Страница 2 из 6
Не «Т-34», быстро подсказал инстинкт. Не старенький «КВ». Не «ИС». Конечно, и не коротышка-«БК». А что-то совершенно не похожее на знакомые силуэты советских танков.
Что-то чужое, хищное, совершенно незнакомое и очень большое, плывущее в тумане подобно боевому кораблю. Высокий ромбовидный корпус, напоминающий архаичные обводы первых танков, на нем — огромная, как скала, башня. Черты совершенно непривычные. Какие-то зловещие, жуткие, гипертрофированные. Как танк, вышедший не с заводского конвейера, а со страницы какого-нибудь страшного фантастического романа про буржуазные войны. Иллюстратор которого изобразил танк так, как видел его в своих ночных кошмарах: бронированная непропорциональная туша, башня гидроцефала, угловатые гусеницы…
«Экая махина… — присвистнул кто-то невидимый, пока лейтенант Шевченко заворожено глядел на выпирающего из тумана зверя, — И как она по грунту идет на таких узких гусеницах?..»
«Пантера»? Нет, «Пантера» куда меньше. «Тигр» формы другой, квадратный, как рубанком обтесан… А это… Мать честная, неужели «Тигр Королевский»?.. Лейтенант Шевченко ощутил, как изнутри все тело ошпарило соленым потом.
Это было ночным кошмаром, который вдруг выполз в реальный мир, и теперь неторопливо двигался встречным курсом на шевченковский «ИС». Не просто двигался, пер, не различая дороги, мрачный стальной осколок неизведанного, но очень неприятного мира. Лейтенант Шевченко увидел щербатую серую броню, заклепки, глазки бойниц и тысячи тех мелких деталей, которых не разглядишь издалека, но которые царапают сердце, стоит лишь оказаться вблизи.
Ствол — толстый, недлинный, как у мортиры. Из неуклюжего корпуса выпирает пониже еще один, подлиннее и поменьше. Кажется, и в спонсонах, нарывами вздувшихся на боках стального чудовища, что-то топорщится… Не танк, а передвижная крепость тонн на семьдесят. И сейчас все эти семьдесят тонн медленно и зловеще перли прямо на лейтенанта Шевченко, скрипя узкими гусеницами и громко пыхтя мотором…
Сейчас «Тигр Королевский» навалится на «ИС», как бульдозер на шаткий сарай, завизжит сминаемая сталь, тонко захрипит раздавленный мехвод…
Потом наваждение пропало, сменившись привычным ощущением боя. Кто-то в их роте называл его горячкой, но лейтенант Шевченко внутренне не был согласен с таким определением. В горячке действуешь импульсивно, не рассчитывая сил, не оглядываясь, обращая в удары всю ненависть, слепо — как в сельской драке.
Сам он в момент боя делался другим — осторожным, молчаливым, скованным, но в то же время — резким, как ядовитая змея. И мысли в голове мелькали короткие, скользкие, холодные, как змеиные хвосты.
— Вперед, Михась! — рявкнул он, ударив мехвода в левое плечо, — Вытаскивай! Влево тяни! Курок, огонь! Огонь! Под башню сади!
«ИС» взревел двигателем и ушел влево, неожиданно проворно для большой стальной туши, только завибрировал тяжелый корпус да окуляры больно ткнулись в переносицу. Вражеский танк, мгновенье назад нависавший над ними, вдруг оказался где-то правее — его неуклюжее изломанное тело не сумело среагировать так же быстро. А в следующее мгновенье пушка «ИС» а выдохнула из себя испепеляющий огонь, и весь корпус содрогнулся от этого выстрела, а в ушах тонко, по-комариному, зазвенело, несмотря на шлемофон…
— Попал! — радостно крикнул Курченко, и так у него по-мальчишечьи это получилось, что лейтенант Шевченко улыбнулся. А может, это просто судорогой исказило губы…
Кто ж с десяти метров, в упор, не попадет?..
В узкий прямоугольник триплекса не было видно деталей, но лейтенант Шевченко был уверен, что лобовая броня фашиста выдержала выстрел, окутавшись пучком тусклых и желтоватых, как прошлогодняя трава, искр. Еще бы, вон лоб какой… Такого в лоб не возьмешь, пожалуй. Ну ничего, мы на «Тиграх» привычные…
— Доворачивай, Михась! Танцуй! Не стоять! Бронебойный!..
