Мир внутри

Только одна страна оказалась не вовлечена в усобицы и распри – та, которую прежде топтали ногами. Она в одночасье поднялась и до сих пор помогала прочим государствам подняться с колен, вернуться в человеческое обличье. Два главных качества японцев: стойкость, невзирая на все трудности, и безграничная вера в свои силы, – сыграли на руку нации. К ней, точно к лодке в бушующем океане, потянулись остальные.

– Не совсем точный ответ. И у нас остается всего два претендента, между которыми мы и разыграем новенький автомобиль.

А он потянулся к Хитоми. Едва она оказалась среди участников проекта. Их познакомили чуть больше года назад, они сели в гримерке Ивана Ильича, где заговорились до самого позднего вечера, даже не заметив этого. Как не замечали другого: разницы в возрасте, мировоззрении, характерах. Вообще ничего не замечали.

«Сама Машенька так же не решилась дернуть ручку второй раз, уверившись, что и этот замок заперт. Странно, подумалось ей, вроде бы не поздно, но на этаже они остались совершенно одни. Да что на этаже, во всей административной секции отеля, разве что дежурный на входе, если никуда опять не отлучился, он один и мог составить им компанию, которой оба не хотели и не желали, довольствуясь обществом друг друга. Максим первым почувствовал это и, подчиняясь мгновенному импульсу, потянулся к Маше».

– Иван Ильич, – Такахиро подошел совершенно незаметно. Головин поднял взгляд, – хотя бы одна эротическая сцена появится в вашем рассказе? Ведь сейчас такой волнующий момент. Да и рассказ из нашего времени.

– Полагаю, стоит спросить об этом аудиторию, – тут же ответил Иван Ильич. Зал оживился, он всегда любил встревать в повороты сюжета. Вот и теперь зрители стремительно тыкали в кнопки. Как и следовало ожидать, большинство высказалось против. Перемены, если и нужны, то не такие. Чего только не переживала в новейшей истории страна: падение императорской семьи, крушение великих компаний, слом традиционных форм правления, да всех устоев прежнего общества. Куда сильнее, чем во времена установления сегуната или революции Мейдзи. Одна из иероглифических азбук была отброшена, старейшая, что говорить об остальном. В годы смуты переменилось буквально все.

И вот странно, история последних двух веков им известна куда хуже, чем давнопрошедших. Хотя нет, ничего удивительного, ведь именно их, последние два века, так старательно вымалевывали из памяти: сумасшедший двадцатый и безумный двадцать первый. Благо сделать это довольно просто – история под конец свой стала невесома, превратилась в собрание единиц и нулей на жестких дисках серверов. Достаточно сильного шторма на солнце, чтобы потерять большую ее часть.

О ней не больно-то скорбели. А вот век девятнадцатый остался в воспоминаниях золотым, но не мучительной ностальгией, а доброй памятью – ведь ныне, во времена Всеобщего Возрождения, надежда на лучшее будущее сильна, как никогда. Как и в те годы, наверное.

– И нашим победителем становится Чинами Такеда, – женщина поднялась, дернула за собой мужа и устремилась к долгожданному, вымученному авто. Иван Ильич вспомнил, что видел это лицо в студии, женщина несколько раз выходила в финальную часть, но все время чего-то не хватало. Один раз, плача, просила дать ей еще один шанс попробовать, продюсер согласился. Потом еще раз, когда ее стали узнавать, и за нее переживать телезрители. И в итоге добродетель восторжествовала. Наверное, это подхлестнет интерес к передаче, и завтра аудитория вновь увеличится. Конечно, она увеличится в любом случае, даже не за счет Индии, но многие любят смотреть именно развязку. Узнавать все, что происходило за долгую неделю, в последний ее день. А узнав, снова отключиться на две недели, до следующего финала, ровно, выполнив некий долг.

«– Я должна сказать тебе кое-что, – едва слышно прошептала Машенька, оборачиваясь. – Что-то, что должен знать только ты».

У него оставалось еще две минуты на написание, но Иван Ильич выключил клавиатуру, сказав: «всё, закончил».

