Страница 16 из 18
– Д… д… да…
– Ну вот, видишь? Всего-то делов: проводить меня по моим делам, и спокойно идти по своим. Это ясно?
– Д… д… да…
– Как же сговорчивы обычно люди, когда тоже в чем-то заинтересованы. Правда? Это риторический вопрос! Ты мне контроллера, я тебе свободу! Хорошо? Вот и отлично! А теперь тихонько, не привлекая внимания, как лучшие друзья или верные любовники, пойдем в обнимочку. Заметь, мне быстрее нажать кнопку…
***
Минус сто пятьдесят третий встретил лазерной рекламой бара «Настоящие мужчины». Антон недовольно поморщился: с этого места все началось. И встреча с Семеном Власовым, перевернувшая все с ног на голову, и знакомство с Онегиным, который пусть и невольно, но послужит биоину некоей отмычкой, с чьей помощью у Антона может получиться вернуть все обратно. Жизнь в сети, спокойную работу, и будущую известность. Очень уж не хотелось отдавать собственную жизнь реплике, превращаться в воспоминания, пусть и живущие в другом теле, идентичном до неузнаваемости. Потому как это будет не его жизнь, а жизнь репликанта. И мысли будут другие, и часть воспоминаний опять сотрут, не спросив.
– Куда? – спросил Антон.
Дмитрий махнул головой вправо. Мужчина уже успел немного успокоиться: если Антон не нажал кнопку сразу, то скорее всего уже и не нажмет. Поэтому Онегин заговорил:
– Слушай, Антох…
– Да?
– Ты же понимаешь, что для связи с контроллерами мне придется отключить «приват-режим»?
– И?
– И я могу беспрепятственно и в красках обрисовать ситуацию КИРЕ. Как думаешь, сколько ей понадобится времени, чтобы прислать команду Замены?
– Слушай, – Антон уверенно помахал перед лицом Дмитрия генератором и передразнил: – а сколько мне понадобиться времени, чтобы нажать кнопку, когда я увижу дроидов? Не тупи! Меня заберут, а ты окажешься в моей ситуации.
– Ой, да ладно! – возмутился Онегин. – Мне-то мог бы сказать! Любовник называется! Все равно же не отпустишь, пока не отыщем какого-нибудь контролера…
– Дим, ты меня извини… – Антон почувствовал за собой вину. Хоть у его действий и была уважительная причина, но как он мог так поступать с другими? Но тот, кто видит путеводную звезду, цепляется за нее из последних сил, боясь потерять, торопится, нервничает. Ему нет времени искать другие пути, а вдруг других не окажется? – Но тебе лучше не знать причин э-э-э… моего поведения.
– Это почему?
– Потому что КИРА может расценить твое знание, как опасное. Поэтому просто проводи меня к контроллерам и ступай на работу. Можешь даже рассказать КИРЕ, когда я тебя отпущу, но не раньше – иначе, меня Заменят. Это-то хоть понятно?
– Это понятно, – согласился Онегин. Замена была понятна для любого. Всех когда-нибудь забирали и заменяли, и все этого боялись. Не очень-то хотелось отдавать собственную жизнь кому-то другому, пусть и полностью идентичному. – Но мне любопытно…
– Любопытно ему! – фыркнул Антон, чуть не расхохотавшись в голос. – Поверь, лучше такое любопытство засунуть куда-нибудь поглубже и не вспоминать о нем! Думаешь, я сейчас не жалею, что не занимаюсь своими делами? Что не могу даже связаться со своим контроллером по мучающему меня вопросу? Что не могу просто зайти в свою комнату и закрывшись уйти в какую-нибудь виртуалку с головой? Я не хочу, чтобы все это со мной случалось! Не хочу проникать в какие-то тайны, не хочу знать, что происходит вокруг!
Но биоин врал себе, и все отчетливей понимал это. Может так он хотел успокоить терзающего его червячка сомнения, посеянного Семеном, но с каждым витком мысли сомнения таяли быстрее, чем возникали. Теперь Власов отчетливо осознавал, что та жизнь, которую он и еще несколько поколений его предков вело в городе совсем не та, чем кажется. То спокойное, даже больше – умиротворенное состояние, с которым все они прожили несколько жизней, имели свою цель. А именно: цель не допустить отклонения мыслей от нужного течения. Кому нужного? Но тут как раз понятно: нужного кому-то «сверху». А единственного человека, стоящего выше всех, звали Моисей Гафт. И тот мир, что окружал Антона все время, был иллюзией, виртуальностью, созданной, чтобы заключить разум людей в цепи, направить его в нужное русло, и заставить течь свободно по течению, без возможности свернуть и увидеть то, что не положено видеть.
