Вернуться!

«Пора заканчивать», – остановил он себя: – «Сразу всё не съедим, а хранить всё равно негде». Он с сожалением смотал леску, собрал рыбу и вернулся к Улафу.

В этот день они ели уху, ягоды и пили чай из почерневшего под снегом прошлогоднего брусничного листа. Чувство голода наконец-то ушло, и в теле появилась приятная истома.

После обеда Иван помог Улафу выбраться из избушки и устроил его на солнечной стороне большого камня, лежавшего неподалёку. Понемногу завязался разговор. Сначала преобладали жесты, но потом оказалось, что Улаф немного говорит по-английски, а Иван вспомнил свои неглубокие школьные познания. Вот уж не думал он, что придётся однажды пожалеть, что когда-то обращал так мало внимания на изучение, казалось бы, совсем бесполезного для военного моряка языка. Надо же, когда пригодился! Они определились со временем, и Иван сделал зарубки ножом на небольшой осинке рядом с их временным жилищем. Со времени его падения в море прошло уже четыре дня, после гибели рыбацкого судна два.

«Ну, хорошо, меня могут считать погибшим, но ведь должны искать рыбаков, значит, надежда всё же есть», – размышлял он. Конечно, ему военному моряку-подводнику не очень уместно оказаться в натовской Норвегии, но это всё же было лучше, чем сгинуть безвестно на этом диком острове. Хотя теперь имея леску и крючки, они могли добыть себе пищу, положение их всё же было незавидным. Запасы соли, спичек и другой еды были невелики. Необходимо было постоянно поддерживать огонь, чтобы не остаться однажды без возможности хоть как-то обогреться и поесть горячего. Кроме того, надо было что-то придумать с лодкой, каким-то образом законопатить пробоину.

«А вдруг, повезёт уплыть отсюда, добраться до нейтральных вод и натолкнуться на свой Российский корабль», – мечтал Иван, понимая почти полную абсурдность своих надежд. Но надежда, как известно, умирает последней.

Глава 5

Дни тянулись медленно и монотонно. Утром они вставали, и Иван занимался заготовкой хвороста, рыбалкой, собиранием ягод и приготовлением пищи. Улаф, ноги которого стали понемногу заживать, в основном сидел в домике у очага, поддерживая огонь, и помогал Ивану по мелочам. Он оказался сметливым парнем и потихоньку заделывал щели в избушке, используя прутья, мелкие камешки, собранный у камней прошлогодний мох и даже землю, которую с трудом набирал среди валунов рядом с их жилищем. Иван срубил две небольшие и немного искривлённые осинки, остругал и вырезал из них две палки, с помощью которых Улаф мог теперь передвигаться.

Все попытки Ивана починить лодку, были напрасны. На острове не было ничего подходящего, чтобы заделать течь. По несколько часов в день он проводил на рыбалке или бродил по берегу, с надеждой вглядываясь в морскую даль, но ни судов на горизонте, ни самолётов в небе не появлялось. Крупные суда могли и не проходить вблизи. Вокруг было много мелких островков, а, значит, могло не быть подходящего по глубине фарватера. Оставалось надеяться на случайные небольшие рыбацкие судёнышки или катера. Вот, если бы у них была лодка! Возможно, какие-то обжитые островки или даже суша были не очень далеко. Но отсюда их не было видно, и ждать какую-либо помощь не приходилось.

Надежды на спасение таяли вместе с весенним снегом. А снег тоже заметно таял, не смотря на ночные заморозки и холодные ветры. Но яркое солнце всё дольше задерживалось на небе, день становился всё длиннее и длиннее, а воздух понемногу теплел. Весна медленно завладевала природой, а вместе с ней и душами двоих заросших, одичалых моряков. Всё труднее было гнать от себя одолевавшие мысли о доме, и нестерпимая тоска вгрызалась в сердце.

«Как там Варька? Как сын? Наверное, уже похоронили меня», – Иван представлял себе жену, застывшую от горя, плотно сжимающую зубы и молчаливую, как всегда, в тяжёлый момент. Он никогда не видел, чтобы Варька плакала. В трудные моменты она всегда молчала. Слова не вытянешь. Как будто боялась заплакать, если заговорит.

«Наверное, ходит всё время, в своём чёрном берете и чёрном свитере, сжимает в кулаки руки и молчит», – представлял он себе жену. Она никогда не жаловалась, лишь замыкалась в себе и, совсем почти, переставала разговаривать. Как хотелось ему сейчас обнять её покрепче, погладить по голове и целовать, целовать до бесконечности… Как трудно ей одной, особенно сейчас.

