Страница 2 из 9
О последствиях Октябрьской революции: «…будет жид скорпионом бичевать землю русскую, грабить святыни её, закрывать Церкви Божии, казнить лучших людей русских».
О Великой Отечественной войне: «…новый Батый на Западе поднимет руку. Народ промеж огня и пламени. Но от лица земли не истребится, яко довлеет ему молитва умученного царя».
Помимо пророчеств оставил Вещий Авель после себя еще одну «зело престранную» книгу – собственную автобиографию. А странность в том, что назвал он ее «Житие и страдание отца и монаха Авеля». Словом «Житие» принято на Руси описывать жизнеописание святых. И писались они после смерти. А тут вдруг автор, простой черноризец жизнь свою «житием» назвал… Экая дерзость, кажется…
А может быть, и нет!..
До него лишь один человек на Руси дерзнул назвать описание собственной жизни таким словом. И жил он незадолго до монаха Авеля, и было ему имя протопоп Аввакум, мятежник и безумец в Духе. Взбунтовался он против реформ церковных, наперекор всему пошел, жизнью за этот подвиг расплатился…
Может, и не случайно такое совпадение. Не дерзость руководила ими в выборе названия для собственных сочинений, а уверенность в своем предназначении, готовность пройти тернистый путь собственной жизни до самого ужасного ее конца, ибо так СВЫШЕ ИМ БЫЛО ПРЕДОПРЕДЕЛЕНО. И свято они в это верили. И готовы ради этой высшей силы претерпеть многое и самое ужасное.
Родился он в дереве Акулово Алексенской округи Тульской губернии в 1757 году. При рождении был наречен Василием. Родители будущего пророка занимались крестьянским трудом. Крепостными были у князя Д. Л. Нарышкина. Как сам он писал в своем «Житии»: «…В семье хлебопашца и коновала Василия и жены его Ксении родился сын – Василий, один из девятерых детей».
Но по проторенной родительской дороге Василий идти не хотел. Неугомонного сына тянуло к странствиям и к Божьим тайнам. Уже с 10 лет стал он задумываться о том, чтобы покинуть отчий дом, так как «больше у него было внимания о божестве и о божественной судьбе», а не о благах мирских. Не захотел Василий пойти по стопам отца, а все более и более склонялся в душе своей к таинственным «мудрованиям».
По воле отца своего оженили Василия в 17 лет на девице Анастасии. Со временем родилось у него и трое сыновей. Но так как оженили его «против воли», то «для того в своем селении жил мало, а всегда шатался по разным городам».
Тогда же семнадцатилетний Василий обучился грамоте, засел за книжки; но для пропитания освоил и плотническое мастерство.
Через два года бросил Василий свою семью и свою деревню и отправился странствовать в «южныя и западный, а потом в восточный страны», и бродил он так по Руси целых девять лет, исходив ее вдоль и поперек.
Дошел он и до города Херсона, где применял свое плотническое искусство «при строении кораблей». Тогда же и застигла его тяжелая болезнь. Во время болезни Авель горячо молился и в молитве поклялся в том, что «ежели его Богу угодно будет исцелить, то он пойдет вечно ему работать в преподобии и правде, почему он и выздоровел, однако ж и после того работал там еще год». Тогда же, по-видимому, и проснулась в нем тяга к монастырской уединенной жизни. Сам себя в те годы он описывает так: «человек был простой, без всякого научения, и видом угрюмый».
По возвращении в родную деревню стал он просить у своего отца и матери разрешения уйти в монастырь. Родители воспротивились – как же отпустить кормильца? Да ведь и семья, и дети… Кто ж о них-то позаботится? Так и не дали они своего благословения сыну…
Однако Василия это не остановило. Тайно покинул он родную деревню и всех сродников своих. Пешком, кормясь подаянием, добрался он до престольного города Санкт-Петербурга. Там чудом пробился на прием к действительному камергеру Льву Нарышкину, служившему при дворе самого государя обершталмейстером. Нарышкин был его барином, а Василий его крепостным. Уж какими же словами выпросил простой крестьянин себе вольную у своего господина, мы не знаем, однако свободу он все-таки получил.