Сейчас же мысли текли совсем по-другому, освобождённые от призмы электронного устройства, вживленного внутрь с «детства», и то, что Власова тревожило последнее время, вдруг вышло на новый виток размышлений.
– Помнишь, – заговорил биоин, – как Атланту охватила мания преобразования?
– Чего? – не понял Дмитрий. – Нет.
– А я помню. В какой-то миг технология доставки информации в геном стала общедоступной. Разрабатывались таблетки, способные изменить внешность избирательно. И население принялось творить с внешностью невообразимое. – Это воспоминание было не Власова, а еще одной его предыдущей версии, но оно пришло неожиданно и так отчетливо, как будто где-то внутри головы сняли некий ограничитель, наложенный давным-давно. Беззвучно щелкнул выключатель, и информация оказалась доступной Антону. – Кто-то изменял брови, кто-то губы или нос, но были и такие, кто сподобился изменить цвет волос, скажем… на голубой или зеленый. Были и такие, кому понадобилась третья рука или нога, а дополнительные глаза стали обыденностью, как и некоторые… хм… другие части тела. Ты представляешь? Целое поколение, все десять миллионов посвятили себя этой виртуальной индустрии изменения тела. И людям это нравилось, это была одна из ступеней виртуализации, когда еще обычная виртуалка не приобрела свою теперешнюю реалистичность. Народ поголовно коверкал свои гены, изменяя саму суть природы, пока не вмешалась КИРА. Тогда исчезли все геноизменяющие препараты, а население превратилось в наркоманов, коих еще долго трясло от ломки, и еще долго потом система восстанавливала себя за счет заменяющих, чья генная история хранится в банке данных где-то вне Города. И знаешь, Дим, всем тогда казалось, что так правильно: быть измененным и красивым, с четырьмя ногами и шестью глазами, или с другой формой головы, но когда копии пришли на замену предшественников, то ужаснулись, сравнивая свои идеальные тела с тем, во что успели превратиться предки. И испытали настоящий шок: их реальность в корне отличалась от реальности предшественников. Их мир и видение были отличными. Но это люди поняли, когда их поменяли.
– Не понимаю, к чему ты?
– А что если… – биоин на секунду умолк, будто его посетила страшная догадка. – А что если и мы неправильно живем, и чтобы понять это, нам надо измениться, встряхнуться, перевернуть мир с ног на голову?
– Ну нет, – Пять Тысячь Семьдесят Восьмой замотал головой, – по мне наша реальность и так правильная. Ты бы этим не забивал голову, а то заберут тебя. Ты же хочешь вернуть себя?
– Знаешь, теперь я в этом не уверен, – протянул биоин.
Несколько минут мужчины шли молча. Широкий коридор загибался вправо, две транспортных ленты несли людей, остальные шли по специальной разметке, чтобы не сталкиваться. Вокруг расцветали яркими красками прямо на гладких стенах рекламные ролики виртуальных развлечений. Но в какой-то неуловимый момент все они сменились одним изображением. Люди вокруг замерли, повернулись, многие отключили рабочий режим цифрового интерфейса, чтобы не пропустить речи Первого. Ведь если все экраны начинали показывать одну картинку, то непременно будет важное объявление, а его лучше смотреть на большом экране, ведь не так часто Гафт появляется перед зрителями.
Антон с Онегиным тоже остановились. Янтарная цифра «1» плавно вертелась вокруг оси на воне трехмерной модели Города. Атланта в уменьшенном масштабе выглядела здорово. Башня из стекла и бетона с куполообразными мелкими пристройками-почками. Рендер красиво играл на стекле бликами виртуального солнца.
Наступила тишина, люди, затаив дыхание, ждали главного, и что он им поведает. Обычно речи Гафта освещали некие масштабные события, которые происходили редко: в идеально отлаженной системе не должно быть ничего непредвиденного, его и не случалось. Мелкие сбои, периодически возникающие в головах людей, убирались по возможности тайно, с наименьшим охватом лиц, чтобы не раздувать пожар инакомыслия. Остальные громкие события освещал Гафт. Например, замену термоядерного реактора на систему с управляемой черной дырой, или завершение эры свободной генетической модификации, или о том, какой урон для Земли удалось избежать с созданием Великих Городов, в коих повезло им жить. Вообще, с момента создания Атланты подобных сообщений было множество, но не все помнят их, ведь на одного «репликанта» за жизнь приходится всего один-два громких заявления Гафта, а остальные исчезли в стертой памяти, которую редко кто способен восстановить. Лишь Антону было доступна сейчас память о десяти подобных случаях. Власов был уверен, что Онегин помнит только два.