Духов день

========== 1. Кенха ==========

Я б грустила, но что мертво — не заслужит почестей:

Эта дружба уже отправилась в мир иной.

Рэй Фейра

Семейный магазинчик дедушки Фэнга назывался «И Дин Хо» — и если прочитать и произнести название мог любой хоть сколько-то образованный хинсанец, то о значении слов оставалось лишь догадываться. Резной барельеф в три иероглифа неизменно привлекал внимание и заставлял вспоминать легенду о возникновении Хины и Слове.

Мол, к будущему императору, а тогда лишь местячковому князю, светлоглазому Хин Су Чжоу, пришла ведьма, древняя старуха, рожденная степной волчицей в первую ночь сотворения людей. Была она столь огромна, что следы ее становились колодцами, и так страшна, что даже солнце пряталось от ее взгляда. Но не испугался князь и велел накормить ведьму, как подобает, и приветствовать как дорогую гостью. Двадцать овец съела ведьма, да сотню кур, да куропаток и перепелов без числа, да выпила десять бочек вина и десять пива, а после посмотрела на Су Чжоу и начала говорить. Сказала, что года не пройдет, как кони Су Чжоу истопчут земли на сотни тысяч му окрест, и вся эта земля станет принадлежать семье Хин, и это будет только началом. Сказала также, что запишет предсказание полностью, на сотни лет вперед, дайте лишь бумагу и чернильный камень. Принесли ей листы, принесли пергаментные свитки, принесли скатки шелка на много чжан, но все было мало — ведьма лишь качала головой и щелкала длинными когтями, выбивая из-под них застрявшие кости. А после, убедившись, что нет подходящего листа, написала предсказание прямо на полу дворца своим длинным когтем. Один иероглиф, но вместивший в себя все, столь сложный, что Су Чжоу за всю жизнь разобрал лишь одну сотую его часть.

И одной сотой, как говорили, хватило ему, чтобы всегда угадывать мысли собеседника, чтобы понимать языки людей, зверей и демонов, чтобы с легкостью влюблять в себя и убивать словом. Чтобы завоевать и объединить все племена, все дома и все народы в одну империю — Хина.

Как повелось, с годами легенда выродилась в фарс.

Первый дом Су Чжоу, Синий Дворец, стал музеем. Музей — а с ним и пол, а с полом и Слово — чудом пережил войны и революции, оберегаемый как историками и искусствоведами, так и простыми суеверными людьми. Последние до сих пор слышали, как ведьма Ассыма — к безымянной великанше быстро пристало ушманское имя, так как пришла она из степей, — плюет в потолок косточками перепелок, сытая и довольная. Даже когда империя стала федерацией, и государственным указом к фамилии первого императора добавили фамилию первого реформатора, сделав из Хины Хинсан, — даже тогда музей устоял, хотя за упоминание призрака Ассымы и волшебства Слова могли и выпороть.

Годами позже цензоры перестали драть три шкуры за неположенные настоящему хинсанцу слова и мысли, и о иероглифе на полу Синего Дворца опять заговорили. Слепой дед из Ушмы утверждал, что ладонями прочел Слово и теперь может предсказывать будущее. Зрячая девушка из аймака Лушунь даже записала предсказания — с дедовскими они разнились, ну так и ясно, ведь правильно-то расшифровала Слово лишь она. Четверо лингвистов из столичного университета защитили диссертации на тему Слова и выпустили книгу «Предсказания Синего Дворца на каждый день». Правда, в самом университете об этих докторах наук никто ничего не слышал, ну да ладно, тираж-то отлично разошелся.

Ближе всего к правде, по мнению Ронги, подошел какой-то журналист с новостного сайта, написавший крохотную заметку об абракадабрах. Там он справедливо заметил, что во всех культурах существуют «магические» наборы букв или звуков, подобные хинсанскому Слову. Просто в иероглифических системах это выглядит загадочнее и внушительнее. Так и легендарное Слово, при желании и знании первой школы письма, легко раскладывалось на слоги, пусть и было их неприлично много и прочитать их можно было несколькими способами. Но вместе звуки не значили ничего, были совершеннейшей белибердой, выуживать из которой что-то хоть немного знакомое — дело заведомо глупое и бессмысленное. Абракадабра. Хинсанская. Почти святая.

