Страница 2 из 12
А зачем? Зачем я ему помогаю? Кто он такой? Вдруг он сделал что-то ужасное, и теперь ему воздают по заслугам? Разве такого не может быть?
Может, соглашаюсь я с собой. Этот человек, скорее всего, в чем-то виноват. Как и я… Кажется, сюда не попадают безвинные… И тех, кто оказался здесь, не принято жалеть! Но мне почему-то очень жаль этого беднягу…
Мне кажется, или ветер стихает?
Точно! Он стал гораздо слабее! Настолько, что я могу приподняться еще выше…
Решительным движением я расстилаю над лежащим ткань. Надо же, ее хватает, чтобы укрыть его целиком! Да еще и мне остается, чтобы спрятаться под ней от ветра… Странно… Так ведь не было! И не должно быть… Или что-то меняется?
Конечно, меняется! Ветер! Он пропал! Совсем стих! То, что казалось незыблемым и нерушимым, исчезло. Его больше нет…
Какая тишина… Я забыл, как звучит тишина.
Человек вдруг открывает глаза и говорит мне что-то…
Я не понимаю… Я слишком долго не слышал человеческой речи… Я не понимаю этих слов…
«Здорово, батя! Как же я рад тебя видеть! И палатку ты не забыл! А я уж думал, всё…»
Батя… Это я? Тогда этот человек… Кто же он? И что такое палатка?
«Я… не помню… – с трудом произношу я. – Я ничего не помню!»
«Да ну! – говорит он. – Неужели не помнишь? А как мы с тобой на рыбалку ходили, тоже не помнишь? Мне десять лет было, кажется…»
И вдруг я вспоминаю! Тот, другой мир! Мир, в котором не было страшного, пронизывающего насквозь ветра, мир в котором было тепло… И были другие цвета, кроме белого и серого. Я помню их! Зеленый, голубой, желтый… Еще какие-то… Много-много людей вокруг… И мы все жили там! В этом прекрасном мире…
«Так мы же ничего не поймали!» – неожиданно для себя говорю я.
«Ну вот, а говоришь, что не помнишь! Батя, а ты когда умер-то?»
Что? Я умер? Но тогда… Тогда где же мы?
Не опасаясь, что ветер вернется, я отбрасываю ткань…
Вокруг нас ничего нет. Только бескрайнее белое поле. И такое же белое небо над ним. И все…
«И что же нам теперь делать?» – спрашиваю я у него.
«Ждать, наверное, – отвечает он. – Тут можно только ждать. И надеяться, что кто-то о нас вспомнит. Там!»
Он показывает пальцем вверх, в белое небо.
А пока… Пока мы сидим на моем куске ткани и разговариваем.
«Видишь, батя, тебе-то как повезло… Ты забыл всё! А я вот всё помню. И всех… А знаешь, как тяжело это, когда лежишь, и ничего не можешь сделать, даже рукой пошевелить! Вьюга, она шутить не любит! Ты-то хоть ходить мог…»
«Вьюга? – осторожно спрашиваю я. – А я звал его Ветром…»
«Так у тебя и был Ветер! Средненький, судя по твоим рассказам… А меня по полной программе отрабатывали, как говорится. Вьюгой! Да оно и понятно, заслужил я… Так что ты меня спас! Так, а это кто там?»
Он вдруг встает. Машет кому-то рукой…
«Эй! Мы тут! Иди сюда!» – кричит он.
Да, у него было хорошее зрение. А я, кажется, всегда носил очки…Но теперь я тоже вижу!
Вижу, что по белоснежному полю уверенно идет высокий человек. Он точно не такой, как мы. Это понятно хотя бы потому, что он одет, причем одет, что называется, по сезону.
Длинный кожаный плащ, теплая меховая шапка, круглые черные очки. В одной руке у него зажженный фонарик, в другой молоток на длинной ручке. Какая-то пузатая черная сумка на боку…
Кстати, откуда я знаю все эти названия?
Он подходит к нам совсем близко. Широко улыбается…
«О! – восклицает он, светя на нас фонариком. – Еще двое вышли! Ну и славно. Так, дайте-ка я на вас посмотрю… Все правильно, отец и сын. Прошли испытание…»
Сын… Мой сын? И про какое испытание он говорит?
«Да, далековато вас определили, – озабоченно говорит он, оглядываясь вокруг. – Придется подождать, пока дорога до вас дойдет. Но дойдет, не бойтесь! Я вот тут возле вас вешечку поставлю. А вы пока оденьтесь… А то тут холодно бывает!»
