Тень и душа (ЛП)

— Фейт?

Она оттолкнула прочь прошлое. Они в безопасности.

— Я люблю тебя, — произнесла она в качестве причины того, что отстранилась.

— Я люблю тебя, — улыбнулся он, и она поверила, что они в безопасности.

Они по-прежнему были полностью одеты, и это никуда не годилось. Она повела плечами, выскальзывая из кожаной куртки, стянула свою длинную майку через голову. Майкл не двигался, нависая над ней, поедая её глазами, горящими похотью.

Она потянулась к лифчику, но он положи руку ей на грудь таким образом, что его большой и все остальные пальцы упёрлись в её ключицы, и опустил её вниз. Встав на колени, так что одна из её ног оказалась между его, он завел пальцы обеих рук под лямочки лифчика, а затем переместил их ниже в чашечки, погладив пальцами её соски. От этого прикосновения соски затвердели, и она сильно выгнула спину, так высоко, насколько могла, желая большего, желая, чтобы он дал ей почувствовать всё. Десять лет стоили этого.

Его руки вернулись вверх к лямочкам на её плечах, а затем потянули эластичный атлас вниз по её рукам, тянули-тянули, пока чашечки тоже не соскользнули вниз. А затем он наклонился и взял в рот её отчаявшийся сосок.

— Ох, бл*дь, — выдохнула она, нуждаясь произнести это, но пытаясь оставаться тихой.

Майкл всегда оставался молчаливым, когда они доходили до этого, кроме мучительных стонов, когда кончал. Он казался отвлеченным, почти потрясённым звуками, которые она издавала.

Он был её первым, и то их короткое время вместе развило в ней некоторою застенчивость относительно звуков во время секса, её естественное желание заключалось в том, чтобы издавать звуки. До сегодняшнего дня она всегда боролась с этими импульсами.

В этот раз, вместо того чтобы вздрогнуть или даже отвлечься от её груди, он ответил на её тихие слова низким стоном, а рука, которую он был не в состоянии удержать, заскользила по её животу в леггинсы.

В тот момент, как его пальцы дотронулись до её лобковой кости, он резко поднял голову и уставился на неё, его пальцы медленно заскользили по её холмику, складочкам, исследуя. Это ощущалось хорошо, так, бл*дь, хорошо, и она понимала, что он чувствовал, насколько влажной она была. Тем не менее, он был удивлен, и когда его пальцы вернулись к голой коже на лобке и провели вперёд-назад, она поняла. Затаив дыхание и немного стесняясь, она улыбнулась.

— Я делаю это постоянно. Всё ощущается намного интенсивнее, когда полностью сбрито.

Прежде она была полностью естественной, выбривая только то, что было видно из купальника, а остальное подстригала. Он вернул внимание к её складочкам и позволил своим пальцам легко двигаться по голой нежной коже. Его прикосновение заставило её извиваться и задыхаться.

— Так хорошо, — прошептала она.

По-прежнему не произнося ни слова, он вытащил руку и отклонился назад. Затем взялся двумя руками за пояс её штанов и потянул, а она приподняла бёдра, чтобы помочь ему.

Он стянул с неё штаны вместе с нижним бельём, пока не достиг ботинок, которые по-прежнему были на ней. Тогда он остановился, улыбнулся ей, поднял её ноги себе на бёдра и начал расшнуровывать ботинки. Он был по-прежнему полностью одет: в ботинки, жилет и всё остальное, но она вообще не протестовала, когда он стащил с неё ботинки, а затем сорвал кружевные леггинсы вместе с нижним бельём. Сейчас всё, что на ней осталось, лишь лифчик, скрученный под грудью. Она потянулась за спину и расстегнула его, а затем небрежно отбросила в сторону.

Теперь она была полностью обнажена, он смотрел на неё сверху вниз, как будто она была экзотическим деликатесом.

Он подтянул её к краю кровати, опустился коленями на пол и стал поглощать её, словно она была его всем.

И ох... бл*дь, он был в этом так хорош… лучше, чем она помнила. Он закинул её ноги себе плечи, а затем переместил руки к её груди, так что теперь мог пощипывать и покручивать оба соска в одном ритме с его губами и языком.