И тогда ушел он от них тайно в Валаамский монастырь, где и принял постриг с именем Адама, а из него в Валаамскую пустынь. Случилось это по осени 1785 года, когда Василий появился в Валаамском Спасо-Преображенском монастыре. Тогда же и попросил он настоятеля позволить ему пожить в стенах монастыря. Игумен Назарий принял странника приветливо, выделил ему келью. Но не долго прожил в ней Василий. Через год потянуло его к одиночеству и тогда испросил он у игумена разрешения, чтобы отправиться в «пустынь», в «место уединенное». Там поселился он отшельником в скиту с одной лишь целью, как сам свидетельствовал позже: чтобы принять «попустительство искусов великих и превеликих».
Там, в одиночестве, и переживает Авель свой первый мистический опыт, когда какой-то мощный порыв, идущий из самой его глубины, толкает его на совершение странных поступков и действий; когда все его существо как бы поднимается над этим миром и видит другими глазами прошлое и будущее. Состояния такого молитвенного экстаза были достаточно длительными. Подчас целые сутки испытывал Авель мистический транс. В своем житии монах описал свой опыт достаточно подробно, но безжалостная цензура вымарала эти страницы из текста. Поэтому представить точно, какие беспокойные мысли тревожили его разум, какие душевные борения он испытывал, через какие испытания прошел, читателю, конечно, очень трудно. Лишь намек на них сохранился в чудом уцелевшем тексте: смутное упоминание о бесовских искушениях инока-отшельника в Валаамском скиту, где «множество темных духов нападаше нань». И утверждает там же Авель, что преодолел он все соблазны и все, посланное ему. И тогда же случилось с ним божественное чудо, которое окончательно определило его судьбу: «сказа ему безвестная и тайная Господь» о том, что будет впредь всему миру. Тогда будто бы взяли Авеля два неких светлых духа и сказали ему: «Буди ты новый Адам и древний отец Дадамей, и напиши яже видел еси; и скажи яже слышал еси. Но не всем скажи и не всем напиши, а токмо избранным моим и токмо святым моим; тем напиши, которые могут вместить наши словеса и наша наказания. Тем и скажи и напиши. И прочая таковая многая к нему глаголаша».
А в ночь на 1 ноября 1787 года («…в лето от Адама 7295») было ему еще одно «дивное видение и предивное», длившееся «не меньше тридесяти часов». Тогда молвил ему Господь о тайнах будущего: «Господь же… рече к нему, сказывая ему тайная и безвестная, и что будет ему и что будет всему миру». «И от того время отец Авель стал вся познавать и вся разуметь и пророчествовать».
Тогда же, после глубокого душевного потрясения, и проявился у Авеля пророческий дар. Всю оставшуюся жизнь прожил монах в окружении странных голосов и необъяснимых явлений, ставших его постоянными спутниками. Странные голоса передавали ему необычные вести, а он, воли своей не имея, уже, пророчествовал, не задумываясь о собственной дальнейшей участи.
В марте 1796 года на допросе в Тайной экспедиции спросили его, когда же впервые услышал он «глас»?
На что ответил Авель: когда был он в пустыни Валаамской и «во едино время был ему из воздуха глас, яко боговидцу Моисею пророку и якобы изречено ему тако: иди и скажи северной царице Екатерине Алексеевне всю правду, еже аз тебе заповедаю…» И услышал монах слова эти по собственному утверждению в марте 1778 года.
Рассказал он следующее. Будто вознесли его на небо и показали две книги, а он лишь в подробностях пересказал их потом в своих писаниях. Тогда же и стал он слышать «глас» указующий, который повелевал ему сделать или сказать что-то. И стал исполнять Авель все приказания «гласа» всю свою жизнь, несмотря на горести и беды, которые не замедлили себя ждать, и о которых пророк неминуемо знал. Но противиться судьбе своей и «гласу» указующему он попросту не мог.
Как библейский пророк, он слышал голоса и видел картины будущего. Это подтверждает и сам пророк, ссылаясь на библейских персонажей, подобно которым был он «вознесен», и слышал, и видел будущее. И все время тяготела над ним внешняя воля…