Страница 24 из 39
За сутки штаб пароходства установил нити управления флотом: суда вызывались по радио, к ним посылались баркасы. Выяснив состояние судна, штаб немедленно давал заводу задание на ремонт. Но среди других поручений было самое срочное: одеть в броню жилые каюты парохода «Чапаев». Он превращался в канонерскую лодку.
Рулевая рубка уже обложена толстыми броневыми листами, осталось разделать смотровые щели. Котельный мастер Алексей Фирсов руководит работами, его главный подручный — газорезчик Николай Писков. Дело идет к концу, и Фирсов с удовлетворением принял приглашение командира канонерки пообедать вместе с краснофлотцами.
— Ешь, запомни нашу «чапаевку», — не без гордости угощают его матросы.
«Чапаевка» — гречневая каша, по-особому приготовленная корабельным коком.
И вдруг страшный грохот где-то совсем рядом потряс корабль.
— К орудиям!
Командир корабля выскочил на мостик, за ним кинулись по своим местам и краснофлотцы. Заговорили отрывистыми хлопками корабельные зенитки.
Фирсов бросился на берег. «В котел, его бомба не возьмет», — решил он и проворно забрался в топку старого котла, лежавшего на берегу с незапамятных времен.
— Куда полез? Оглушит! — крикнул кто-то.
Фирсов нехотя вылез из котла, но второй взрыв опять прижал его к земле. Следующий взрыв раздался уже где-то далеко за заводом.
Фирсов медленно поднялся, очищаясь от грязи и мусора, оглянулся: кормовой каюты «Чапаева» как не было. И вдруг мысль: «Пискова убило!» Фирсов кошкой взобрался на мостик. Увидел газорезчика и сразу же накричал на Пискова:
— Ты что тут сидишь? Хочешь, чтоб убило? Резать же давно кончил!
Писков сидел, прижавшись спиною к броне рубки. В руке он крепко зажал рукоятку от газового резака, но ни головки резака, ни шлангов не было: должно быть осколками оторвало шланги и половину инструмента. Чудом уцелел сам Писков.
Фирсов помог Пискову подняться. Он продолжал ворчать, но вместе с неостывшей еще тревогой слышалась радость: «Жив, жив дружище!»
По мосткам на берег понесли первых раненых.
Михаил Иванович Рожков, главный диспетчер завода, уже давал задания цехам: «Чапаева» отремонтировать немедленно — на рассвете он должен выйти на боевое задание.
…Стриженная ежиком седеющая голова главного диспетчера склонилась над графиком. Крепко держит Рожков в своих руках все нити междуцеховой увязки. И если где-нибудь назревает прорыв, то ищите в свитках Михаила Ивановича восклицательные знаки, красные и синие, тощие и жирные, и чем они толще, тем, значит, сильнее гнев главного диспетчера — «взбучка» отстающему обеспечена. Чем ершистей бывал Рожков спозаранку, тем спокойнее проходила заводская планерка. Очищенные главным диспетчером от мелочей, даже крупные вопросы решались на планерках оперативно, без лишних опорой начальников цехов-смежников. Так каждый стоял на боевом посту, выполняя задания фронта.
Поздно вечером мы получили распоряжение наркома эвакуировать завод.
— Оставьте группу опытных рабочих для оперативного ремонта судов на переправах, а остальных незачем под огнем держать, — приказал он.
Не скрою, далеко не все одобрили приказ.
— Вот вам и Волго-Балт, — уныло протянул Георгий Семенов, услышав об эвакуации завода.
С Волго-Балтом было связано большое будущее завода. Наш завод должен был стать крупной базой судостроения для Волго-Балтийского водного пути. К началу войны мы успели построить корпусный цех, были заказаны компрессоры, сварочные машины.
— Спорили, ругались, какие компрессоры лучше заказать, — угрюмо ворчал Ройтер, — а теперь все псу под хвост.
Но ненависть к лютому врагу требовала активных действий.
— Нельзя работать на земле — зароемся на время в землю, — решили мы на партийном собрании.
Коммунисты были закреплены на самых ответственных участках по эвакуации завода.
Еще не остыли котлы, а в двенадцати километрах от затона, в старом фруктовом саду колхоза имени Фрунзе, начал работать новый завод — завод под землей.
