Эгида Х

Профессор достал из стола коммуникатор, покрутил панель задач и удовлетворённо хмыкнул.

– Сегодняшний код – 13258, – повторил он цифры вслух и добавил. – Совершенно не понимаю, зачем это всё. Усиления безопасности, так от кого? Кого боится внутренний комитет? Не обращайте на меня внимания, Семён, у вас транспорт. Возьмите вот, это ваша оплата на сегодня.

Профессор снова покрутил панель задач на устройстве, ввел цифры и визор Семёна блымкнул, принимая сообщение о кредитах, зачисленных на счёт. Он мельком заглянул на сообщение и обомлел. Тысяча кредитов. Это ему почти полгода пришлось бы пахать на ферме, или откапывать реликвии прошлого из песка.

– Андрей Афанасьевич, это слишком много… – начал было он, но профессор махнул рукой, прерывая любую попытку сопротивления. Семён увидел, как мужчина погружается в записи, переставая замечать всё вокруг, спорить сейчас с ним было совершенно бесполезно. Визор снова резко зажужжал, предупреждая о скором прибытии транспорта на станцию. У него оставалось ещё десять минут на то, чтобы уехать со своей платформы.

Когда он прибежал на станцию, уже собралось достаточно людей. Вагонетка должна была появиться через восемь минут, и он от нечего делать стал в миллионный раз изучать тоннель перед собой. Андрей Афанасьевич говорил, что много лет назад, у древних предков, было такое явление научной мысли, как метро. Подземная цепь коммуникаций, соединенная тоннелями, по которой ездили поезда, пережиток прошлого, и такая нелепица.

Люди спускались под землю каждый божий день, чтобы добраться до работы и вернуться с неё. Вот ведь, дураки. Нужно было бы наслаждаться каждой минутой на свежем воздухе, солнцем, которое не обжигало до смерти, а ласково гладило по коже. Эх, ему бы то время застать. У него дома был древний плакат в вакуумной оболочке. Фотография какого – то парка, парка в эпохе без войны. Он отогнал мрачные мысли о состоянии мира сейчас, когда можно о таком только мечтать.

– Семён! Искатель! – крикнул кто-то из толпы и помахал рукой. – Иди к нам!

Научный сотрудник покрутил головой и увидел аспирантов из Лаборатории – 11. Они занимались проектом возрождения Земли, поэтому у них было привилегированное положение в обществе. Начинали они все учиться одинаково, но сейчас были разбиты по разным отделам. Клички даже дали друг другу, успели по долгу службы. Аспиранты из Лаборатории-11 носили название Ботаников, его называли Искателем по долгу службы. Был парень, которого называли Гробокопателем, но это уже была совсем грустная история.

Семён наконец увидел того, кто ему махал рукой. Это был круглолицый смешливый парень, вечный зубоскал и один из самых талантливых людей на этой станции. Себя Семён относил к рангу пониже, потому что работал с артефактами из прошлого, а тот, он занимался насущным, делом, которое должно было бы помочь людям жить на поверхности.

– Привет, Джозеф, – он подошёл ближе и поздоровался. – Как продвигаются исследования?

– Как, как. Успешно. Такие успехи тебе и не снились, – тот с нарочито напыщенным видом начал произносить эту речь, но в середине сдулся и рассмеялся. – Ну ты же знаешь, Семён. Растения устойчивые синтезируем, чтоб пустыню задержать, пытаемся на основе вашего материала воссоздавать животных. У нас пять экспериментальных зон за пределами комплексов с разными условиями и добровольцами.

– Ого! – заинтересовался Семён. – Ты не рассказывал.

– Да в последнее время работы навалилось, – вздохнул Джозеф. – Я даже не знаю, когда буду спокойно спать. Ты сам как?

Семён ощутил лёгкое беспокойство. С одной стороны, Джозефа он знал давно, и ему нужно было бы поделиться с кем-нибудь соображениями о находке последнего Х. С другой – давление правления Консилиума. Каждая находка в Лаборатории-12 и в аналогичных ей 18, 25, 30 была тайной, тайной, которую раскрывали в нужное время и в нужном месте. Но сегодня они среди хлама нашли нечто. Нечто серьёзное, как ему казалось, и Семён имел право поделиться с человеком, который был ему почти другом.

– Хорошо, – Семён подумал и добавил. – Заходи часов в семь ко мне, поболтаем.

– Договорились! – толстяк хлопнул его по плечу и добавил шёпотом. – Мы тут такую штуку с ребятами синтезировали, обязательно принесу попробовать.

– Сектор четыре, лаборатории с десятой по двадцатую приготовиться к быстрой посадке, – прогремел голос из динамиков. – Соблюдайте меры предосторожности, пассажиры с высадкой перед шлюзом пройдите в последний транспортный модуль.

– Наша посадка, пойдем, Джозеф, – Семён схватил аспиранта за рукав костюма. – Задавят сейчас. Конец недели, все как будто сума посходили.

– Меня раздавишь, – с ехидством произнёс толстяк, на ходу критично взглянув на себя. – Хотел бы я посмотреть на того, у кого получится.

К платформе, шипя тормозами, приближалась железная конструкция, похожая на древнюю машину из метро. Правда она была предназначена не для путешествий под землёй, а над поверхностью заражённой и бесплодной земли, поэтому конструкция из древних времён обросла множеством модификаций. Единственное, чего не хватало в обеспечении машины – это кислородного запаса, поэтому приходилось путешествовать со стационарными механизмами защиты. Семён расслабился и задремал. Его спутник рядом что – то рассказывал, но на юношу из Лаборатории-12 уже напала дрёма.

Глава вторая. Сомнения и страх.

Смотри. В небе большая светлая луна. О чём она говорит. О том, что настала ночь и солнце, нещадно сжигавшее всё живое, что ещё не адаптировалось к его излучению, уже ушло с горизонта. Плутоний, профессор говорил про чистый плутоний, про то, что натворили предки. Луна, какая луна, день же!

– Семён, очнись, шлюз! – кто-то потряс аспиранта за плечо и тот с непониманием осмотрелся вокруг. Шлюз, какой шлюз? Точно! Угораздило же его оказаться в дурацком положении.

– Спасибо, мистер Тобиас, – Семён быстро надел шлем и пощелкал по датчикам, те иногда барахлили и показывали всё, что угодно, но не уровень кислорода, затем надел “Consilium gloves”, стандартный набор перчаток к костюму.

Те прильнули к манжетам и затянулись без проблем. Снаряжение у аспиранта было старым, но профессор поспособствовал, чтобы ему дали лучшее, что было на тот момент. Военный комитет, для него работали все службы разом, чтобы должным образом можно было служить и защищать простых людей от опасностей нападения. Интересно вот только было, от кого. Фанатики с нижних уровней появились, потому что людей разбили на касты, и уж точно недовольство их сдерживать нужно было не оружием полуавтоматического типа.

Тобиас Зорго был водителем данного механизма всю свою жизнь. Не раз они с Семёном встречались на приёме в разных секторах. Водитель – очень старый и весьма добродушный человек, немного рассеянный, но с этой работой справлялся лучше любого другого. Да и если честно не было особенно желающих идти работать на подвесной монорельс. Боялись, что радиация и отрава в воздухе превратит любого проводника в больную развалину, несмотря на любую химическую защиту.

Аспирант вернулся мыслями к профессору. Иногда Семёну казалось, что он очень важен для Андрея Афанасьевича. Из всех аспирантов, с которыми профессор общался, остался только он один. Из десятка положенных лаборатории младших научных сотрудников, Андрей Афанасьевич оставил только его одного – Семёна, у него были большие планы на молодого человека. Сам профессор был уже почтенного возраста и пытался всеми силами вырастить себе достойную замену.

Зашипели, образуя герметичную связку, оконные механизмы поезда, и те сдвинулись, плотно прилегая к оконным проемам, не давая воздуху извне попасть вовнутрь. Дальше, уже в шлюзе, началась обработка самой каретки защитным покрытием. Здесь рельсы под машиной заканчивались, и дальше поезд с вагонами двигался по мощной железной шпале, к которой был подвешен сверху. Потом раздался звук сирены и створки шлюза уже с другой стороны начали открываться, открывая их транспорт заражённым пустошам.