Инквизитор. Раубриттер

Лакей незамедлительно подошёл к Агнес и, низко поклонившись, произнёс:

– Добрый господин спрашивает, не желаете ли молодая госпожа присоединиться к его столу, он просит о том с превеликим почтением.

– Что ж, скажи, что мне скучно и я приму его предложение.

Лакей тут же ушёл и доложил о пожелании дамы дородному господину.

Господин сразу встал, подошёл к столу Агнес, снял свой       великолепный берет и, поклонившись, сказал:

– Имя моё Готфрид Викельбраун. Я глава консулата города Шоненбурга, сударыня, если соизволите разделить со мной мой ужин, я буду счастлив.

– А я Вильма фон Резенротт, девица, поместье папеньки моего моё под Фёрнебургом. Я приму ваше приглашение, так как скучно мне очень, а спать идти рано, в карете выспалась.

– Прошу вас, госпожа фон Резенротт. – Дородный господин подал ей руку, чтобы она могла выйти из-за стола. – Я счастлив, что кареты сейчас стали столь удобны, что юные девы могут спать в них на ходу, иначе у меня не было такой очаровательно собеседницы сегодня.

Он проводил её к своему столу и хотел усадить через стол напротив, но Агнес отказалась.

– Сяду рядом с вами, мне так лучше будет.

– Почту то за честь. – Господин Викельбраун совсем не против был, что бы столь юная и благородная особа сидела с ним рядом.

Беседа сложилась у них сразу, член консулата города Шоненбурга велел нести ещё вина, причём самого лучшего, и ещё хорошего сыра, и бараньих котлет, и пирожных слоеных на меду, и кислой воды с лимонами, и конфет из жареного сахара, и всего остального, что так любят молодые госпожи.

Он хотел спросить, откуда она едет и куда, да всё как-то не складывалось, девица больно любопытна была, и просила всё время рассказывать ему о его городе да о делах его, о семье. И так она была мила с ним, что могла и его по руке погладить, и сама ему вина налить, а не ждать лакея. И, кажется, от этой её приязни не спесивой, а ещё и от вина, наверное, стала девица эта ему очень мила. Так мила, что он осмелился и вдруг под столом своей ногой, её ноги коснулся. А она словно и не заметила этого, ноги своей не убрала. И от этого стало его сердце биться сильнее. Он вдруг разволновался, жарко ему стало, берет снял.

А девица смотрела на него и цвела, улыбалась ему. Хоть и волосы у него росли из носа, хоть чесноком и вином от него разило, хоть лицо было всё красно от полнокровия, она улыбалась ему, даже когда он руку её на колено положил. И только когда господин стал ближе к ней продвигаться, так, что это другие люди могли в трактире увидать, она сказала:

– Будет вам, будет, господин Викельбраун.

– Ах, простые меня, старика, это от вина и духоты, – застыдился он. – Но уж больно прекрасна вы, больно молода.

– А вы видели мои чулки? – Спросила она, обворожительно улыбаясь.

– Конечно, но то случайно было. Случайно.

– А поможете мне сегодня снять их, служанки мои ленивы, может, и спать уже легли. – Продолжала улыбаться Агнес.

– Я… Я… А будет ли то пристойно, – заикаясь, говорил мужчина. – Не оскорбительно ли будет?

– А кто же тем оскорбится, мужа у меня нет, или, может, снимать чулки с дев младых для вас в тягость?

– Ах, что же вы… То не в тягость, то честь для меня, я с радостью.

– Или, может, сил у вас нет после дороги?

– Силы я в себе такие чувствую, каких давно таких не чувствовал, – хвалился господин Викельбраун.

Агнес засмеялась:

– Так идите к себе в покои и выгоните слуг, не люблю я, когда слуги меня видят.

– Сию минуту, только за стол расплачусь да вина, воды и конфет в покои прикажу отнести. И ждать вас буду.

Он ушёл, а она ещё посидела немного, девушка ещё не могла понять, как много нужно времени её зелью забвения, чтобы оно действовать начало. Купец, что кожами торговал, так час или более продержался. А этот мужчина был больше. Конечно, она ему и капель больше в вино бросила, но всё равно лучше дождаться, пока он засыпать начнёт, чем с ним в постель ложиться.

Выждав время и выпив кислой воды, девица встала и пошла наверх. Там нашла нужную комнату, приоткрыла дверь:

– Господин Викельбраун.

