Тень и душа (ЛП)

Майкл поднял голову и посмотрел вниз на неё, и Фейт увидела в его глазах бездну сожаления. «Прости меня», — одними губами произнёс он.

Но это не его вина. Это её вина. Если бы она позволила ему уйти, когда он хотел, то сейчас он бы направлялся в мастерскую. Если бы она позволила ему уйти ещё раньше, когда он хотел успеть на работу, то он бы уже по локти погряз в мотоциклах. Это она — не он.

Она покачала головой, пытаясь сказать это, но её язык не шевелился, чтобы произнести слова.

— Демон, двигайся. Сейчас же.

Он вставал медленно и осторожно, выкрав шанс провести пальцем по её щеке. Затем полностью встал и отвернулся от неё, столкнувшись с её матерью, не осознавая и безразличный к своей наготе.

— Марго, я…

— Заткнись. Я ничего не хочу слышать, — она посмотрела на него сверху вниз. — Твою мать. Без презерватива? Ты, бл*дь, разыгрываешь меня? — её взгляд переместился к Фейт и остановились на её животе, по-прежнему липким от его спермы. — Посмотри на себя. Покрыта спермой как шлюха.

Майкл сделал широкий шаг в сторону Марго.

— Не называй её так.

Она снова устремилась к цели — прямо на его груди.

— Я сказала тебе заткнуться. Твоя шлюха точно больше не позаботится о тебе. Она моя проблема. С другой стороны, ты не моя проблема. Ты — проблема Блю. Думаю, тебе было бы разумнее подумать об этом сначала. Надень свою чёртову одежду и уходи из моего дома.

Схватив джинсы, он повернулся и посмотрел вниз на Фейт, которая до сих пор была так ошеломлена и боялась, что совсем не двигалась. Он натянул простынь на её голое тело.

— Я люблю тебя, — произнёс он четко и без колебаний. — Люблю тебя

Прежде чем она смогла ответить, воздух в комнате взорвал шум выстрела, и Фейт рефлекторно сжалась в комок.

Это её мать выстрелила в потолок.

— Следующий будет в твою голову. Убирайся. Оденешься во дворе.

Майкл схватил одежду и ушёл. Марго последовала за ним, её маленький «Смит и Вессон», видимо, был направлен на него всю дорогу.

Когда Фейт осталась в своей комнате одна, она по-прежнему находилась в слишком сильном шоке, чтобы четко мыслить или полностью всё осознать. Она встала и привела себя в порядок. Она застегивала джинсы, когда вернулась мама и встала в дверях ее комнаты, её руки были скрещены под увеличенной грудью. Она выглядела злой, но удивительно спокойной. Когда позже Фейт будет размышлять об этом моменте, то она решит, что в её гневе был намек на удовлетворение.

— Ты хоть представляешь, что ты сделала с этим мальчиком? Что сделает твой отец? А клуб? Ты, наверное, убила его, маленькая шлюха. Как давно ты трахаешься с ним?

Фейт не ответила. Она была слишком занята, разбираясь в реальности последствий… которые они… нет, она вызвала. Это была её вина. Её. Он пытался избегать её. Но она искала с ним встреч снова и снова. Даже сегодня он пытался уйти, но она надавила на него. Это была её вина. И что бы ни случилось дальше, это сделала она.

Она обняла себя руками и зажала кожу над локтями.

«Нет. Отец любит её. Она поговорит с ним и заставит понять, что она любит Майкла, а он любит её. Она заставит его это увидеть, и им больше не придется прятаться».

~oOo~

Но её отец не понял. Всё было плохо.

Её мать оказалась права. Он поставил жизнь Майкла на голосование за столом, но проиграл. Тогда он потребовал его патч. И тоже проиграл в этом вопросе, но только с перевесом в один голос против. Фейт не знала, чей это голос, но думала, что это мог быть Хусиер, потому что Блю был практически так же зол на Президента, как на Майкла.

Они отсылали Майкла. Прошедшее голосование заключалось в том, чтобы отправить его к «Кочевникам». И теперь он уезжал.

Но не раньше, чем Блю получит своё право на месть.