Магазинчик И Дин Хо был связан со всем этим, хоть и весьма отдаленно. Нимало не смущаясь дурной славы и закрывая глаза на вереницу жуликов, якобы расшифровавших Слово, дедушка Фэнг заявлял, что его три иероглифа с вывески к ведьме Ассыме имеют самое что ни на есть прямое, наипрямейшее отношение. Мол, шла обратно эта ведьма, сытая да добрая, и споткнулась о дерево, вывернутое с корнем недавней бурей. Рассвирепела ведьма, да и со злости начертила на бревне три иероглифа — не таких сложных, как Слово, и совсем маленьких, но очень страшных. Кто поймет их значение и скажет вслух, тот умрет и вместе с собой мир заберет. Ни много ни мало!

Почему во дворце Ассыме никакой бумаги не хватило, а тут на деревяшке слова уместила? Потому что во дворце большим пальцем писала, а тут мизинчиком, а они даже у ведьм-великанш маленькие да изящные. Зачем же ты, старый, на виду такую страшную штуку держишь? Ага, поверил! Тут, видишь, посложнее… На все вопросы у дедушки Фэнга был ответ, и то, что орудие уничтожения всего мира он держит на виду и открытым всем ветрам, он объяснял любовью к людям. При том, что любой знакомец Фэнга, хозяина И Дин Хо, рисковал умереть со смеху, услышав о фэнговом человеколюбии.

И с этого объяснения следовало начинать, если рядом с магазином появлялся турист. Это Ронга, ни на что не годная дочь барсука, все же знала.

— Как и Слово из Синего Дворца, наша вывеска предсказывает будущее, — заявила Ронга после дежурного поклона. — Вот что первым разберете и прочитаете, то и будет вашей судьбой.

Она как раз отодвинула складные ставни, скрывавшие две витрины, и повесила табличку «Открыто» на дверь, когда в конце улицы появилась туристка. Высокая, красивая, с аккуратным рюкзачком и любопытным взглядом, она Ронге понравилась — во-первых, бесшумностью, а во-вторых, одиночеством. Группы людей Ронга переносила плохо. К тому же, и на заявление о чудодейственных свойствах доски девушка отреагировала, на взгляд Ронги, правильно — не стала прикидываться, будто бы разбирается в хинсанской иероглифике, а с усмешкой достала из рюкзачка планшет и сфотографировала надпись. Приложение начало обрабатывать фото.

— Только так и выживала в Чжоулане, — немного смущенно пояснила девушка.

Чжоулань — это понятно, старая столица, родина Хин Су Чжоу, тот же Синий Дворец, туда все туристы и бегут в первую очередь, как бы ни зазывали их в столицу новую. Да только в Чжоулане почти все популярные среди туристов места — с дублированными надписями на дивэе, а его сейчас знает любой, кто путешествует дальше родины. Ронга попыталась вспомнить, когда Чжоулань стал так популярен, а чтобы скрыть замешательство, спросила наугад:

— Вы к нам из Дива?

— Конечно же! — кивнула девушка, как должное принимая и догадку, и то, что девчонка из хинсанской провинции говорит на дивэе. Разумеется, она из Дива. Конечно же, откуда же еще ей быть. Разве существуют в мире страны, кроме Дива и Той Страны, Которую Дивэец Изволил Посетить?..

«Что-то не то, — подумала Ронга, начиная глохнуть из-за стучащей в висках крови. — Совсем не то». Слишком уж много самодовольства. Над этой чертой дивэйцев — считать, что все в мире существует лишь ради них, прекрасных, — в Хинсане посмеивались, но Ронга все чаще отмечала, что дивэйское самодовольство уже больше стереотип, чем реальность. Слишком крепко все переплелось в современном Хинсане, слишком много разных людей и культур столкнулись, да и Див десять лет назад обломал зубы, попытавшись влиять на ослабленную революцией страну.

Вот оно!..

Десять лет назад. Десять. Как минимум. Тогда у Дива и его жителей, приезжающих в Хинсан, поубавилось наглости.

— А в твое время, — вкрадчиво сказала Ронга, — разве было такое? Совсем недавно же появились.

И кивнула на планшет.