Блиндаж с перекрытиями в пять накатов толстых бревен могло повредить лишь прямое попадание. Здесь смонтировали станки, дизель-генератор. В отдельных блиндажах разместились столовая, пекарня, баня. «Копай-город» — в шутку прозвали мы свой новый заводской городок. Обжились на новом месте быстро.
Наши механики во главе с инженером Иосифом Генкиным отделали подземную электростанцию — сердце завода. Никто не мог подумать, что этот свежевыкрашенный пятидесятисильный «Крупп» еще неделю назад лежал на полузатопленном катере «Девятый» на центральной переправе, куда ни днем ни ночью живому человеку не подступиться.
— Ночью без огней не разберешь его, а днем хоть не показывайся, — рассуждали механики.
Думали, думали и решили:
Как только забрезжит рассвет, Николай Суворов, Илья Чепусов, Мясников и Генкин возьмутся за дело. Все шло по плану. Чтобы не обнаружить себя, отважная четверка вырезала в борту судна проем и, скрываясь за бортом, что со стороны Волги, вытащила двигатель по частям. Следующей ночью его доставили в «Копай-город». И вот уже сегодня в жилых землянках — яркий свет, а в цехах-блиндажах вновь ожили, шумно заговорили станки-переселенцы.
В октябре 1942 года на переправе 62-й армии работали пароход «Надежный» и баркасы «Донбасс», «Капитан Иванищев», «Абхазец», «Пожарский» и другие; на переправе шестьдесят четвертой армии в Татьянке и Светлом Яру курсировали большие пароходы — «Краснофлотец», «Варлен», «Громобой», «Механик Власов» и баркасы «Емельян Пугачев», «Спартаковец».
Помощь ремонтников требовалась ежедневно. Они были на каждой переправе. В Татьянке их возглавлял Толстой, на шестьдесят второй переправе — Ройтер. Работники технического отдела жили тут же, на переправах.
Такую же походную жизнь вел и Фирсов с котельщиками и Шарипов с судоподъемщиками.
В воинских частях, стоявших за Волгой, в то время явно не хватало ремонтных мастерских, и наши услуги стали цениться очень высоко.
Овчинников — «голова-человек». Недаром это прозвище прочно укоренилось за ним еще в мирные дни. Теперь он быстро осваивал ремонт автомашин и боевой техники.
Завязалась крепкая дружба с соседями — авторотой гвардейской дивизии, автобатами шестьдесят второй армии, с артиллерийскими и танковыми частями.
…Обстановка на переправах осложнялась. В середине октября фашисты потопили пароход «Надежный». Вражеские мины подожгли баркас «Донбасс». У «Стахановца» взрывом снаряда оторвало котел от фундамента.
В те дни враг сидел на Мамаевом кургане, и Волга легко простреливалась. Таял личный состав шестьдесят второй переправы: все чаще мы получали вести о гибели речников.
В Татьянке обстановка была поспокойнее, но и здесь флот нуждался в ремонте. Машины-«летучки» носились по фронтовым дорогам круглые сутки. Машин не хватало. Подчас не на чем было вовремя подвезти рабочим даже питание. Мы решили обратиться за помощью в штаб фронта.
Нас с парторгом завода принял заместитель командующего войсками по тылу генерал Анисимов. Свежевыбритый, в удивительно опрятной землянке, он выглядел очень домашним и добродушным.
— Ну, как поживаете, «заводчики»?
Я доложил о работе завода, рассказал о наших трудностях и попросил помощи.
— Знаю, что машины нужны войскам, но ведь и мы нужны фронту? — обосновывал я свою просьбу.
Генерал, улыбнувшись, ответил:
— Ладно, пяток машин дам, но глядите, чтобы из-за ремонта флот не стоял: без переправ нам жить нельзя.
С колонной новеньких «зисов» мы вернулись в «Копай-город».
Кончила жить шестьдесят вторая переправа. Вчера под утро снарядами потоплены «Абхазец» и «Пожарский». Флота уже не осталось, а враг и сегодня продолжает «утюжить» берег ненавистной ему переправы. Связь с частями, обороняющими район заводов, поддерживается теперь с Тумака двумя уцелевшими баркасами: «Емельяном Пугачевым» и «Двойкой». Тумак — это большое село, расположенное на Куропатке — протоке, отделенной от Волги длинным лесистым «Голодным островом». От Тумака баркасы идут почти 20 километров Куропаткой, а потом выходят на Волгу. Но здесь и глухою ночью не пройдешь незамеченным. Под обстрелом суда пересекают Волгу, пробираясь к городу.