Три раза, когда...

— Вроде всё, — произнесла Накаджима, завязывая узелок на левом боку, поспешно слезая с кровати и аккуратно складывая мазь, перекись и бинты обратно в аптечку.

— Да. Мне и вправду стало лучше, спасибо. — На устах Чуи расплылась добрая улыбка, и Ацуши почувствовала лёгкий трепет в груди. — Не хочешь перейти в мафию? Этот суицидальный придурок однажды доведёт вас всех, а нам в мафии требуются новые кадры.

— Нет, спасибо. — Ацуши покачала головой. — Уж лучше терпеть выходки Дазая-сана, чем каждый день видеть Акутагаву.

— Обещаю взять под своё крыло. Никакой Акутагава к тебе ни на шаг не приблизится, — пылко заверил её Чуя, но девушка осталась непреклонной. — Эх, жаль. Ты была бы отличным напарником.

Накахара откинулся на кровати, раскинув руки и посмотрев в потолок. Он широко зевнул, и тогда Накаджима поняла, что пора бы и честь знать.

— Просто захлопни за собой дверь. И ещё раз спасибо, — произнёс мужчина, находясь на грани сна и реальности.

— До свидания, Чуя-сан! Выздоравливайте. — Ацуши неловко поклонилась.

— Ага.

Накаджима вышла из спальни, прошла в коридор, поспешно обулась и покинула квартиру, захлопнув за собой дверь. Только оказавшись на прохладном ночном воздухе, она поняла, насколько сильно пылали её щёки.

***

Во второй раз это случилось сразу после победы над Шибусавой Тацухико.

Ацуши возвращалась домой через парк после праздничной вечеринки в агентстве, как вдруг увидела Чую, спящего на лавочке. Подумав буквально пару секунд, девушка подошла к мужчине и принялась будить его.

Тот с огромным трудом открыл глаза, с явным недовольством смотря на Накаджиму, пытаясь осмыслить, кто перед ним. А когда узнал её, удивился.

— Что ты забыла у меня дома? — резко спросил он.

— Эээ… Вы не дома, Чуя-сан, вы в парке. На лавочке.

Сонливость в миг сошла с лица Накахары. Он резко поднялся и принялся оглядываться по сторонам, а потом раздражённо цыкнул. Пробормотав под нос что-то на тему некомпетентных подчинённых, мужчина сел по-нормальному и облокотился на спинку лавочки.

— Может… Мне помочь вам дойти до дома? Вы же опять использовали Порчу, верно? — неловко помялась Ацуши, а исполнитель лишь тяжко вздохнул.

— Неловко просить тебя о этом уже во второй раз. Но раз уж Акутагава меня бросил здесь, а у мафии с агентством перемирие, то почему бы и нет? — как-то обречённо произнёс он.

— Акутагава? Его Дазай-сан же пригласил к нам на вечеринку. Сказал, что раз уж победа над Шибусавой была достигнута совместными действиями мафии и агентства, то надо бы позвать кого-нибудь. Акутагава примчался к нам буквально за пять минут.

— Чёртов суицидальный маньяк и его щенок, — ругнулся Чуя, теперь понимая, почему его подчинённый просто взял и кинул его в парке. — Ненавижу.

Накаджима лишь грустно вздохнула. Она уважала и Чую, и Дазая, но ей ужасно не нравился тот факт, что рядом друг с другом они начинали вести себя, как дети малые. Причём, в большинстве стычек и ссор виноват именно Осаму.

Ацуши лишь покачала головой и протянула Чуе руку, чтобы помочь ему встать. Несмотря на то, что они были знакомы всего ничего, девушка чувствовала ответственность за действия наставника, а потому хотела хоть как-то помочь Накахаре, даже если их перемирие могло нарушиться в любой момент. Чуя в поведении с ней, Ацуши, значительно отличался от всех остальных мафиози: он не был груб или резок, не пытался её убить. Можно сказать, что из всей Портовой мафии Накаджима была готова довериться только ему, хотя и понимала, что тот мог её просто напросто обмануть.

Чуя поднялся и перекинул руку через плечо Накаджимы.

— Я начинаю к этому привыкать, — признался он, и Ацуши чуть улыбнулась: она тоже.

Дом Чуи был недалеко, поэтому Накаджима решила вызвать такси. Вообще, девушка больше предпочитала общественный транспорт, ведь он был дешевле, однако так как сегодня на неё была взвалена ответственность в виде полусонного окровавленного исполнителя портовой мафии, а на работе выдали премию, Ацуши смело набрала номер такси, а после помогла Накахаре дойти до выхода из парка. Там их уже ждала белая машина с синими полосками.

