Магус

Страшным — да, вернулся. А вот богатым — нет: Галя, бедолашная, едва концы с концами сводила. Муж в хозяйстве не то чтоб совсем не помогал, но делал все так неумело и нехотя, что лучше б не делал вообще. А одолжить не у кого, не станет никто давать в долг ведьминой матери…

* * *

На сундучок они посмотрели одновременно: Ирина и Андрий. Тот сыто выблескивал коштовными боками и ждал: ну, мол, чего сделаешь, козаче, как поступишь?

Стоило ли спасать ее сына, чтобы теперь заплатить за его жизнь их жизнями? Ведь если бы тогда, на Равнине предсмертия, Андрий не пытался спасти Гната, то и не задолжал бы владельцу сундучка — и сейчас не сидел бы в этой хате, богатый и в то же время бедный, словно церковная мышь во время поста.

— Сколько хочет староста? — спросил он у Ирины.

Та назвала, и Ярчук, не сдержавшись, присвистнул: «Лихо! Лихо берет здешний ведьмоборец!»

Хотя разницы-то большой не было — все свои деньги, все, что накопилось за долгие годы козацкой удалой жизни, он истратил на прощальное гулянье, а остатки отдал вместе с чересом в монастыре. Так что теперь, кроме того, что на нем, да кроме Орлика, ничего у Андрия не осталось. Гол как сокол. А взять из сундучка хотя б один золотой — все равно что душу свою продать. Тем более слово давал, матерью родной клялся.

Он пожевал усы и стал медленно, с особой тщательностью набивать табаком люльку, чувствуя на себе умоляющий старухин взгляд.

И было что-то еще, что-то очень важное, что он, кажется, пропустил. Или, скорее, она ему не рассказала по каким-то своим причинам.

— Когда срок?

Ирина вздрогнула и отвела глаза.

— Завтра. Так вы?..

Вдруг будто что-то взорвалось в ней, — вскочила, бухнулась на колени, обхватила его ноги узловатыми пальцами:

— Ой, спасайте, родненький, ой, спасайте! Если денег не раздобудем, сожгут же ее, ей-богу сожгут!..

— Постойте-ка, паниматка! Почему же сожгут? Вы ж говорили, проверять будут, в пруд бросят?..

Старуха сглотнула:

— То-то и оно! Сперва в пруд, а потом сожгут. Потому как… Не договорила — раскачиваясь маятником, зашлась в долгом надрывном полукашле-полурыданье. Но он уж и сам догадался почему.

* * *

Улица была пустынна, как дорожка между могилами в полночь на погосте. Только псы выкашливали на Андрия последние крохи преданности своим хозяевам. Только тускло, словно нехотя, корчилось на небе солнце.

Орлика Андрий оставил в хлеву у Ирины, Мыколку — на печке. Сундучок зачем-то вложил в упряжь и поцепил себе на спину, как обычно. Хотя не думал, что это поможет в грядущем разговоре; впрочем, этот разговор вообще вряд ли выйдет простым и доброжелательным, скорее наоборот.

«Только ради Гната», — сказал себе Андрий в который уже раз.

Он сильно привязался к этому немногословному хмурому парубку. Детей не нажил (если ж и нажил — не знал об этом), а вот к Гнату относился как к сыну или как к младшему брату. Андрию не хотелось бы, чтоб сестру Гната спалили на костре. К тому же он сильно сомневался, что Галя — ведьма.

«Я видела, — сказала ему тогда Ирина. — Она делала закрутки на старостовом поле. И вообще… она изменилась, очень изменилась, понимаете?»

«Вот и поглядим, насколько», — подумал Ярчук, проверяя, легко ли выходит из ножен сабля. Пожалуй, следовало бы запастись осиновым кодом или хотя бы небольшим клинышком, но он решил, что обойдется, и так справится.

Его приезд, конечно, не оставили без внимания. И кто-то глазастый, кажется, даже узнал в госте Гнатова спасителя семилетней давности. Во всяком случае, из окон наблюдали внимательно, хоть на улице никто и не появлялся.

Ну и пусть глазеют, чтоб им повылазило! Эти люди готовы были отправить на костер молодицу, которая выросла вместе с ними, которую многие из них знали еще, когда она ходила пешком под лавку. Но если они действительно верили, что Галя — ведьма, тогда это много меняло, все меняло. Она точно не ходила в ученицах у знахарки или травницы, а значит, целительствовать не умела. Только закрутки ставить, наводя тем самым порчу на пшеницу; еще, наверное, молоко у коров сдаивать. А то и что похуже — но точно не богоугодное, а зловредное.

И в таком случае ее не спасет даже то, что она Гнатова сестра. Андрий сам же и отрубит ей голову.

Он толкнул калитку и вошел на подворье. Навстречу выметнулся из-за хаты кудлатый беспородный пес, но Ярчук только рыкнул гортанно, как его когда-то научил Свитайло, — и пес, поджавши хвост, порскнул под крыльцо.

Скрипнула дверь.

— Э, да у нас гости! — протянул сухощавый мужик средних лет, с куцыми усиками и бесцветными глазами. — Галю, слышь! Гость, говорю, пожаловал. Вы, шановный, дверью ли не ошиблись? К нам редко кто заглядывает, живем в простоте. — Он перехватил цепкий Андриев взгляд и кивнул: — Вижу, не ошиблись. Ну так милости прошу в хату, там и поговорим. Прошу-прошу…

Андрию Кость не понравился сразу. Но оба они знали, что «гость» войдет.

В хате было сумрачно и немного сыровато. Не сказать, совсем не прибрано, но вроде как убирали без охоты, по принуждению.

Образа в красном углу висели чуть перекосясь, а на окнах лежала легкая пыльная поволока. Сладковато пахло поцвевшим хлебом и землей.

Галя сидела за столом, безвольно выложив перед собою руки. Ярчук помнил ее совсем другой, когда она рыдала и заламывала эти самые руки, узнав, что брат вот-вот умрет. И та, другая Галя, даже рыдающая и сходящая с ума, выглядела лучше, чем теперешняя.

Она с видимым усилием оторвала взгляд от пустой, темной от времени столешницы.

— Кто это, Костю?

— Разве ты не узнаешь? Кажется, он пришел к тебе. — Хозяина, судя по голосу, весьма и весьма забавляло происходящее. И Андрий впервые пожалел о том, что не взял с собой хотя бы осиновую щепку.

Галя повернулась к нему и облизнула мертвые, похожие на двух перекормленных гусениц, губы.

— А-а, да. Вы — пан писарь, что годков десять тому у мамы останавливались, когда через село проезжали.

— Точно, — улыбнулся Андрий. — Вот же память у вашей хозяйки, а! — повернулся он к Костю. — Все помнит!

— Зачем вы пришли? — вдруг спросил Кость. — С этим сундучком. Зачем? Неужели хотите заплатить старосте? — И сделал движение, словно собирался прикоснуться к Андриевой руке, но в последний миг сдержал себя. Тоже облизнул губы и сцепил пальцы в «замок», наверное, чтобы не так дрожали.

— Сам не знаю зачем. — Ярчук тяжело опустился на лавку, стараясь сохранять одинаково большое расстояние до обоих. — И как это вы так долго продержались? Ладно, живете на отшибе, с людьми редко встречаетесь. Но ведь в церковь-то ходите?

Он особо выделил «с людьми», и Костю это явно не понравилось.

— Был бы ты с осиной или серебром, — сказал тихо хозяин, — я б тебя и на порог не пустил.

— Пустил бы, — отмахнулся Андрий. — Если не из любопытства, так… Пустил бы. Рассказывай, как все началось.

Кость хмыкнул, похоже, немного разочарованно.

— Так ты пришел просто чтобы спросить об этом?

— Я вспомнила, — вдруг прошептала Галя. — Вспомнила. Вы спасли Гната, вы и еще один, да?

— А теперь явился спасать тебя, — подытожил Кость вместо Ярчука. — Ну так скажи ему, слышишь, скажи! Скажи, что спасать тебя уже поздно, что ты сама так хотела.

Галя, к удивлению Андрия, подтвердила:

— Правда, хотела. Теперь уж ничего не поделаешь.

— Так это она тебя, что ль, оживила? — не поверил Ярчук. Как-то трудно ему было представить, что Иринина дочка на такое способна.

— Кысым, — проронил, словно сплюнул, Кость. — Оживил меня Кысым, будь он трижды неладен! Ну и… помогли ему тоже… Неважно. Оживил — Кысым, но кабы не Галя, долго б я не протянул.

— Но зачем?!

— Я люблю его, — просто ответила она.

Кость лихорадочно блеснул глазами.

— Ну, нашему гостю, видать, трудно такое вообразить. А еще труднее — что я здесь остался не из склонности к людоедству. Как, верите, шановный?