Он накинулся на неё, как будто больше не было ни одного места в мире, где бы он предпочёл оказаться, а ей на ум пришло лишь несколько мест, которые она предпочитала у него. Его затылок, бугорки его языка, жар его дыхания, грубая кожа его пальцев, возбуждающая её такие сверхчувствительные соски… всё это превращалось в симфонию чувствительности, которую Фейт едва могла выдержать.

Она не была скромницей. Она ни в коем случае не хранила обед безбрачия в течение прошедшего десятилетия. Она наслаждалась сексом, но не требовала эмоциональной привязанности, наслаждалась физической стороной. Но это… он был у неё первым во многих смыслах — и эмоционально и физически — её лучшим любовником. И сейчас он стал ещё лучше. Всё сейчас стало лучше. Это было так хорошо.

Так хорошо. Ох бл*дь… как же хорошо. Она приподняла вверх колени и обхватила его голову, удерживая его, пока кончала, извиваясь вокруг него, пытаясь оставаться тихой, но потерпев неудачу.

Он оставался на ней, его язык щёлкал по её клитору, пока она в следующую секунду оказалась больше не в силах выдерживать напряжение. Когда она оттолкнула его голову, он встал и наконец-то начал избавляться от своей одежды.

Кроме жилета, который он закинул на угол её кровати, он побросал одежду, не глядя, где она упала.

Проклятье. Он великолепен. Тот же мужчина, которого она любила, но в то же время совершенно другой. Огромный: резко очерченные мускулы на руках, туловище, ногах — повсюду. Он опять встал на колени на кровать и наклонился над ней. Затем дёрнулся, сел и потянулся к полу. Сначала Фейт не поняла, но он подобрал свои джинсы и стал что-то выуживать из кармана.

Она приняла решение. Она надеялась, верное решение. Но она знала, что он скажет ей, если это не будет безопасно.

— Майкл.

Он остановился и поднял вверх голову. Она и раньше не понимала, почему он был настолько тихим во время секса, и по-прежнему не понимала. Это просто то, кем он являлся. По крайней мере, она любила его молчание. Она обожала это знание о нём, ощущая это знакомое молчание сейчас. Она протянула руку и показала ему маленький шрам.

— У меня установлен имплант. Тебе это не нужно.

Она использовала противозачаточный имплант большую часть прошедшего десятилетия. С самого начала Майкл был не очень силён в натягивании резинки со всеми вытекающими, а иногда и вообще не использовал, хотя он всегда вытаскивал. И она сама была не слишком сильна, чтобы останавливать его. Она хорошо выучила урок: что лучше не оставлять эти мысли на самый последний момент. Поскольку иногда момент становиться слишком горячим, чтобы думать.

Он смотрел на неё в течение нескольких секунд, затем отбросил джинсы. И снова оказался поверх неё, его вес был гораздо больше, чем она помнила. Он закинул её ноги себе на бёдра, удерживая себя на одной руке, а другой направляя себя в неё.

Он наполнил её — огромный и горячий. Она почувствовала себя более полной и не только телом. Она ощущала себя целой. Она откинула голову, когда он глубоко толкнулся, неспособная сдержать вскрик.

— О, Боже, Майкл!

Когда он перестал двигаться, Фейт откинулась на матрас и открыла глаза. Он смотрел на неё сверху вниз, боль сильно отражалась в его чертах лица. Щёки стали красными. Она ничего не понимала.

— Майкл?

Его голова упала вниз, плечи опустились.

— Я… не могу. Не могу.

Страх, который она думала, что отбросила, вернулся и вылез наружу.

— Что ты не можешь?

Он тряхнул головой.

О-о, НЕТ. Всё собиралось развалиться на части, пока он оставался внутри неё. Она подняла его голову своими руками и оказалась с ним лицом к лицу. Его глаза блестели.

— Не можешь что?

Боль в выражении его лица усугубилась, но он не ответил. Он не собирался говорить ей. Но она не собиралась отпускать его. Она знала одну вещь, которой он никогда не мог сопротивляться. Фейт обвила его ногами, втягивая его так глубоко в себя, насколько могла. Его стон превзошел её собственное учащенное дыхание.

— Фейт, я…