Сын оканчивал школу, проходил медкомиссию, готовился к поступлению в военно-морское училище, как отец, дед, прадед. Дед Ивана служил на флоте во время войны, по призыву. Служил на Чёрном море, погиб при отходе из Севастополя. О нём Иван слышал из немногословных рассказов бабушки. Её воспоминания всегда заканчивались слезами и, потому Иван старался лишний раз не спрашивать про деда.

Отец всю жизнь мечтал служить в подводном флоте, но после окончания мореходки, попал на катера под Новороссийск, где и дослужился до капитана третьего ранга и был списан по здоровью, сначала на берег, а потом и совсем ушёл в отставку. Родом семья была из небольшого районного городка в средней полосе, туда и вернулась. Иван доучивался в местной средней школе в старших классах, мечтая, как и отец, стать моряком и служить на лодках.

В отличие от отца ему повезло. После окончания военно-морского училища он попал на Северный флот, на современный атомоход. А теперь и его сын собирался пойти по стопам отца. В то же училище и только в подводники.

«Не расхочется ли ему становиться моряком? Как сумеет он сдать экзамены после такого потрясения, поможет ли начальство его семье, поддержит ли?» – волновался Иван. На комдива и командира лодки, с которыми он выходил в море, рассчитывать не приходилось. Те будут спасать свои шкуры, открещиваться от своей вины за гибель офицера. Скорее всего, свалят всё на него, Ивана. Но ещё хуже, что никто не видел его тела, а, значит, он будет считаться без вести пропавшим. А для Вари это совсем плохо. Ни жена, ни вдова. Никаких компенсаций или возмещений за мужа. Квартира ведомственная, могут попросить выселиться. Ох и трудно ей придётся теперь. Конечно, есть друзья, они не бросят, помогут, но ни пенсии на него, никаких льгот не получить. Хоть он пока и жив, но не известно, удастся ли ему вернуться домой, и сколько ещё они с Улафом продержатся на этом острове. Тяжёлые мысли одолевали его, и бороться с ними становилось труднее и труднее.

Проходили дни, недели, вот уже и май заканчивался, а в их с Улафом жизни на острове почти ничего не менялось. Ну, разве что, ноги Улафа зажили, и он стал ходить самостоятельно, почти не прибегая к помощи палок. Да ещё совсем закончились их скромные запасы продуктов, и даже брусники на склонах почти не осталось. Они ели одну рыбу. Варили её или вялили на солнце. Снег тоже почти весь растаял, но им повезло найти ручеёк с пресной водой, сбегавший между камней к морю. Из него и брали воду для питья и умывания. В этом же ручейке они полоскали свою одежду, пытаясь хоть как-то содержать себя в чистоте. Они старались как можно больше разговаривать друг с другом, понимая, что так легче справиться с всё чаще охватывающим отчаянием. Мешая русский, английский, норвежский, добавляя жесты и мимику, они умудрялись говорить на разные темы и понимать друг друга. Они пели друг другу песни на родных языках и даже пытались шутить. Бывало, разговор неожиданно прекращался, и каждый замыкался в себе, думая о своём.

Глава 6

Иван постоянно вспоминал жену, начиная с самого первого дня их знакомства, а вернее с того дня, когда он впервые её увидел. А было это на школьном вечере встречи выпускников.

Иван приехал из училища в свои первые зимние каникулы и, конечно, сразу прибежал в свою школу. Ему повезло, в этот же вечер там собирались бывшие ученики на традиционную встречу, а десятиклассники встречали их и готовили концерт. В первый год после окончания школы на этот вечер обычно приходят многие. Ещё свежи воспоминания детства, ещё скучают по своим одноклассникам, ещё хочется поделиться новостями и узнать друг о друге. Всех захлёстывали эмоции, все радовались друг другу, обнимались, жали руки, целовались. Кто-то принёс горячительного, они нашли укромное местечко подальше от актового зала, весело распили бутылочку вина, пустив её по кругу. Иван был в курсантской форме, не хотелось нарушать устав, не смотря на то, что никто не видел и не делал замечаний, поэтому он только сделал вид, что тоже пригубил из бутылки. Ребята и девчата немного захмелели, говорить стали громче и оживлённее. Затем все вернулись в зал, где после концерта устраивали танцы. Стулья были сдвинуты в стороны, заиграл школьный инструментальный ансамбль и вот уже первые пары закружились в медленном вальсе, открывавшем вечер.