– И как всегда, на самом интересном месте, – тут же откликнулся Такахиро. – Чем закончится эта драматичная история, уважаемые зрители и мы все узнаем только завтра. Не пропустите финал написания рассказа «Талисман» в воскресной передаче «Литературного марафона»: завтра, ровно в шесть вечера по Тихоокеанскому времени, – и поклонился под долгие аплодисменты.

– Господин Головин поставит точку в своем очередном рассказе, – и хором, в полупоклоне: – Всего вам доброго, до новых встреч!

Эта традиция кланяться, ну еще кухня, иероглифическое письмо, постепенно вытесняемое более удобной латиницей, пожалуй и все, что осталось от прежней Японии. Остальное продают в сувенирных лавках: палочки для еды, расписные веера и ширмы, изречения и картины на рисовой бумаге, бумажные фонарики. Матрешки, само собой. Историки долго еще будут спорить, выискав в обломках прошлого новые артефакты, о назначении их, в соответствии с итогом споров, быть может, снова изменится представление об ушедших веках, как это было, когда выяснилось, что телевещание началось задолго до появления телевизоров в Японии. И тогда участникам программы, желающих получить приз, придется выучивать новые выкладки. И Хитоми будет сыпать новыми данными, рассказывая о том же, но с другой, правильной, на сегодняшний момент, точки зрения.

Наверное, жаль, что абсолютная точка зрения никогда не найдется. Впрочем, жалеть ему можно лишь отвлеченно, ведь он прекрасно вписывался в картину мира, построенную в этой студии. Если она переменится, переменится мода на девятнадцатый век – и куда тогда ему, снова в Хабаровск? Лучше не думать и верить в то, что его марафон, сколь бы ни надоедал он, никогда не закончится. Что бы он ни думал во время его проведения, до и после.

Хитоми ждала его в гримерке. Он задержался, общаясь со зрителями, им всегда интересно общение с последним русским писателем. Ровно его последний раз и видят.

Он почувствовал, как сильно устал. Потому и не ответил на поцелуй Хитоми, ничего не сказал в ответ. Лишь кивнул, услышав об усталости.

– Ничего, завтра последний день. А потом у тебя будет целая неделя. Может быть, – голос чуть дрогнул, – мы проведем хотя бы пару дней вместе?

Всезнайство кончилось, два человека, совсем разных и по возрасту и по положению, и… да по всему разных, снова пытались договориться о том, что им давно и хорошо известно по собственной истории.

– Не знаю, – он покачал головой, не глядя на девушку. – Очень устал. Добраться бы до воскресенья. Выжат, как лимон.

Говорили они всегда на русском.

– Мне бы очень хотелось.

– Наверное, мне тоже, – голосом, не выражающим ничего. И добавил: – Как странно, без суфлера, подкидывающего темы, писать стало невозможно.

– Я заметила. Этот последний рассказ куда слабее предыдущих. Все закончится тем, что парня возьмут живым талисманом для привлечения постояльцев в гостиницу, раз уж он такой везунчик, и все будут счастливы и успешны, я права? – он кивнул. – Ты будто о себе решил написать.

– Когда начал, даже не задумывался. А вышло, что о себе. До некоторой степени, – Хитоми кивнула. Наверное, она права, выходило жалко.

– Раньше ты писал совсем иначе. Тогда, до контракта. Я упросила родителей похлопотать, чтобы встретиться с тобой, я ведь тогда собрала все твои вещи. Мне было очень интересно.

– Ты собирала их, зачем? – и тут же пожалел, что спросил. Он сам отдал ей диск с текстами при встрече. А потом обещал написать стихотворение, когда-то умел и это. Сейчас это обещание кажется забавным.

Хитоми приблизилась и зашептала в ухо:

– Мне нравится. И еще, ты знаешь, мне по душе быть с тобой. И… – она не закончила.

– И мне тоже, ты знаешь, – он кашлянул, – прости. Я слетаю в Хабаровск на эти дни. Попытаюсь немного развеяться, придти в себя, нужен перерыв. Без суфлера работать тяжеловато. Темы сами не придумываются, и все время соскальзываю в написанное раньше…. – он продолжал говорить, не оборачиваясь на Хитоми.