Тихо, никто не ответил.

– Госопдин Викельбраун.

Тишина. Тогда Агнес вошла в покои и закрыла за собой дверь на ключ. Прошла в спальню и увидала его. Он сидел на краю кровати, сняв одну туфлю. Берет валялся тут же на кровати. Сам он спал, свесив большую, седую голову на грудь.

Агнес толкнула его, а он не упал. Пришлось толкнуть ещё раз прежде, чем мужчина завалился на кровать.

Кошель его был тяжёл и полон. Девушка очень надеялась найти там золото, но не нашла. Зато талеров там было во множестве. А перстни у него и распятия на шее были золотые, их она тоже сняла с него. Заодно нашла ключ и обыскала сундук. В сундуке ничего нужного не было. Хотела перья с берета отрывать, они ей сразу понравились, да уж больно крепко пришиты были, только поломала их и всё. После этого вышла из покоев господина Викельбрауна и заперла их на ключ.

Пришла в свои покои и нашла там Уту:

– Найди Игнатия, скажи, что бы карета была готова до зари, как только отопрут ворота, чтобы мы выехали из них без задержки.

Не раздеваясь, она повалилась на кровать. Закрыла глаза. У её было несколько часов до рассвета. Она устала, ей хотелось отдохнуть. Но здесь, где совсем недалеко спал человек, которого она обобрала, это было невозможно. Она знала, что сможет хорошо поспать только тогда, когда покинет этот город.

Глава 12

Приехали в Мален уже после обеда, пока постоялый двор нашли, пока разместились, пока поели, дело уже к вечеру пошло. Но тянуть не стали, поехали ко двору епископа. А епископ их принял сразу, звал к ужину, но ни Волков, ни брат Семион не голодны были, стали отказываться и говорить, что недосуг им, что по делу приехали. Епископ брата Семиона отправил к своему казначею, а сам усадил кавалер в кресло и стал говорить с ним, пока секретарь выписывал вексель. И весь разговор его сводился к одному – говорил он о том, что хорошо защищён тот, кто служит Господу и Матери церкви.

Понимал кавалер, куда клонит чёртов поп, кивал, соглашаясь. А сам думал и думал о власти, о герцоге. О том, каково жить герцогу в своей земле, если тут же, в твоей зкмле, живут люди, что твою власть оспаривают, в дела твои вмешиваются и волю твою попирают, а сделать с ними ты ничего не можешь. Ну что мог герцог сделать этому престарелому епископу? Да ничего. А вот ему, Волкову, очень даже мог голову отрубить или в острог закинуть на годы. А поп и дальше тут сидеть будет, других храбрецов искать, пока Господь его не призовёт.

– А говорил ли наш граф с вами, сын мой? – Вдруг сменил тему епископ.

– Молодой граф предложил мне породниться через сестру свою, Элеонору Августу. – Сразу догадался, к чему ведёт епископ, Волков.

– И что же вы думаете? – Заинтересовался старик.

– Просил две недели на принятие решения.

– О чём же вы думаете, сын мой? – Кажется, искренне удивлялся поп. – Вы рода незнатного, а невеста ваша знаменитой фамилии.

Она из Маленов, Малены – курфюрсты, их фамилия среди тех, кто избирает императора. Иметь такую жену вам всё равно, что городу иметь крепостную стену.

– Вы правы, вы правы, святой отец. – Отвечал Волков.

– Так не медлите, – говорил епископ. – К чему эта медлительность, берите её к себе. Девица она бойкая, вам хорошей опорой будет.

И Волкову этот разговор не нравился, кажется, поп хотел, что бы кавалер дал ему слово, что жениться на Элеоноре. А ему почему-то не хотелось этого делать. Он и сам не понимал, чему упрямится.

Но… Но упрямился. Уж ли не из-за беззубой ли крестьянской девки? Неужели из-за распутной и своенравной красавицы?

Слава Богу, тут пришёл брат Семион с большим и тяжёлым мешком. Серебро! Лицо монаха выражало удивительное смирение. Его вид так и кричал: «То не мне мзда, то Господу».

А тут и секретарь закончил с векселем. Он только подал бумагу под перстень епископа, тот сделал оттиск, а потом передал её монаху. Брат Семион взял документ с тем же смирением и вдруг спросил: