Страница 7 из 10
Рядом, вытянувшись на шкуре во весь рост, опершись лапой о красную атласную подушку, лежал огромный пушистый черный кот. В его круглых желтых глазах весело и таинственно отражались всполохи пламени, что танцевало в камине захватывающий танец фламенко… Черные вертикальные зрачки больших глаз то расширялись, то снова суживались. Одно ухо стояло торчком, другое было чуть прижато к голове. Кончик длинного хвоста слегка подрагивал.
Кот с интересом рассматривал свою лапу с черными матовыми подушечками и длинными прозрачными черно-серыми когтями, которые он то выпускал, то снова прятал. Отчего лапа то ощетинивалась острыми, загнутыми кинжалами когтей, глядя на длину и остроту которых любому становилось не по себе, то снова превращалась в мягкую и бархатную, демонстрируя мягкость и беззащитность существа, к части тела которого она относилась.
Справа от него на мраморном полу лежала черная фетровая с широкими полями шляпа и стояли черные кожаные на тяжелой кованой подошве ботинки, чем-то напоминающие ковбойские. Рядом с ними стоял обитый бархатом, с резной спинкой и толстыми витыми ножками стул, почти исполинских, по человеческим меркам, размеров, на котором был небрежно брошен черный кожаный плащ. Прислоненный к ножке стула, в коричневых кожаных ножнах стоял меч.
Кот со вкусом потянулся и от души зевнул, показав красный шершавый язык и обнажив острые, безупречно белые зубы, клыки которых были размером с указательный палец взрослого играющего на фортепиано мужчины. Отчего до наблюдателя, если бы он был в этой комнате, дошла бы простая, но ясная мысль о том, что хоть зал и был исполинских размеров, как и камин, и мебель в нем, но и кот был отнюдь не маленьким зверем. Зверем, скорее, вызывающим испуг, чем умиление и желание его погладить. Если какое желание и возникало, глядя на него, то это было желание бежать как можно быстрее и как можно дальше, не оглядываясь, в надежде, что тобой не заинтересуются и не ринутся следом.
Тем временем кот лег на живот, вытянул лапы вперед и, положив на них черную лохматую голову, немигающим взглядом уставился на огонь. Одновременно с этим человек бесшумно встал с кресла, чуть косолапой походкой подошел к камину и подбросил в него пару поленьев. Затем снова вернулся обратно, чуть кряхтя, уселся в кресло и поплотнее закутался в плед.
Кот вспоминал, не отводя чуть прищуренных глаз от огня: «Все началось с любви… Да-да, с нее с самой… Он очень любил умершего хозяина. Не той преданной, всепоглощающей и не рассуждающей любовью, что любят собаки. Когда тело выполняет свои функции лишь для того, чтобы быть рядом с человеком, чтоб ловить его взгляд, улавливать и исполнять его малейшие желания, отдавать ему себя всего целиком и полностью, не рассуждая, прощать ему все и… не жить, если Хозяин уходит за Грань…
Н-е-ет, коты любят по-иному. Не теряя себя, не уронив достоинства, видя все несовершенства человека. Они принимают его со всеми его недостатками, относясь к ним снисходительно свысока, ограничивая самого себя в свободе, чтобы быть рядом с человеком. Чтоб лежать рядом с ним на кровати, успокаивая его мурлыканьем. Чтоб ловить для него мышей, заботясь о сохранности его еды. Чтоб забирать его проблемы, переваривая их и иногда болея вместо него.
Не будь этой любви, кот просто б ушел в лес, на вольные хлеба, после смерти хозяина. Но он остался. Остался, потому что очень любил своего человека, а человек очень любил своего детеныша. Так что ради этой самой любви коту пришлось взять на себя заботу о потомстве Хозяина, ставшего сиротой и выставленного братьями из дома. С этого все и началось…»
Кот поскреб когтями ковер и чуть изменил позу. О детеныше принято заботиться. Котам требуется одно, а людям немного другое. Так что человека было нужно обеспечить домом, едой, положением в обществе и женщиной для воспроизводства потомства. Для последнего вполне себе подходили король и его дочка. А вот с первым было посложнее… Свободных богатых домов в округе не наблюдалось. А Кот не был бандитом, и потому выгонять из дома какого-то знатного дуралея с его потомством ему претило. Но и обеспечить домом человека было надо. Что делать?
