, а он уже понял, что проживет с ней жизнь. Тридцать пять лет в браке, пятеро детей, двадцать внуков, счастливая семейная жизнь без лжи и притворства, но новые эмоции сводили его с ума, сильные, честные в своем желании не навредить семьям, и страстные в биохимии тел. Тору даже подумывал развестись, потребуй того Сью. Но Сью молчала, она любила его так же сильно, как и он. У нее тоже семья, дети, любящий муж. И как спрятать новые отношения в прежних семьях? Впрочем, Торо и Сью считали себя любовниками, все рабочее и немного свободного времени они тратили на тайные чувства: смеялись, говорили, грустили и даже молчали порой. Безумный секс, свидания украдкой в мотелях, подстроенные командировки с ночными совещаниями – все и во всех оттенках. Но при этом за восемь лет такой жизни Тору ни разу не поцеловал Сьюзен в губы, она чувствовала это и не настаивала на поцелуях. Он жил с ней и с женой, даря им обеим радости обычной семейной жизни, но при этом не смел привести Сью к себе домой, разделив с ней супружеское ложе. Так же поступала и она, вначале она боялась в постели назвать супруга другим именем, а он боялся перестать желать супругу. Но время расставило все на места. И они научились жить в этих нетипичных отношениях. Странная была связь, необычная, но Тору и Сью научились наслаждаться без желания обладать, и при этом их семьи стали ещё крепче, это был их кармический парадокс. И главное – эту тайну знали только двое: мужчина и женщина, и может, поэтому связь просуществовала так долго.
– А ты можешь отказаться от этих ночных смен? – однажды за семейным ужином поинтересовалась Нэтони. – Тебе уже пятьдесят восемь, и это тяжело – всю ночь на ногах.
– Надо учить Адель, – ответил Тору.
– Только не говори, что ты работаешь ради денег, – улыбаясь, заметила Нэтони.
– Естественно, – Тору даже немного побледнел от мысли, что его жена о чем-то догадывается. – Только деньги, но если ты хочешь меня видеть на два дня больше, чем обычно, то я могу отказаться от ночных смен.
– Я просто подумала, а не тяжело ли тебе? – собирая посуду со стола, пояснила Нэтони.
– Я уже привык, – улыбнулся Тору и помог сложить грязные тарелки в посудомоечную машину. – Но если ты хочешь, я откажусь, – обняв супругу, прошептал он. – Будем больше ночей проводить вместе.
– О нет, ты меня и так замучил своим желанием близости, – кокетливо подметила супруга.
– Значит, завтра пишу заявление на увольнение, – обнимая жену, пошутил Тору. – А то, как я вижу, твое сердце нуждается в уходе.
– Так, спокойно, профессор Тору Кото! – игриво заметила Нэтони. – А то вы перевозбуждены, профессор. Вы выпили таблетки на ночь?
– Ты – моя ночная таблетка, – поцеловав жену в губы, прошептал он.
– У тебя что, сегодня нет ночной смены?
– Так, женщина, бросай кухню на меня и бегом в душ, – скомандовал Тору. – Через десять минут твоя ночная смена начинается, и не вздумай опаздывать, начальство этого ой как не любит.
– Я подумаю, – кокетливо произнесла Нэтони и, женственно покачивая бедрами, ушла в душ.
На следующее утро Тору Кото уехал в командировку с бессменной помощницей – Сью Рэд. Так они и жили до глубокой старости.
Супруга Тору Кото умерла на семьдесят втором году жизни, пожилой профессор целый год носил траур по любимой, он похудел, очень плохо питался, почти перестал следить за собой. Этот год без Нэт стал самым тяжелым в его жизни. Каждая секунда без любимой казалась минутой, каждая минута – часом, а часы – даже не днями, а неделями беспробудного ожидания. Конечно, с ним рядом постоянно были дочери, внуки, а по выходным и праздникам – правнуки, но мысли о предстоящем одиночестве преследовали, не давая покоя. У Сью своя семья, и он не имел право вторгаться и рушить её брак, поэтому обреченный на одиночество Тору Кото мечтал об одном – поскорей бы прожить отведенное ему время.
«…Урэн Рэд умер в вчера 18:00 от инсульта, многочисленные родственники и вдова Сью Рэд скорбят о скоропостижной гибели хорошего человека…» – однажды утром, прослушивая новости, случайно наткнулся на этот некролог Кото.
Он в это время пил кофе в окружении дочерей.
– Этот Урэн Рэд, случаем, не муж твоей медсестры? – неожиданно подметила младшая дочь Сара.
– Наверное, совпадение, – трясущейся от волнения рукой Тору поставил чашку на стол и как-то засуетился. Он зачем-то взял электронный номер газеты, выключил озвучку новостей и про себя очень внимательно перечитал некролог, причем дважды. Потом с каким-то особым блеском в глазах залпом допил кофе и со словами «Мне надо идти» поспешил в ванную.
Там он побрился, впервые за последний год надел парадный костюм и уже на пороге дома под ошарашенные взгляды дочерей обернулся, попытавшись объяснить свое поведение:
– Все хорошо, вы не переживайте! У меня осталось маленькое дело в этой жизни, – сквозь нахлынувшие эмоции, с трудом сдерживая голос от срыва, сказал Тору. – Сара, Анэт, не волнуйтесь, все будет хорошо.
– Па! – уже возле порога окликнула его старшая дочь. – Хорошо выглядишь.
– Спасибо, Анэт, – ответил он и впервые за долгое время улыбнулся.
Выйдя во двор, он встал на биофон, новомодное средство передвижения, и, задав выученный до буквы маршрут, поспешил к дому Сью.
Проникая через запыленные энергосоты, отделяющие дорогу от тротуара, теплые лучи солнца не обжигали, как летом, а грели. Летающие машины, носились по воздушным магистралям. Легкий ветерок тревожил макушки кленов, и на тротуар, кружась, падали разноцветные листья. И это буйство красок оранжевого, красного и грязно-зеленого на черном фоне почвы заявляло о правах природы на осенний отдых после жаркого лета. Сделав букет из листьев, Тору позвонил в домофон, там на пятом этаже в шестьдесят восьмой квартире жила его малышка Сью. Руки дрожали от волнения.