И вот поздней ночью Фейт стояла в мастерской, руки матери держали её за плечи, длинные ногти с маникюром врезались в её кожу, как когти. Весь клуб (все члены, Биби, Марго и Фейт тоже) расположились вокруг большого промышленного пространства в чем-то вроде круга. Посередине стоял Майкл без рубашки растянутый между стойками подъёмника, его руки были в цепях и вывернуты высоко над головой, но ноги стояли на земле.

Таким образом он мог подвергаться воздействию, не имея возможности защищаться, Майкл долго держался на ногах, пока Блю обеими руками, обёрнутыми в длинные цепи, бил его. Он бил его и бил, а когда уставали руки, он размахивал цепями, используя их длину в качестве кнута. Он избивал его до тех пор, пока Майкл наконец-то не потерял сознание, а его ноги не провисли.

До этого момента Майкл продолжал смотреть на Фейт. Даже когда Блю кричал на него, чтобы он перестал на неё смотреть, даже когда удары попадали ему в лицо, его взгляд всё равно возвращался к ней. Он смаргивал кровь, чтобы видеть её. Он не произнес ни звука, кроме вынужденных выдохов при каждом ударе по его телу, но он смотрел на неё.

Она тоже хотела смотреть на него — глаза в глаза, но ему было так больно. Её отец… её папочка причинял ему столько боли, что она не могла больше терпеть. Поэтому она попыталась озираться по сторонам, но её мать не позволила. Она зашептала ей в ухо, чтобы Фейт смотрела на то, что сделала. И Фейт смотрела.

— Папочка перестань! Пожалуйста, остановись! Папочка, пожалуйста! Не делай ему больно! Остановись!

Она кричала и кричала, но отец игнорировал её. Пока Майкл не оказался в отключке, и Жирный Джек наконец-то не встал и не положил руку на поднятую руку Блю.

— Хватит, брат. Ты проиграл голосование покончить с ним. Нужно остановиться, прежде чем ты сделаешь это.

Тогда в комнате стало тихо. Все мужчины были мрачные. Блю бросил цепь и повернулся лицом к Марго и Фейт. Он был забрызган кровью Майкла. Сначала он грустными глазами посмотрел на Фейт.

— Папочка… — причитала Фейт.

Он отвернулся от неё и повернулся к матери.

— Убери её на хер отсюда. Я больше не хочу, чтобы она приходила сюда.

Затем он ушёл в клабхаус.

Фейт попыталась подойти к Майклу, но Марго отдёрнула её назад.

— Не тупи. Ты достаточно сделала. Ты больше никогда не увидишь Демона. А прямо сейчас ты уходишь со мной.

Дасти и Хусиер поднимали Майкла. Последнее, что видела Фейт перед тем, как мать вытащила её из здания, было его тело, приземлившееся на пол безжизненной кучей.

Глава 10

Демон гнал и гнал вперёд, пока кровь Коты полностью не высохла на его коже. Пока он мог перемещаться — он имел возможность сосредоточиться лишь на своем байке, съедающим под собой асфальт, и на том, как фара светит и мигает на светоотражающих полосах. Он мог смотреть на это, чувствовать ветер и ни о чём не думать. Он не мог думать. Мысли в голове убьют его.

Он ехал, пока вокруг него не осталось ничего, кроме Калифорнийской пустыни: скалы, уничтоженная кустарниковая растительность, плотно утрамбованная почва и редкие колючие деревья, известные под именем Иисус Наввин. Один из домов, в котором он жил в детстве… не самый худший из них, далеко не худший… находился под патронатом церкви. Он знал, кто такой Иисус Наввин. Дерево, должно быть, было названо в его честь, потому что оно выглядело как поднимающий руки в молитве Иисус Наввин. Демон не понимал этого. Но однажды Диаз рассказал ему, что его учили, что дерево называют «кинжалом пустыни». И это название ему больше понравилось.

Как бы их ни называли, Демон любил деревья. Они были уродливыми и одинокими, и росли там, где ничего не было.

Было одно место недалеко от дороги, о котором он знал, там свободнорастущая группа этих деревьев скопилась вокруг большой, ровной скалы. Он нашел это место несколько лет назад, вскоре после того, как вернулся домой, тогда он съехал с дороги, чтобы пописать, и увидел, как солнце заходит, озаряя огнём силуэты деревьев и скалу. Сидя на этой скале, он почувствовал умиротворение.