Послушный сильным и в то же время мягким рукам Михальчук, «ИС» плавно потянул вперед, разминувшись с фашистом и довольно ворча. В боевом отделении стоял сильнейший запах сгоревшего тола, горький и кислый одновременно, но сейчас он казался почти приятен. Лацин уже тащил из боеукладки следующий снаряд.
Еще пять секунд. Четыре. Две…
— К стрельбе готов!
— В бок ему! В бок лепи!
Грузный «Тигр Королевский» попытался развернуться, его огромная башня поплыла в сторону, разворачивая жуткого вида мортиру, но лейтенант Шевченко знал, что успеет первым. Так и вышло.
БДУМММ!
Пуд стали ударил прямо в высокий бок фашиста, и сила удара была такова, что, казалось, тот сейчас перевернется… Или раскроется по шву, обнажая уязвимые потроха, трубопроводы и сорванные пласты бортовой брони.
Не перевернулся. И не рассыпался. Напротив, зло рыкнул, крутя башней в поисках обидчика. На боку чернел след сродни оспяному, только и всего.
— Уводи нас, Михась! Вперед пошел! Впе…
Огромный темный глаз вражеского дула уставился на «ИС» — невероятно быстрые электроприводы у этого уродца! — и лейтенант Шевченко вдруг понял, что сейчас его не станет. Ни его, ни экипажа, ни танка. А будет лишь ком мятой дымящейся стали посреди затянутого туманом поля.
Михальчук скрипнул зубами и налег на рычаги. Как борец, бросающийся из последних сил на противника. Швырнул танк вперед, и где-то под днищем башни заскрипело, как если бы верный «Иосиф Сталин» запротестовал, чувствуя предел своих возможностей…
Кажется, истинный предел его сил располагался на волос дальше того, где видел его лейтенант Шевченко.
Или на полволоса.
В голове у лейтенанта Шевченко что-то, оглушительно хлюпнув, лопнуло, и окружающий мир сжался до размеров поместившейся где-то в затылке ледяной точки. Точка эта быстро пульсировала, и вокруг нее вилась лишь одна мысль, совершенно бессмысленная и какая-то отстраненная — «Это как же так получилось?..».
Потом, совершенно без предупреждения, мир вернулся на свое прежнее место. Или это лейтенант Шевченко вернулся на свое место в этом мире. Он был сдавлен в раскаленной скорлупе, вокруг звенело, шипело, трещало и ухало, локти и колени натыкались на больно клюющие острые углы каких-то предметов, а еще кто-то хлестал его по щекам.
— …рищ … ант!
Он открыл глаза и увидел Курченко, чумазого, как трубочист, сверкающего глазами.
— Товарищ лейтенант!
Тогда он вспомнил, где находится. И удивился тому, что голова, хоть и немилосердно звенящая, все еще как будто торчит на плечах.
— Фугасом фриц зарядил! — Курченко засмеялся, увидев, что командир приходит в себя. Ну и выдержка у этого парня, — В башню нам треснул! Лишь задел! Живы!
Значит, в последний момент Михальчук успел отвести «ИС» на те сантиметры, что спасли им всем жизнь. Вражеский снаряд лопнул на башне, каким-то чудом не сорвав ее с погона и даже не заклинив.
Вот товарищ политрук Мальцев говорит, что чудес в мире не бывает, и все это — мракобесие и серость. А выходит, что иногда все-таки есть…
— Лацин! Заряжай! Бронебойным! — крикнул лейтенант Шевченко, насколько хватало легких. Легкие были, казалось, забиты едким сладковатым порошком. Но заряжающий и так прекрасно его слышал.
Фашистский танк торопливо разворачивался, его пушка неотрывно следовала за «ИС» ом. Он отчаянно работал своими узкими гусеницами, стараясь повернуться так, чтоб оказаться к своему более подвижному противнику носом, из которого торчала еще одна пушка. Этого маневра лейтенант Шевченко разрешать ему не собирался. Он знал, что «ИС» у и так безмерно повезло. Он уже использовал преимущество своей маневренности, но он был слишком грузен для того, чтобы ползать вокруг серого гиганта подобно муравью вокруг неповоротливого жука. Еще секунд двадцать, тридцать, и следующий выстрел фрица окажется роковым. Ударит «ИС» в бок, разорвав одним ударом пополам, как старую флягу…
Два танка танцевали в клочьях тумана, два огромных стальных тела, опаленных огнем, двигались в жутковатом танце с грациозностью больших и сильных механизмов. Величественное, страшное зрелище.