Девушка осторожно помогла Чуе сесть на заднее сидение, забралась рядом, назвала таксисту адрес, а после, покопавшись в кармане юбки, вынула на свет платок. Его она передала Накахаре, чтобы тот вытер чуть засохшую кровь на подбородке, оставшуюся после использования Порчи. То, что это был платок Дазая, девушка решила не говорить.

Всю дорогу в машине мужчина сонно облокачивался на Ацуши, и девушке приходилось придерживать его на поворотах, чтобы тот не ударился головой.

Эта ситуация несколько смущала тигрицу, но ещё больше её щёки краснели от взглядов пожилого водителя. В плохом освещении он не видел истинного состоянии Чуи, его немного потрёпанной одежды и болезненного вида, а потому мог подумать (а судя по всему и думал), что тот просто напился, а Накаджима, как его верная девушка, везёт непутёвого парня домой.

Ацуши залилась краской и опустила взгляд на свои коленки, а потом медленно перевела его на Чую, который посапывал и выглядел довольным жизнью. Его лицо было полно безмятежности, и Накаджима почувствовала, как её сердце пропустило удар. Мужчина, безусловно, был красив и харизматичен.

Машина остановилась у дома Чуи, и девушка, отдав деньги водителю и разбудив спутника в который раз, помогла тому выбраться из машины. Они с трудом поднялись по ступенькам на третий этаж и дошли до двери квартиры. Исполнитель мафии со второй попытки набрал код и ввалился в прихожую. Ацуши последовала за ним.

Они разулись, Чуя снял плащ со шляпой, и Накаджима провела мужчину уже знакомой ей дорогой в спальню. Тот сразу же обессиленно рухнул на кровать.

— Извини за неудобства, — произнёс он. Подушка чуть заглушила его голос.

— Ничего страшного, Чуя-сан, я всё понимаю, и мне крайне стыдно за поведение Дазая-сана. А пока лучше отдохните. Я захлопну за собой дверь.

— Угум, спасибо. Знаешь, я-

Но договорить мужчина не успел: уснул. Девушка-тигр с улыбкой взглянула на мужчину и едва удержалась, чтобы не потрепать его по волосам: в конце концов она не Дазай, чтобы пользоваться ситуацией, когда Чуя находится в своём самом беззащитном состоянии.

Чуть приоткрыв окно, Ацуши вышла из спальни и прошла на кухню. Она была уверена, что как только Накахара проснётся, он будет жутко голоден. Чтобы восстановить силы после Порчи, ему требовалось хорошенько поесть: об этом на вечеринке обмолвился Акутагава, когда Дазай с гаденькой ухмылочкой расспрашивал, как там поживает его бывший коллега.

С одной стороны Ацуши была не совсем уверена, имеет ли она право распоряжаться на чьей-то кухне, но с другой она не могла кинуть Накахару, и даже не из-за проблеска нежности, которую испытывала к нему, а из-за простой человеческой совести. И чувства стыда из-за поведения наставника, конечно же.

Девушка принялась рыться на чужой кухне в поисках еды, мультиварки и кастрюли со столовыми приборами. Когда всё было найдено, девушка принялась за готовку.

Процесс приготовления карри занял не так много времени, как думала Ацуши: всего в районе часа. Накаджима не хотела показаться плохим поваром, а потому готовила то, что у неё выходило лучше всего. И когда всё было готово, она накрыла тарелку и столовые приборы на стол, убрала готовую еду в холодильник и нацарапала Чуе записку, в которой говорилось, чтобы он поел.

Со спокойной душой Ацуши покинула квартиру Накахары.

***

В третий раз это случилось после Каннибализма.

Идея сделать из Ацуши посыльного между мафией и агентством принадлежала Дазаю. Сама Накаджима была не очень-то рада этой идее, ведь походы в здание мафии равносильны лицезрению хмурой рожи Акутагавы и очередным словесным перепалкам с ним же.

Вообще, по идее Дазая, полностью одобренной Мори, эти походы Ацуши должны были наладить отношения нового Двойного чёрного: впереди им предстояла борьба против Достоевского и его компашки, в которую неизвестно кто входил, так что согласованная кооперация и более-менее нормальные отношения между двумя сильными бойцами, которых обязательно кинут на передовую, были просто жизненно необходимы. И Дазай, и Мори, и Фукудзава это отлично понимали. Более того, это понимали и Ацуши с Акутагавой, но ещё с самой первой встречи между ними возникла такая сильная неприязнь, что даже просто при виде соперника-напарника-врага-коллеги-союзника (нужное подчеркнуть) хотелось дать ему в морду.