Человек, улыбаясь, достает из своей сумки какую-то одежду, дает нам. Мы надеваем ее на себя. Это какие-то странные белые комбинезоны без застежек. В них сразу становится тепло…
«Простите, а вы вообще кто?» – спрашиваю я.
«Инженер, – отвечает он. – Дороги тут строю!»
«Тут? А что это за место?»
«А сам не понял, что ли? Ну, раз не понял, так тебе тогда лучше и не знать!»
«Пусть тогда так, – соглашаюсь я. – Но все равно спасибо!»
Он вдруг светит куда-то фонариком.
«Ну, мне идти надо! – говорит он. – Там еще кто-то вышел… Так что сидите и ждите тут. Пока не приедут за вами!»
«А куда мы поедем?» – неуверенно спрашивает сын.
«А это уже без меня решают», – отвечает тот, кто назвал себя Инженером.
Он уходит. Мы сидим, обнявшись.
«А помнишь, батя, как мы на футбол ходили?»
Конечно, помню, сынок!
«А как ты меня в армию провожал?»
И это помню… А как ты служил-то там?
«Не надо, – просит он. – Вот про это не надо… По-разному там было. По-разному…»
«В действительности всё не так, как на самом деле!»
В.С.Черномырдин
Часть первая. Будущее светло и прекрасно…
Глава первая. Идеальный дед
Четверг, 22 декабря 2022 года
-– Папа, вставай! Уже семь часов!
«Что? Уже пора? – с печалью подумал Плахин. – Когда же я высплюсь-то, наконец»…
Но вслух сказал, конечно, совсем другое:
–– Иду, доча, иду… Ты Дашу подняла?
–– Это еще вопрос, кто кого поднял, – усмехнулась Наташка. – Вон, за столом сидит, оладьи уплетает. Так что если хочешь еще поваляться, можешь остаться без завтрака. Да ведь, Дашенька?
С кухни никто не ответил. Видимо, Даша была увлечена оладьями…
–– Всё-всё, я всё понял! – Плахин решительно отбросил одеяло. – Лечу! А ты уже убегаешь?
–– Ну да, как всегда. У нас с опозданиями очень строго стало, за всё штрафуют. Я, конечно, ценный сотрудник, но правила для всех одинаковые… Так что лучше всё-таки не опаздывать, сам понимаешь.
–– Понимаю, – усмехнулся Плахин. – А я вот в своём магазине старался к людям по-человечески относиться…
–– Папа, – укоризненно сказала Наташка. – Вспомнил прошлогодний снег! Ты еще про Советский Союз мне расскажи! Про права трудящихся, блин… Сейчас у трудящегося одно право, она же обязанность – работать, работать и работать, пока не крякнешь окончательно… А вообще-то с утра мы все в компьютер карту вставляем, и на экране напротив каждой фамилии время фиксируется, кто когда пришел. И нас даже не шеф штрафует, а напрямую программа, которая никакие извинения и оправдания не принимает. Первый раз за месяц символически, второй раз посильнее, а в третий, извини, лишают премии. Все, бегу! Даша, слушайся дедушку!
«Вот так всегда, – с грустью подумал Плахин, глядя на закрывшуюся за дочерью дверь. – – Пара фраз с утра, и столько же вечером, когда она вернется. Что же это за работа такая?»
Наташка работала педиатром в большой частной клинике, с неплохим окладом, и местом своим очень дорожила. Да и чему тут удивляться, сейчас все дорожат работой…
Туалет, ванная, кухня. Привычный маршрут для дедушки…
–– Даша, там мне еще хоть что-нибудь осталось? – спросил он, заходя. – А то голодный дед очень сердитый обычно, помнишь ведь?
–– На! – внучка с гордостью подвинула ему огромную тарелку, на которой лежали два крохотных блинчика. – Тебе ведь хватит? Не будешь сердиться?
–– Конечно, не буду, – вздохнул он. – Ты-то хоть наелась?
–– Кажется, да… – с сомнением сказала Даша. – До завтрака в садике как-нибудь дотерплю.
–– Ну и хорошо, – кивнул Плахин. – Ты иди пока к себе, собирайся там… А я телевизор посмотрю.
По доброй, еще советской традиции Плахин всегда смотрел за едой новости. Хотя Наташка и предупреждала его, что это вредно для пищеварения.