По зрелым размышлениям, оставался лишь один вариант: Великан-Людоед. Тут тебе и дом, и положение, и еда, и благое дело… Можно и о Принцессе подумать. Так что план созрел быстро. Остальное было делом техники: новый хозяин был простофиля, в принципе обалдевший и от свалившегося на него горя, и от подлости братьев, и от… говорящего кота. Так что убедить его придерживаться кошачьего плана не составило большого труда.
Король же просто был дурень, впавший в ступор от вида говорящего животного и усиленно соображавший: не сильно ли он перебрал вчера?.. И почему, если перебрал, явилась не белочка, а кот?
Так что этот тоже особо не сопротивлялся. Его, как говорится, можно было брать голыми лапами… Оставался, собственно, сам Людоед. И в этом была загвоздка. Нет, не в том, что он был Великан, а в том – что Людоед. Что освобожденную эту Энергию надо было переварить и не дать взять над собой верх. В противном случае людоедом бы стал он сам. С такой энергией трудно совладать в принципе, еще труднее, если по натуре ты хищник, а уж с тем Потоком, который проходил через Великана, и подавно. Так что трогать Людоеда было, конечно же, верхом неразумности.
Кот вздохнул и перевернулся на спину, чуть поджав задние и вытянув передние лапы, свернул кончик хвоста бубликом: «Неразумно – да. Чревато – очень. Но… близилась осень, хозяйский детеныш мерз и хотел есть. Работы не было. Денег тоже. И потому… Людоед».
Нет, в принципе, все прошло как по маслу: великан был съеден, хозяйский детеныш пристроен. И вроде бы никаких последствий не наблюдалось. Никаких левых желаний. Так что Кот с удовольствием грелся на солнышке, охотился за мышами, флиртовал с кошками… Одним словом – жизнь наладилась, и все пошло своим чередом.
Все шло своим чередом ровно год. А через год, в один из осенних промозглых дней, слушая, как завывает ветер в печной трубе, Кот понял, что сегодня ночью он будет охотиться на… человека. Вот так.
Кот снова перевернулся на живот и свернулся калачиком, чуть прикрыв пушистым хвостом нос. Выход? А никакого выхода нет. Энергия Людоеда спокойно текла внутри него широким потоком, и этот поток требовал человечины. И совладать с ним не было никакой возможности. Оставалось только… Ну да – любовь. Кот не мог ни причинить боль человеку, ни подвести его под подозрения. А ведь начни пропадать люди в округе, и соседи тут же бы вспомнили, чей это замок… И сначала б это были только слухи… потом вилы… и факелы.
Нет, подставить хозяина Кот не мог. Любовь… однако. Оставалось одно – охота в Другом Мире. Да – такие есть, и коты хорошо чувствуют Двери в них. И одна из таких Дверей находилась в глубине леса, примыкающего к замку. Лес был не то что очень старый, а скорее, даже древний. Многовековые деревья сплелись в нем верхушками так плотно, что свет почти не проникал к их корням. Там не росла трава, не видно было молодых побегов, лишь ковер из опавших листьев шуршал под ногами да кое-где на огромных валунах, в большом количестве раскиданных по лесу, рос бледно-зеленый, почти белесый, мох. Черные стволы деревьев были причудливо изогнуты, словно танцевали странный, не известный людям ритуальный танец. Вот в самом центре этого недружелюбного леса, среди двух причудливо изогнутых стволов одного из деревьев, и находилась Дверь.
Воздух чуть колебался в разнодвижущихся слоях почти прозрачного марева, образуя небольшую впадину. Ветер шумел в кронах деревьев, где-то сбоку слышалось журчание воды в роднике. Лес жил своей обычной жизнью, когда Кот в первый раз шагнул в образованную маревом воронку… Шагнув туда, он не мог видеть, как следом за ним туда же шагнул человек…
Хозяин снова поднялся и поправил дрова в камине. Он никогда не был силен в магии и потому, когда Кот впервые заговорил с ним, чуть не чокнулся от удивления и страха. Остановило только одно: сыновье послушание – раз отец оставил ему это… в наследство, значит, так и должно быть. Отец лучше знает…